Александр Крыласов - Дневник нарколога
— Это сколько же бездельников развелось, — с нехорошей улыбкой Серега большой принялся разливать шампанское.
— Не гони, — попытался унять его Серега маленький, — на пол льешь.
— Мне не наливай, — предупредил Куприянов, — я закодированный.
— Попомните, шкуры, наши кровные евро, — Серега длинный пронизывающе оглядел выставочный зал и крякнул.
— Слушайте тост, — поднял пластмассовый стаканчик Серега маленький. — Всякий рыбак мечтает увидеть золотую рыбку. Всякая девушка мечтает увидеть сказочного принца. Всякий юноша мечтает увидеть прекрасную принцессу. Так выпьем же за морковку. Она улучшает зрение.
Сереги остограммились и стали смотреть на жизнь более позитивно. Длинный разлил из другой бутылки, а коротышка толкнул следующий тост:
— Шахматисты говорят, что жизнь — игра в шахматы. Боксеры и борцы — поединок. Продавцы — сплошные продажи. Программисты — что программа. И только ассенизаторы скромно сидят и помалкивают. Ну, за скромность.
Стоящие неподалеку немцы с тоской наблюдали, как мелеют их бутылки. Леня гостеприимно пригласил их к столу, где разминались скромные гости. Хозяева отрицательно покачали головами, а Серега маленький осчастливил новым тостом:
— Хочешь быть счастлив один год — женись. Хочешь быть счастлив два года — разведись. Хочешь быть счастлив всю жизнь — ешь каждый день шашлык и пей шампанское. Ну, за мудрость.
Куприянов вновь радушно пригласил хозяев составить компанию оборзевшим гостям, немцы опять вежливо отказались.
— Хреновые у тебя тосты, — Серега большой принялся разливать остатки шампанского по стаканчикам, — слушайте мой. Сидят два друга, бухают. Вдруг один говорит: я, как выпью, такой отчаянный, такой отважный, никого не боюсь, никого никого, даже шефа.
— Даже жены не боишься? — не поверил другой.
— Не, я столько не выпью. Ну, за умеренность, — Серега большой вытряс последние капли из бутылок и поставил их под стол.
— Слушай, Леня, стих, — Серега маленький сложил руки на груди и задекламировал:
БродягиВеселые, отчаянные странники
Гуляют по просторам площадей,
И воробьи шарахаются в панике
Подальше от непрошеных гостей.
Вот так они таскаются безбашенно
По тротуарам и по мостовым.
Стоит Варшава, граффити подкрашена,
Подсиненная редким постовым.
Стоит Берлин с витринами навыкате,
Втянув солдатский кованый живот,
Радеет о порядке и о выгоде,
Сосиски незатейливо жует.
Сопит Москва напыщенно надутая,
А то нежна, хоть ей крылечки гладь.
Танцует Прага, «пильснером» задутая.
Брюссель рисует рожицы в тетрадь.
Баку пьет кофе с сахаром на корточках,
И обкурился вусмерть Амстердам.
Мадрид поклеил смайлики на форточках,
А Копенгаген льет на милых дам.
Сидит Тирана с шашками и нардами.
Подгорица резвится под горой.
Клубится Лондон с панками и бардами.
Нажил себе Тбилиси геморрой.
Стокгольм рыбачит медленно, но истово.
Торгует неуемный Ереван,
А Кишинев похож на дядю пристава,
Что обложил оброком караван.
Спит Будапешт под толстыми перинами.
Рим вспоминает прошлые века.
Париж опять связался с балеринами.
Венеция плывет еще пока.
Бликует Вена, золотом набитая.
Склонился Киев молча над Днепром.
Шумит Мальорка — дурочка набитая.
Пыхтит Рейкьявик, грузный, как паром.
Тоскует Рига, чем-то озабочена.
У Таллина вновь крышу сорвало.
Но Минск спокоен, если уж уплочено —
Но ВТО и правильно рвало.
Так трепещите, папы-основатели,
Скрывайте женщин, ставьте нам вино.
В чужих столицах мы завоеватели,
Так древними подмечено давно.
— Хреновые у тебя стихи, — влез Серега большой, — я на них пародию написал. Слушай, Лень, и восхищайся:
А Сан-Франциско, педик, гей-парадами
Сантехников в Твери уже достал.
В Самаре принято не мериться окладами,
А пиво пить, мочась под пьедестал.
А Рио-де-Жанейро, слышишь, братове,
Слег, налупившись килек и просфор.
Чего там делать? Вот у нас в Саратове
Поставили недавно светофор.
Закуска с выпивкой закончились, и Сереги засобирались на улицу. На свежем воздухе их осенило.
— Мы просто обязаны отлить на Берлинскую стену, — голосом, каким произносят пионерские клятвы, возвестил Серега большой.
— Это будет акция! — взвизгнул Серега маленький.
— Может, не стоит, — попытался воззвать к голосу рассудка Куприянов, — где ее искать, эту Берлинскую стену, в такой темноте?
— Но сделать это нужно непременно со стороны Западного Берлина, — усложнил задачу Серега длинный.
— Это будет акция! — заверещал коротышка. — А пока догонимся пивом.
Леня в который раз подивился бесшабашности своих сограждан. В незнакомой стране, в неизвестном городе изрядно поддатые, не зная ни одного языка, кроме русского, они отчаянно лезли на задворки ночного Берлина. Справедливости ради Куприянов отметил, что, если бы не кодировка, он сам был бы в первых рядах искателей приключений. Под благовидным предлогом, отбившись от шебутных попутчиков, Леня окунулся в ярко освещенную столицу немецкого государства. Центр ночного Берлина искрился и переливался, как большая елочная игрушка, подвешенная за Браденбургские ворота. Светящиеся гирлянды обрамляли город, подсвечивая со всех сторон, обещая достать из ближайшей улицы новогоднее чудо, словно подарки из мешка Деда Мороза. В воздухе, покачиваясь, плавали запахи бюргерских сосисок и глинтвейна. Слышалась гремучая смесь всех языков, наречий и диалектов, как будто Вавилон открыл свое представительство в районе Александр Платц. Леня шел, покачиваясь от запахов и звуков, опьяненный свалившимся на него счастьем.
В два часа ночи Леня притащился в гостиницу и постучался в стеклянную дверь. Из глубины помещения показался старый знакомый Курт, он улыбнулся и приветливо помахал рукой.
— Курт, открывай, — заулыбался в ответ Куприянов, — offnen sie bitte die tur. (Откройте, пожалуйста, дверь.)
Курт, так же улыбаясь, знаками показал, что нужно нажать на звонок.
— Warum? — удивился Леня. — Зачем? Offnen sie bitte die tur. (Откройте, пожалуйста, дверь)
— Ich kann nicht. (He могу), — поведал ночной портье.
— Warum? (Почему?) — стал настаивать Куприянов.
— Das ist nicht moglich. (Это невозможно), — стоял на своем Курт.
— Warum? (Почему?)
— Ordnung. (Порядок.)
— Warum? — заладил как попугай Леня.
Курт пожал плечами и опять показал через стекло, что нужно нажать на кнопку звонка.
— Ты же меня узнал. Зачем же на кнопку нажимать? — никак не мог уяснить полночный гость, незаметно перешедший на русский.
— Ordnung. (Так положено), — развел руками Курт.
— Ну, положено так положено, — прекратил спорить Леня и нажал на пимпочку звонка.
Леня встретил вчерашних знакомых за завтраком. Друзья напоминали сельчан, попавших в работающую сноповязалку, они хромали на четыре ноги и с трудом шевелили пальцами рук. На носу Сереги большого алел пунктирный след от укуса, Серега маленький легкомысленно утратил передние зубы.
— Нормально вы вчера погуляли, — оценил Куприянов.
— Берлин — город контраштов, — пытаясь удержать чашку кофе размочаленной рукой, зашепелявил Серега маленький, — в одном районе живут тшпокойные жители, в другом — шплошные урелы. Выбили мне вштавные жубы, в который раш. Предштавляешь, шначала напали турки, потом фашики, в оконцовке атаковало нешколько готов.
— Это же надо умудриться на себя всех собрать, — поразился Леня, — а меня никто не тронул. Может, вы сами всех задирали?
— Да нет, тихо шли по своим муравьиным делам, никого не трогали, — стал сокрушаться Серега большой не очень уверенно, — а какой-то змей хотел мне нос откусить. Ну, мы им тоже задали перцу, они нас надолго теперь запомнят.
— Какие планы на сегодня? — осторожно поинтересовался Куприянов.
— Шегодня наша группа едет в Мюнхен, а жавтра мы уже в Голландии, — Серега маленький облизнул языком пустырь, где вчера еще теснились зубы, — а до Берлиншкой штены мы так и не добрались. Не шмогли, не подушилось.
Леня незаметно потрогал языком свои уцелевшие зубы и решил, что по окончании срока закодируется снова. От греха подальше.
Мальорка
Если вы хотите угодить жене, не езжайте ни в Судак, ни в Кривой Рог, ни в Алушту, ни в Алупку, летите на Мальорку. Здесь солнце выскакивает из-за горизонта, как Красная Шапочка из пуза Серого Волка, здесь у моря столько оттенков лазури, что живописец Айвазовский переворачивается в гробу, и здесь на завтрак подают шампанское. Не знаю, как вашей жене, а вам точно понравится. Леня Куприянов сам не пил (он был закодированный и под вивитролом), но с интересом наблюдал за остальными туристами. Что характерно, русские на Мальорке не напивались. Не пытались стырить бутылку шампанского и опрокинуть ее из горла, не стремились бороться на руках с первым встречным и не носились в семейных трусах по территории отеля. Наоборот, они были самыми сдержанными и вежливыми. Чудили в основном немцы, англичане и французы: купались по ночам в хлорируемых в это время бассейнах, распевали нетрезвыми голосами забористые песни и забывали на кактусах свои плавки. «Мы меняемся к лучшему, — повеселел Леня, — одеваемся заметно лучше европейцев, научились оставлять официантам на чай и даже взялись за языки. Но главное, мы достойно ведем себя на воде». Куприянов начал делиться своими наблюдениями с женой:
