KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Карсон Маккаллерс - Отражения в золотом глазу

Карсон Маккаллерс - Отражения в золотом глазу

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Карсон Маккаллерс, "Отражения в золотом глазу" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— А ты про потоп, про Ноя и его ковчег помнишь?

— А это тут при чем? — спросила Ф. Джэсмин.

— А как Ной брал с собой зверей?

— Да замолчи же ты!

— По паре, — продолжала Беренис. — Ной взял всякой твари по паре.

Весь этот спор с начала и до конца был только о свадьбе. Беренис отказывалась понимать ход мыслей Ф. Джэсмин. С самого начала она словно хотела схватить ее за воротник, как закон хватает злодеев на месте преступления, и снова водворить туда, откуда она вырвалась, — в печальное сумасшедшее лето, которое Ф. Джэсмин казалось бесконечно далеким. Но Ф. Джэсмин была упряма и не поддавалась. Беренис старательно выискивала слабые места во всех ее доводах и с первого слова до последнего делала все для того, чтобы перечеркнуть свадьбу. Но Ф. Джэсмин не желала это допустить.

— Вот посмотри, — сказала Ф. Джэсмин и взяла в руки розовое кисейное платье, которое только что сняла. — Помнишь, когда я только купила это платье, у него был плиссированный воротник, а ты все время гладила его так, будто он гофрированный. Придется нам сейчас заново загладить все складочки.

— А кто этим будет заниматься? — спросила Беренис. Она взяла платье и рассматривала воротничок. — У меня и так забот хватает.

— Но это нужно перегладить, — настаивала Ф. Джэсмин, — ведь воротник должен быть плиссированным. И кроме того, может быть, платье мне понадобится сегодня вечером, если я кое-куда пойду.

— Это куда же? — спросила Беренис. — Может, ты наконец хоть теперь ответишь, где ты была все утро?

Ф. Джэсмин знала, что так и будет — Беренис ничего не хотела понимать. А поскольку это больше касалось чувств, чем слов или фактов, объяснить что-нибудь было трудно. Когда она начала рассказывать про ощущение одиночества, Беренис воззрилась на нее непонимающе, а когда Ф. Джэсмин рассказала про «Синюю луну» и многих людей, которых она повстречала, широкие плоские ноздри Беренис раздулись, и она покачала головой. Ф. Джэсмин ничего не сказала про солдата; хотя она несколько раз пробовала заговорить о нем, что-то ее удерживало.

Когда девочка закончила, Беренис сказала:

— Фрэнки, честное слово, мне кажется, что ты сошла с ума. Разгуливаешь по всему городу и рассказываешь совершенно незнакомым людям свои сказки. Ты же прекрасно знаешь, что все это одни глупости.

— Вот сама увидишь, — сказала Ф. Джэсмин, — они возьмут меня с собой.

— А если нет?

Ф. Джэсмин подняла картонную коробку с серебряными туфельками и коробку с платьем для свадьбы, завернутую в бумагу.

— Здесь мой свадебный туалет. Я тебе его потом покажу.

— А если нет?

Ф. Джэсмин уже начала подниматься по лестнице, но остановилась и повернулась в сторону кухни. В комнате стояла тишина.

— Если нет, я убью себя, — ответила она. — Но они меня возьмут с собой.

— Как ты себя убьешь? — спросила Беренис.

— Выстрелю себе в висок из пистолета.

— Из какого это пистолета?

— Из пистолета, который папа держит в правом ящике стола под носовыми платками, рядом с фотографией мамы.

Минуту Беренис молчала, и по ее лицу нельзя было догадаться, о чем она думает.

— Ты помнишь, что мистер Адамс запретил тебе трогать пистолет? А сейчас иди к себе. Обед скоро будет готов.

Обед начался поздно, этот их последний обед втроем на кухне. По субботам они обедали, когда им хотелось, и на этот раз они сели за стол в четыре часа, когда пыльные лучи августовского солнца уже косо ложились на двор. В эти часы солнечные лучи расчерчивали задний двор так, что он походил на решетку странной яркой тюрьмы. Два фиговых дерева стояли зеленые и плоские, пронизанные солнцем, беседка отбрасывала густую тень. Во второй половине дня солнце не попадало в окно задней стороны дома, и на кухне все было серым. Они начали обедать в четыре и сидели за столом, пока не начало смеркаться. К обеду была грудинка, запеченная с горошком и рисом. Разговор зашел о любви. Ф. Джэсмин никогда еще не приходилось обсуждать этот предмет — во-первых, раньше она в любовь не верила и не писала о ней в своих пьесах. Но в этот день, когда Беренис завела этот разговор, Ф. Джэсмин тихо жевала горошек с рисом и слушала.

— Чего я только не видела и не слышала! — говорила Беренис. — Иной раз мужчины влюбляются в таких безобразных девушек, что просто диву даешься: ослепли они, что ли? Видала я такие чудные свадьбы, что никто бы не поверил, если рассказать про них. Был один парень с таким обожженным лицом, что…

— Кто? — спросил Джон Генри.

Беренис умолкла и занялась едой. Ф. Джэсмин сидела, положив локти на стол и упершись босыми пятками в перекладину стула. Она сидела напротив Беренис, а Джон Генри — лицом к окну. Ф. Джэсмин обожала запеченную грудинку. Она всегда говорила, чтобы, когда она умрет и ее положат в гроб, ей к носу поднесли бы тарелку с рисом и горошком — проверить, умерла она или нет. Если в ней останется хоть искра жизни, она сразу сядет в гробу и начнет есть; но если ее не сможет поднять даже запах этого блюда, так пусть спокойно забивают крышку гроба — значит, она действительно умерла. На этот раз Беренис для проверки выбрала для нее кусок жареной форели, а Джону Генри дала шоколадную помадку с орехами. И хотя Фрэнки говорила, что любит запеченную грудинку больше всех, однако другие тоже ее любили, и в этот день все трое обедали с большим удовольствием; они ели грудинку, кукурузный хлеб и печеный картофель, запивали их молоком и разговаривали.

— Да-а, чего только не довелось мне повидать, — изрекла Беренис, — а такого не встречала и слыхом не слыхала. Нет, такого не встречала никогда.

Беренис замолчала и покачивала головой, ожидая, что они начнут ее расспрашивать. Ф. Джэсмин не произнесла ни слова, но Джон Генри поднял любопытное личико и спросил:

— Что же это, Беренис?

— А то, — объявила Беренис, — чтоб кто-нибудь влюбился в свадьбу. Я всякого насмотрелась, но про такое не слыхала.

Ф. Джэсмин пробурчала что-то невнятное.

— Так вот, подумала я как следует, и вот что мне пришло в голову. Тебе уже пора подумать о кавалере.

— О чем?

— Я говорю, — повторила Беренис, — подумать о кавалере. О симпатичном белом мальчике — кавалере.

Ф. Джэсмин положила вилку на стол и замерла, повернув голову в сторону.

— Мне не нужен никакой кавалер. К чему он мне?

— Как — к чему, глупышка? — удивилась Беренис. — Для начала пусть он водит тебя в кино.

Ф. Джэсмин перебросила волосы сзади на лоб и провела пятками по перекладине стула.

— Теперь ты не должна быть такой грубой, жадной и неуклюжей, — продолжала Беренис. — Тебе нужно следить за собой и носить платья. И разговаривать нежно и лукаво.

— Я больше не грублю и не жадничаю, — тихо ответила Ф. Джэсмин.

— Ну и хорошо, — сказала Беренис, — остается только найти кавалера.

Ф. Джэсмин захотелось рассказать Беренис про солдата, про гостиницу и про то, как солдат пригласил ее вечером на свидание. Но что-то удерживало ее, и она продолжала, стараясь хоть в намеке открыться Беренис.

— Какого кавалера? Кого-нибудь вроде… — Ф. Джэсмин замолчала, потому что в этот последний день на кухне солдат казался ей чем-то ненастоящим.

— Ну, тут уж я тебе советовать не могу, — сказала Беренис, — тебе самой нужно выбрать.

— Кто-нибудь вроде солдата, который мог бы пригласить меня на танцы в «Веселую минутку»? — Она не смотрела на Беренис.

— Кто говорит о солдатах и танцах? Речь идет о хорошеньком белом мальчике твоего возраста, таком, как малыш Барни.

— Барни Маккин?

— Ну конечно, для начала он бы подошел. Ты могла бы гулять с ним, а потом встретила бы кого-нибудь другого. Для начала и он сойдет.

— Этот паршивый, грязный Барни!

В гараже тогда было темно, сквозь щели в закрытой двери проникали тонкие солнечные лучи, и пахло пылью. Но Ф. Джэсмин не хотелось вспоминать о происшедшем там. Она взяла себя в руки и начала перемешивать на тарелке горошек и рис.

— Другой такой сумасшедшей, как ты, в городе не найти.

— Сумасшедшие всегда называют сумасшедшими здоровых.

Они продолжали есть, а Джон Генри перестал. Ф. Джэсмин отрезала себе хлеб и мазала его маслом, мешала рис с горошком и пила молоко. Беренис ела неторопливо, нарезая грудинку тонкими кусочками. Джон Генри переводил взгляд с одной на другую; наслушавшись рассуждений кухарки, он перестал есть и задумался. А потом спросил:

— А много их в тебя влюблялось?

— Много? — воскликнула Беренис. — Да столько, сколько волос у меня в косичках. Ведь я же Беренис Сэйди Браун!

И Беренис заговорила. Когда она начинала разговор на важную тему, слова лились нескончаемым потоком, и ее голос становился напевным. В сером воздухе кухни в эти дневные летние часы ее голос звучал как тихая золотая музыка, и можно было слушать золотую мелодию, а не следить за словами. В ушах Ф. Джэсмин звучали и переливались протяжные ноты, но они не несли в себе смысла, не разделялись на фразы. Ф. Джэсмин сидела, слушала и иногда принималась обдумывать то, что всю жизнь казалось ей таким странным: Беренис всегда говорила о себе так, как будто она была очень красивой. Пожалуй, тут Беренис утрачивала способность рассуждать здраво. Ф. Джэсмин слушала звучание голоса и разглядывала Беренис через стол: темное лицо с нелепым голубым глазом, одиннадцать напомаженных косичек, словно шапка прикрывавших голову, широкий плоский нос, который шевелился, когда Беренис говорила. Беренис была какой угодно, но уж во всяком случае не красивой. Ф. Джэсмин почувствовала, что ей следует дать Беренис совет, и в первую же паузу она вставила:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*