Карен Перри - Невинный сон
– Я Таня, – сказала она. – Из галереи «Ситрик». Мы познакомились несколько лет назад на выставке вашего мужа.
– Таня. О да, конечно, мы знакомы. Прошу прощения, что не узнала.
– Ничего страшного! – рассмеялась она и добавила: – От беременности в памяти сплошной беспорядок, верно?
– Наверное. А когда вы ждете ребенка?
– В марте? А вы?
– Не раньше лета. Я на самом деле пришла только зарегистрироваться.
– А-а, – протянула она.
Мы, явно чувствуя неловкость ситуации, с минуту помолчали. Когда идешь регистрировать беременность, вряд ли хочется наткнуться на кого-то из знакомых. Ты еще не готова ни с кем поделиться своей новостью, но если тебя встретили в предродовой клинике, твое положение яснее ясного. У меня было такое ощущение, будто я залезла в чужую сумку и меня поймали с поличным.
– А как поживает Гарри?
– Спасибо, хорошо. Много работает, – добавила я, неожиданно вспомнив слова Гарри. – Он сказал мне, что вы хотели взглянуть на его новые работы.
На лице ее мелькнуло легкое замешательство.
– Когда он встретил вас в прошлый выходной, – продолжала я. – Он очень обрадовался, хотя, боюсь, он убьет меня за то, что я вам это рассказываю. Но знаете, он будет так рад, если его снова выставят в «Ситрик».
Я увидела выражение ее лица и оборвала себя на полуслове. Замешательство перешло в полное недоумение, и она отрицательно замотала головой.
– Робин, вы, наверное, что-то путаете. Я с Гарри давным-давно не виделась. Последний раз мы с ним говорили года два назад, а то и больше.
– О, – смутившись, проронила я. – Должно быть, он говорил о ком-то другом из «Ситрик». Там еще есть эта Салли или Сара? Я уже не помню.
Я рассмеялась, но Таня не сводила с меня недоуменного взгляда.
– Галерея «Ситрик» закрылась, – мягко сказала она.
– Что?!
– Очередная жертва рецессии. – Таня грустно рассмеялась. – Ни у кого больше нет денег на произведения искусства.
Мысли у меня в голове закружились вихрем. Галерея «Ситрик» закрылась? Я снова вспомнила слова Гарри: Таня из галереи «Ситрик». Это было в день демонстрации. Я уверена, именно ее он и упомянул.
– Что ж, – Таня пожала плечами, – приятно было повидаться. И пожалуйста, передайте привет Гарри. Возможно, когда дела пойдут получше, наши пути снова пересекутся.
– Конечно, – улыбнувшись, сказала я. – Желаю вам удачи.
Выйдя из поликлиники и осторожно двигаясь по снежному настилу, я размышляла о Гарри и о его словах. Я недоумевала: почему он мне солгал? И если он не встретил в тот день Таню, то кого же он встретил и почему не захотел мне об этом рассказать?
А вдруг я ошибаюсь? Возможно, Гарри упомянул кого-то другого из совсем другой галереи, и мне имя Таня только послышалось или я не так его поняла. Но как я ни крутила эти мысли в голове, разуверить себя мне не удавалось. Мой муж мне солгал. Я вспомнила, как Гарри вел себя в тот день: он был взбудоражен и рассеян. Воспоминания об этом дне не покидали меня весь долгий путь до офиса, свиваясь в новую ниточку тревоги, еще одну в придачу к остальным.
Глава 7. Гарри
Я проснулся под звуки «Сказки Нью-Йорка». Все ясно. Раз по радио звучит «Сказка Нью-Йорка», значит, близится Рождество. Я чувствовал себя омерзительно. Вроде подонка из этой песни. Тягучая мелодия была как нельзя кстати. Кто бы еще, кроме Шейна Макгоуэна, унылым декабрьским утром сумел бы спеть о том, что он мог бы кем-то стать, но не стал, да еще так проникновенно, что тебе тут же хочется напиться?
Постель рядом со мной была холоднее могильной плиты. Робин, наверное, давно уже встала. Я проковылял в ванную комнату и включил воду. Стоя под стекавшими на лицо колючими струями воды, я думал о своей теперешней жизни, о том, что со мной сейчас происходит. Я размышлял о своей работе и о тех возможностях, которые могли мне открыться благодаря предстоявшей вот-вот поездке. Я должен был лететь в Лондон на встречу с хозяевами галереи, которая собиралась устроить мою выставку – некое продолжение «Танжерского манифеста». Скажем, «Танжерский манифест. Часть вторая». Я понимал, какие передо мной открываются перспективы, и потому немного нервничал, но одновременно испытывал и приятное возбуждение. Я думал о Робин и растущем в ней ребенке. Я думал о нашем старом доме и его будущем. Все эти мысли роем проносились у меня в голове. Но над всеми ними нависла тень. Тень встреченного мною мальчика. Его лицо вдруг возникло в струях горячей воды. Я тут же от него отвернулся, выключил воду и вышел из ванной. Я не стал бриться, а только быстро оделся, схватил на ходу несколько вещей и бросил их в дорожную сумку.
– Гарри? Ты готов? – с нижнего этажа крикнула Роби-н.
– Ага, – ответил я и, будто внезапно решив поторопиться, перепрыгивая через ступеньку, ринулся вниз по лестнице.
– Я подвезу тебя в аэропорт.
– Что? В такой снегопад?
– Ничего страшного. Мы еще сможем позавтракать в аэропорту перед твоим полетом.
– Хорошо. Но ты действительно хочешь меня подвезти?
Ее лицо осветилось теплой утвердительной улыбкой, и она зашагала к пикапу. Запирая дверь, я услышал, как Робин включает зажигание и наша машина оживает.
– Билеты? Паспорт? Бумажник? – спросила Робин, пока я усаживался на соседнее сиденье.
– Есть, есть, есть.
Сегодня утром жена была в отличном настроении. От нее так и веяло оптимизмом, и своим теплом она словно согревала холодный день. В эту минуту я был настолько ей благодарен, что мне даже показалось, будто улетучились все мои мысли о мальчике и о том, что я видел, или о том, что мне почудилось. Бредовые иллюзии, всего-навсего плод усталости и чувства вины, а может, и того и другого.
Робин, чтобы выехать задом на улицу, оглянулась через плечо, и выражение ее лица мгновенно изменилось – она резко нахмурилась. Я тоже обернулся и увидел вытянутую морду старого «Ягуара»: он подъехал к нашему дому и загородил выезд. Я услышал скрежетание ручного тормоза, дверь открылась, и из машины вышел Спенсер. Пряди его непричесанных волос развевались по ветру, изо рта торчала сигарета.
– Отлично, – сухо провозгласила Робин, а Спенсер помахал нам рукой.
– Я от него сейчас избавлюсь, – сказал я.
Робин бросила на меня тоскливый взгляд.
– Если бы это было так просто.
Спенсер уже стоял возле двери водителя и стучал по стеклу. Робин послушно открыла окно. В кабину мгновенно вторгся резкий горьковатый запах.
– Куда путь держим?
– В аэропорт.
– Да брось, я вас подвезу.
Спенсер повернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к «Ягуару».
Робин сидела, уставившись на руки, которые все еще крепко сжимали руль.
– Прости, милая, – сказал я и поцеловал ее на прощание.
Робин вздохнула.
– Мы с тобой наверстаем. Бог с ним, с завтраком в аэропорту. Я, когда вернусь, поведу тебя в хороший рес-торан.
Робин ничего не ответила. Чувствуя, что опять ее расстроил, я вылез из машины и пересел к Спенсеру. На нем было пальто из верблюжьей шерсти, из-под отворотов которого выглядывал черный шелк, – все еще был в халате. Судя по покрасневшим глазам, можно было подумать, что он не спал месяц, а то и больше.
– Ты уверен, что можешь вести машину?
– Что? Да, конечно, – взяв в руку алкометр, сказал Спенсер. – Я с этой штукой разобрался.
Он вел машину так, что мне без конца приходилось хвататься за ручку двери и тормозить ногой об пол. Тем не менее мы приехали в аэропорт даже раньше, чем предполагали.
– Я поговорил с Макдонафом, своим приятелем из полиции, и ему удалось добраться до съемок CCTV, сделанных в те самые часы. Сейчас это все в цифровой записи.
– Понятно. Отлично.
– Парень мне кое-чем обязан, так что вот, дружище, держи – полдюжины видеодисков.
Я перевел взгляд на стянутую резинкой пачку дисков, и на меня нахлынуло чувство неловкости, смешанного с сожалением. Зачем я его об этом попросил? Что с ними теперь делать? Мои догадки уже казались совершенно абсурдными, и еще более абсурдным казалось желание разыгрывать из себя детектива-любителя.
– Обязан он мне или нет, а достать их было нелегко. Похоже, их берегут как зеницу ока. Жесткие меры. Протесты. Забудь про «Танжерский манифест»! Вот как надо назвать твою следующую выставку.
– «Жесткие меры»?
– Точно.
– Может, я так и назову.
– Слушай, тебе придется их проанализировать самому. Макдонаф мне обязан, но он и не думал заниматься трехсотчасовым просмотром марша толпы по О’Коннелл-стрит.
– Триста часов?
– Более или менее. Там было три-четыре камеры, так что… Ну не знаю. Ты сам подсчитаешь.
– Понятно. Спасибо. Ты настоящий друг.
– Меня обзывали и похуже. – Он запарковал машину. – Ну, так угостишь меня выпивкой или?..
– А как же машина?
– Я ее здесь оставлю…
– И что дальше?
– Скажу, ее украли, или что-нибудь в этом роде.
Я зарегистрировался на рейс, и мы зашли в ближайший бар.
– Ну? – с выжидательным видом спросил Спенсер.
