ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН
– Можешь удалиться, Чсаки, – сказала входя прекрасная армянка, прежде чем протянуть руку гостю.
Чсаки, скрипя начищенными гетрами, вышел с достоинством из комнаты.
Калантан бросилась в обятие любовника и страстно вся прижалась к нему. Он сильно обнял ее, так что по всему телу пробежала горячая волна. Она вся откинулась назад.
На ней не было ничего, кроме греческого пеплума, застегнутого на плече зеленой камеей: голые ноги, голые руки, распущенные волосы скромно стянуты лентой, как у маленькой девочки.
Отравленная болезненной и искусственной любовью, она хотела в чистой любви подняться до простоты мифологических времен и для этого избрала платье эллинок.
До последяего времени Калантан имела любовников, которые довольно странно понимали любовь. Она отдавалась под влиеяием морфина или музыки; она ложилась в гроб или искала чего-то особенного
98
для нервов и мозга, но чем больше предавалась искусственной любви, тем более удалялась от истинного наслаждения.
Накониц Тито, Тито, которого она узнала в одну из ночей с «белыми мессами», которые славились на весь Париж, принес ей юношескую чистоту, как редчайший дар природы.
Тито, молодой кокаинист, которому кокаин давал какую-то особенную веселость.
– Еще не поздно! – говорила ему Калантан.- Я знаю этот ужаснейший порошок, убивающий нас. Ты не дошел еще до состояния меланхолии и душевного угнетения. Ты еще смеешься, когда нанюхаешься этого порошку: это то состояние, когда кокаинисты все равно, что дети.
Она говорила с ним, как с ребенком. Но они были одних лет.
Чсаки накрыл маленький столик и поставил между влюбленными, но так как столик этот был чрезвычайно мал, то парочка без всякой помехи могла целоваться.
– Чсаки! – просто сказала хозяйка дома и тот принес серебряное блюдо, на котором красовались большие ломти розоватой рыбы.
В обыкновенном графине искрилось шампанское: подавать его в бутылке, значило бы как бы афишировать и выставлять на вид стоимость напитка, который в данном случае был явлением обыкновенным.
Сиамский кот подошел и стал тереться около ног Тито.
Калантан протянула над столом голую руку и нежно погладила волосы Тито, а затем взящиые пальцы ее скользиули по бледной щеке влюбленного. Ласка ее была до того нежной, что напоминала скорее прикосновееие фантома.
С тех пор, как красавица-армянка влюбилась в Тито, у нее пропало всякое желание видеть
99
кого-бы то ни было из прежних друзей. Траур по мужу являлся прекрасным предлогом для изолированной жизни. Теперь прекратились все оргии, опьяняющее действие ядов и музыка Стравинского, увлечение бабочками с берегов Амазонки. Она любила чистой любовью и ею только дышала.
Она отдавалась Тито, не прибегая ни к дурманящим духам или втираниям, ни отравляя тело какими либо другими средствами, а такой, какой выходила из ванны.
Калантан!
Опьяняющее и нежное имя, как тот легкий зефир, который ласкает вершины гор Кавказа.
После ликеров и кофе Чсаки больше не возвращался и влюбленные остались одни.
Около одной из стен уютной комнаты стояла тахта, на которых так любят проводнть время восточные женщины.
– И они совершевно правы! – сказал Тито, следуя за Калантан, которая удобно устроилась на ней между двумя подушками. – К чему все наше беспокойство? Мы, как дети, которым доставляет удовольствие втаскивать на гору санки, чтобы потом скатиться вниз. Ты говоришь, что я веду опасную игру с ядами. Ты думаешь, что я нахожусь в стадии смеха? Нет, я перешагнул уже через этот период. Меня постоянно одолевает тоска. Я не верю больше в золотые сны. Существует болезнь, называемая дальтонизм, т. е. неумение различать цвета. У меня душевный дальтонизм и яне вижу ничего розового в жизни! Кокаин вреден не сердцу и легким, как думают доктора, а психическому состоянию. Кокаин раздваивает нас: два существа, которые живут во мне, ведут между собой постоянную вражду, так что в конце концов я начинаю ненавидеть самого себя. При этом начинаешь видеть бесполезность всей жизнн: я чувствую, что во мне бьется сердце, но для чего? Чтобы выталкивать кровь
100
в легкие: зачем? Чтобы наполнить их кислородом: для чего? Чтобы перерабатывать клеточки нашего тела, снова возвращаться в легкие и т. д. А затем? Скажи мне, скажи, Калантан, зачем бьется мое сердде? Если бы ты знала, сколько раз я порывался уже послать туда маленький свинцовый шарик и сказать: все равно настанет день, когда ты само перестанешь биться, так не трудись напрасно работать.
– Дитя! – сказала Калантан.
И, вместо того, чтобы прибегнуть к тем словам, которые обыкновенно употребляют женщины, стараясь утешить нас, вместо того, чтобы взять аптечку «скорой помощи» и класть на голову холодные компрессы, она утешала его ласковым словом, которое только и способно раccеять мрак нашей души.
Она нежно повторяла:
– Дитя!
И, нашептывая таким образом, взяла его голову своими руками, откинулась на спинку тахты, пригнула голову к своей белой груди и закрыла ею его губы.
VII.
Статья Тито Арнауди о казни, которая на самом деле не состоялась, имела громадный успех. В несколько часов весь выпуск был распродан; из провинции требовали по телеграфу дополнительных номеров; экстренный выпуск был трижды повторен. Остальные газеты, которые напечатали заметки о помилование преступника президентом республики, оказались на задворках, тогда как «Текущий момент» получил большое распространение, как хорошо информированный орган.
101
Разгорелась страшная полемика между всеми газетами по поводу казней вообще, по поводу того, следует ли делать казнь публичным достоянием или об этом лучше не писать (с этой стороны подходили к вопросу те газеты, которые не поместили никакой заметки), обсуждали права президента на помилование и, вообще, разбирали событие со всех сторон.
Когда же через два дня последовало официальное сообщение о действительно состоявшемся помиловании преступника, никто не хотел этому верить, потому что описание казни в «Текущем моменте» было полно такими подробностями, которые нельзя выдумать.
Даже палач и тот чуть не начал сомневаться в выдумке Тито.
– Вы такой хороший мистификатор, – сказал директор «Текущого момента» Тито, – что я хочу снять вас с хроники и поручить отдел внутренней политики. Затем вы перейдете на иностранную политику. Но вы должны сделать мне одно одолжение.
– Охотно.
– Наш корреспонинт в Бордо умер, поэтому, пока мы найдем заместителя, необходимо, чтобы вы поехали туда дня на два-три.
– Но я никогда не был в Бордо.
– Ничего не значит, утром заглянете в местные газеты и протелефонируете нам то, что по вашему может интересовать наших читателей.
Через день Тито был в Бордо и страшно негодовал, что должен был оставить в Париже своих обеих любовниц: порочную армянку и начинающую танцовщицу Мод.
Первым делом он купил две или три местные газеты, пошел на телефонную станцию и попросил соединения с «Текущим моментом».
– «Целая семья отравилась грибами» – прочел
102
он на третьей странице газеты: повернувшись к аппарату, устремив глаза в газету и витая мыслями подле своих двух несравненных любовниц, начал диктовать стенографу, который на раccтоянии восьмисот километров записывал его слова с необыкновенной добросовестностью. Это была целая история о том, как скромная мещанская семья собиралась отпраздновать «золотую свадьбу» дедушки с бабушкой, как к столу были поданы грибы, собранные людьми, мало опытными в этом деле, и как все почувствовали, отведав грибов, страшные боли; когда же старики, дети, внуки, племянники и нянька собиралвсь отдать Богу душу…
Но на этом месте заметка кончалась восхвалениеми каких-то овощей в прованском масле (гарантия министерства здравоохранения), фабрика которых находилась в Бордо. Вся эта история с отравлением было не что иное, как своеобразный способ рекламы.
Тито в замешательстве умолк.
Он протелефонировал в свою редакцию обявление вместо хроникерской заметки.
– Ну? – понукал его стенографист на другом конце проволоки. – В чем дело? Почему вы замолчали?
Собственное достоинство Тито не позволяло признаться в ошибке. Поэтому он продолжал:
– Несмотря на все меры, принятые врачами, спасти никого не удалось.
– Сколько же человек умерло? – спросил стенограф…
– Двадцать один – решительно ответил Тито.
В послеобедевном выпуске «Текущий момент» дал на трех столбцах отчет о таком событии, которым ни одна газета не могла похвастать.
«Трагическая золотая свадьба в Бордо. Отравление грибами. Умерли двадцать один человек. Рас-
103
следовавие властей. Коллектввное самоубийство или преступление»?
