Филип Дик - Мэри и великан
— Я покажу вам, как проехать, — пробормотала она.
— Ну до чего же мило, — сказала Бет с томной улыбкой, — как это мило с вашей стороны, дорогуша.
10
Когда они подъехали, во всем доме Туини светилась лишь синеватая дымка в районе верхнего этажа.
— Он на кухне, — сказала Мэри Энн, открывая дверцу машины.
За ней последовали остальные, и через секунду они уже топали по длинному лестничному пролету.
Мэри Энн постучала; ответа не было. Тогда она сама открыла дверь и зашла. В коридоре мерцал тусклый свет. Послышалось движение. Мэри Энн поспешила в ту сторону и оказалась, запыхавшаяся, в кухне с высоким потолком.
Туини все в той же розовой рубашке и расписанном вручную галстуке сидел за столом и ел сэндвич с сардинами, запивая его пивом «Рейнголд». Перед ним в крошках еды лежал заляпанный номер «Эсквайр».
— Мы пришли, — сказала Мэри Энн; сердце ее заныло при виде него, такого большого и сильного, с закатанными рукавами на крепких и мощных руках, — и привели с собой как-там-его.
В дверном проеме материализовался Нитц.
— Готовься к прослушиванию, — объявил он и исчез обратно.
Остальные — Бет, Лемминг и Кумбс — пошли за ним в неприбранную гостиную, оставив Мэри Энн и Туини наедине.
— Он так себе, — сказала преданная Мэри Энн. — Только и делает, что болтает.
По лицу Туини пробежала тень незлобивого превосходства. Он пожал плечами и снова уткнулся в журнал.
— Угощайся. Где холодильник, ты знаешь.
— Я не голодна, — ответила Мэри Энн. — Туини…
В дверях появился сияющий Чад Лемминг с гитарой.
— Мистер Туини, я давно хотел с вами познакомиться. Наслышан о вашем творчестве.
Пропустив мимо ушей лесть юнца, Туини медленно поднял на него взгляд.
— Вы Чад Лемминг?
Лемминг застенчиво указал на гитару:
— Я выступаю с монологами про политику.
Туини внимательно посмотрел на него. Лемминг смущенно улыбнулся и начал что-то говорить, но тут же осекся. Гитара его издала несколько жалобных звуков, как будто прощаясь.
— Давайте, — сказал Туини.
— Сэр?
Туини кивнул на гитару:
— Играйте. Я слушаю.
В полнейшем смятении Чад Лемминг принялся рассказывать истории и петь баллады, исполненные им недавно в квартире Кумбсов.
— Ну, — крякнул он нерешительно, — вы, наверно, читали в газетах о планах президента Рузвельта снизить налоги. Это навело меня на кое-какие мысли.
И, запинаясь, он слабым голосом запел.
Туини, посмотрев немного, незаметно вернулся к своему журналу. Зафиксировать мгновение, когда он это сделал, было невозможно; его движение было таким плавным, что Мэри Энн не смогла за ним уследить.
Просто в какой-то момент Туини уже снова жевал сэндвич с сардинами, изучая статью о бейсбольной лиге.
Остальные столпились в дверях, слушали и заглядывали на кухню. Лемминг, дрожа от обиды и понимая, что провалился, напоследок хрипло исполнил песню про библиотеку, в которой то ли все книги сгорели, то ли там вообще книг не было — Мэри Энн так и не поняла. Ей хотелось, чтоб он перестал петь, чтоб он ушел. Он выставлял себя дураком, и это раздражало ее до крайности. К тому времени, как он закончил, она готова была завизжать.
Лемминг умолк, и вокруг повисла звенящая тишина. Тягостное ощущение лишь усиливал монотонный стук воды, капавшей в раковину из худого крана. Наконец Кумбс, покашливая, протолкался вперед и вытащил свою камеру со вспышкой.
— Это что? — поинтересовался Туини.
— Хочу сделать пару снимков.
— Чего именно? — В голосе Туини появились официальные нотки. — Меня и мистера Лемминга?
— Совершенно верно, — сказал Кумбс. — Чад, подойди к нему поближе. Туини, или как там вас, встаньте, чтоб вы оба были в кадре.
— Простите, ничем не могу помочь, — сказал Туини, — мой агент не разрешает мне участвовать в съемках без его согласия.
— Что еще за агент, черт подери? — возмутился Кумбс.
Случилась неловкая пауза. Туини возобновил свой ужин; несчастный Чад Лемминг мялся у стола.
— Не упорствуй, — сказала Бет мужу, — делай, как говорит мистер Туини.
Кумбс, который стоял, уставившись на Туини, внезапно сдался. Он закрыл объектив крышкой, повернулся и шагнул к дверям.
— Да и черт с ним, — сказал он и добавил еще несколько слов, которых никто не разобрал.
Лемминг подхватил гитару и вышел из кухни. Теперь издалека доносились скорбные звуки — свернувшись калачиком в гостиной, он наигрывал себе под нос.
— Туини, — сердито сказала Мэри Энн, — тебе должно быть стыдно.
Туини поднял бровь, пожал плечами и прикончил свой сэндвич.
Стряхнув с брюк крошки, он поднялся и направился к раковине ополоснуть руки.
— Что будете пить? Пиво? Скотч?
Все согласились на скотч и уже с бокалами присоединились к Леммингу в гостиной. Молодой человек даже не взглянул на вошедших; увлеченный игрой, он сгорбился над гитарой.
— У тебя неплохо получается, — сочувственно сказал Нитц.
Лемминг благодарно пробурчал:
— Спасибо.
— Может, тебе стоит сконцентрироваться на этом, — заметила Бет, уловившая сигнал от Туини. — Может, просто играть на гитаре было бы лучше.
— Мне это куда больше нравится, — поддержала Мэри Энн. — К чему все эти разговоры?
— Но ведь в них вся суть, — с недоумением возразил Лемминг.
— Да и бог с ней, — ответила Бет.
Слоняясь по неприбранной гостиной, она набрела на пианино. Размером не больше спинета[23], инструмент утопал под стопками журналов и горами одежды.
— Вы играете? — спросила она Туини.
— Нет. Пол иногда мне аккомпанирует. Репетируем.
— Не слишком-то часто, — сказал Нитц, стирая пыль с клавиатуры носовым платком. Он взял аккорд, грамотно сыграл диминуэндо — и потерял интерес. — Непросто будет вытащить его отсюда, — заметил он.
— Туини никуда и не собирается, — мгновенно бросила Мэри Энн.
— Мы подняли его на веревках, — сказал Туини, — и спустить сможем тем же способом. Через окно на кухне, если надо будет.
— Куда ты собрался? — запаниковала Мэри Энн.
— Никуда, — ответил Туини.
— Скажи ей, — потребовал Нитц.
— Тут и говорить нечего. Так просто, есть одна… идея.
— Туини собирается стать звездой, — объяснил Нитц окаменевшей от ужаса девушке, — и переезжает в Лос-Анджелес. Его зовет Джейми Фелд — тот деятель, что организует большие концерты. Несколько пробных выступлений на его площадках — и вперед.
— Слова «пробных» никто не говорил, — поправил его Туини.
Усевшись за пианино, Бет стала выстукивать соль-минорную гамму.
Вокруг нее образовался маленький островок звука.
— Туини, — сказала она, встряхнув волосами, — а я ведь раньше сочиняла песни. Вы не знали?
— Нет, — ответил Туини.
— Она прихватила одну с собой, — мрачно проскрипел Кумбс. — Сейчас покажет и будет просить, чтоб вы ее спели.
Услышав это, Туини раздулся, став еще больше, чем обычно; его гигантское самомнение, казалось, испускало синеватый ореол с металлическим отливом.
— Что ж, — сказал он, — мне всегда интересен новый материал.
Нитц рыгнул.
Пока Бет доставала ноты из своей необъятной сумки, Мэри Энн шепнула Нитцу:
— Почему ты мне не сказал?
— Я ждал.
— Чего? — не поняла она.
— Чтобы он тоже был рядом. Чтобы мог ответить.
— Но, — беспомощно сказала она, — он так и не ответил.
Она чувствовала, что теряет опору; земля уходила из-под ее ног, и она была не в силах это остановить.
— Он ничего не сказал.
— Вот именно, — произнес Нитц.
Его голос потонул в звуках фортепьяно. Бет заиграла, и Туини, стоявший позади нее, наклонился вперед, чтобы разглядеть слова. Он уже вошел в фазу жесткой концентрации; музыка была для него делом серьезным. Что бы там Бет ни сочинила, он собирался отнестись к этому с полным вниманием. Ему была присуща грация, которую Мэри Энн не могла забыть или наблюдать равнодушно; он верил в то, что делал, и это только прибавляло ему стиля.
— Эта песня, — нараспев произнес Туини, — называется «Где мы, бывало, сиживали» и рассказывает историю молодой женщины, которая гуляет по осенним полям и вспоминает места, где она бывала со своим возлюбленным, теперь погибшим в далекой стране. Это простая песня. — И, вздохнув глубоко и со значением, он спел эту простую песню.
— Он нечасто так делает, — пробормотал Нитц, когда песня заканчивалась. Бет принялась наигрывать арпеджио, а Туини, похоже, погрузился в размышления о тайне бытия. — Обычно его не заставишь спеть с листа новый материал… он любит сначала просмотреть его, хотя бы бегло.
— Вы почувствовали это, верно? — говорила Бет, обращаясь к Туини. Она стала играть еще громче и эмоциональнее. — Вы почувствовали все, что я хотела в ней сказать?
