Дмитрий Липскеров - Демоны в раю
— Где-то нарушена логика, — признал ошибку генерал.
— Так восстановите! Или теперь каждый день этот убогий будет биться о наши достопримечательности?..
— Восстановим…
Он сидел в задней комнате и пытался расслабиться. Он привык ко всякой чертовщине, связанной с Кремлем, но очевидцем булгаковщины стал впервые.
«Да хрен с ним со всем, не буду заморачиваться», — решил он. Посмотрел на стену, на которой висела репродукция Модильяни, и увидел рядом с нею трещину, проходящую от пола до потолка. Тонкую, едва заметную… Черт бы драл Сашу!.. Он со злостью подумал о начуправделами АП, который месяц назад закончил капитальный ремонт всего Кремлевского ансамбля… Охренели все, все более раздражался чиновник. Такое ощущение, что последний день наступил, когда воровать можно! Как с цепи сорвались!.. Ему реально было обидно, что Кремль, по которому он ходил, в котором работал несколько лет, после ремонта стал выглядеть, как театральная декорация того же Кремля. Дубовые наборные полы залили каким-то левым лаком производства Крыжопольского лакокрасочного кооператива. Вместо настоящей позолоты применили какую-то «новую» технологию, отчего уже через месяц золотишко потускнело и стало отслаиваться… Он не верил, что исторические картины в Кремле на стенах остались подлинными… Так же он не верил в подлинность многих шедевров изобразительного искусства, выставленных на обозрение в самых крупных музеях страны… Все спиздили!
Он разглядывал трещину рядом с Модильяни и знал наверняка, что и Модильяни почти всюду подменный… Его и так в России практически нет. И экспертов нет!..
Его раздражала эта трещина. Сегодняшний день был наиболее насыщен раздражением.
Чиновник распустил галстук и на пятнадцать минут задремал.
Ему снилась Красная площадь, по которой несется ненормальный человек. Лицо его стерто, зато лицо огромного милиционера во сне ясно пропечаталось. Просто он часто мимо него проезжает… Далее ему сны не снились…
Капитану Хорошкину опять не повезло. Человек со странной физиономией пронесся как раз мимо него, почти вплотную, от него даже запах определенный исходил. Сладковатый, как от китайского ресторана. Но капитан опять почему-то его не остановил, что-то в голове гаишника замкнуло, а когда площадь тряхануло, Хорошкин понял, что его карьере наступает конец.
Уже вчера он расстроился до такой степени, что даже не притронулся к телу Ментовочки, хотя она так жаждала его любви. Он поведал будущей жене о служебных неприятностях, а она, сострадательная, подавила в себе сексуальные инстинкты, заменив их на родственные. Жалела своего мента, своего чемпиона, уложив его большую голову к себе на колени… К утру она его выходила, так что Хорошкину казалось — жизнь начата сызнова. И на тебе!.. На этот раз не простят! И все из-за рыжего сумасшедшего он лишится своего поста…
В задумчивости Хорошкин простоял полчаса, затем вытащил из кобуры табельное оружие, поднял ствол в небо и выстрелил. Зачем он это сделал, капитан не мог объяснить даже под страхом тюремного заключения. Он сам не знал, зачем…
Вечером того же дня Хорошкин находился в давешней компании офицеров.
На лицо полковника Чудова словно маска покойника была надета. Физиономия же капитана Шахидова выражала такой кисляк, что, глядя на него, верблюдом сплюнуть хотелось, как будто он лимон жевал целиком. Комитетчик был по-прежнему неестественно бледным, словно его только что отругал вампир-отец. Впрочем, так оно и было примерно. Ему досталось от генерала, который отодрал мозг своего подчиненного психологически тонко, почти уничтожив его. Оставил для того, чтобы все-таки решить проблему Лобного места.
— Ну-у?.. — протянул комитетчик.
От его «ну-у» веяло немедленным расстрелом. Даже Чудов поежился. Внутренне он признавал свою нечаянную вину, но и фээсбэшники должны делать свое дело. Надо кольцевать проблему, решил он, переводить стрелки на ментов.
— Ты чего стрелял? — обратился он к Хорошкину.
— Не знаю…
Чемпион потупил в пол глаза, багровый физиономией от стыда.
— Как это не знаю? — прошипел комитетчик.
— Не знаю…
Безнадежную ситуацию пробовал спасти майор Шахидов. Он попытался было говорить с акцентом, но маленькая хитрость разбилась о ледниковый период в глазах комитетчика. Тем не менее Рамзан Амарович свое слово сказал.
— А стрелял он по закону. Преступник пытался скрыться, вот он и выстрелил!
— Вам уже, товарищ Шахидов, готовят персональный автомобиль для патрулирования кольцевой дороги! — с нежностью в голосе сообщил сын вампира.
— Я шаурму готовить буду у брата в ресторане, — сказал майор Шахидов. — И шашлык жарить. Когда вы придете кушать, гостем дарагим будете. Я вам плюну вам в еду для вкуса и скидку сделаю десять процентов!.. Машину для себя оставьте, может быть, работать у меня снабженцем будешь, дарагой!
Рамзан Амарович понимал, что терять ему нечего, а потому стоял довольный.
Бледное лицо комитетчика, кожа лица его попыталась притянуть к себе кровь организма, но ее в нем было так мало, что бледный пергамент лишь на мгновение порозовел.
— Да я тебя, зверь!.. — почти засвистел комитетчик. — Ах ты, чернозадый!!!
Такая его неполиткорректная невыдержанность помогла спасти ситуацию. Здесь встрепенулся полковник Чудов. Преобразился, как игрок, к которому неожиданно пришла хорошая карта, с которой можно идти ва-банк.
— Постойте, постойте! Да вы что себе позволяете! — включил Чудов грозные обертоны. — Да как вы смеете человека называть зверем! Я не позволю, чтобы наши органы были разносчиками этой заразы! — получилось двусмысленно. Полковник поправился. — Сеять национальную рознь! Насаждать ксенофобию!.. Идти против Президента России! Да кто вам право такое дал!
— Я… — рот комитетчика открылся, и он был похож на отравленную солитером рыбу.
— Не надо здесь — я!.. Здесь все пишется! Я обязательно составлю рапорт! Так этого дела не оставлю!
— Но…
— Ошибся человек! Ну, ошибся! Снимите с него погоны!.. Орден отнимите!
— Да, — поддакнул Шахидов, понимая, что ситуация выкручивается в другую сторону. Он тотчас изобразил на лице мину человека, униженного и оскорбленного…
— Снимите с него погоны, но не оскорбляйте душу! — продолжил Чудов.
— Да я сам — татарин! — успел молвить комитетчик.
— То есть татары не звери, а… Вы кто? — оборотился полковник к майору.
— Азербайджанец, — тотчас отозвался Шахидов.
— А азеры, значит, звери?!! Азерботы, по-вашему, звери, а татары нет?!
— Подойдите ко мне, пожалуйста! — попросил поцелованный вампиром татарин. Голос его дрожал.
— Чудов торжествовал победу, видом не показывал эмоций, проследовал к побежденному.
— Нулевой вариант? — предложил комитетчик шепотом.
— Вы — мой должник, товарищ Окладов! — предупредил Чудов.
— Согласен.
Дальше полковники зашептались о необходимости решать проблему. Договорились о дополнительных силах реагирования по периметру Красной площади, а также возле самого Лобного места усилить наблюдение как специальных человеческих глаз, так и дополнительного видеооборудования.
Далее Чудов поворотился к ментам и почти заревел:
— А вы, товарищи Шахидов и Хорошкин, если еще раз обосретесь, то я из вас сам шаурму сделаю!..
Гаишники поняли, что если ссудный час наступит, то не сегодня. Их как ветром сдуло!..
Чудов также задерживаться не стал, а перед уходом велел комитетчику:
— Чингисхану привет!..
Комитетчик, оставшись один, плакал от ненависти кровавыми слезами…
Чиновник проснулся от грохота… Это упала со стены репродукция Модильяни. Стекло разбилось вдребезги… Он старался держать себя в руках, но в голове проскочила мысль бросить все к чертовой матери и год прожить человеком без определенного места работы… Впрочем, он знал, что такого не случится. Откровенно признавался себе, что любит власть, что не может существовать без постоянной нескончаемой партии в шахматы, в которой, как у армрестлеров, то одна рука близка к поражению, то другая… Сколько чиновник ни анализировал, откуда у него такое бескорыстное желание власти, сколько ни вспоминал себя в ранних возрастах и переломных ситуациях, причину найти не мог. Вероятно, для желания власти причины не нужны. Желание власти — самоценное чувство. Его нельзя воспитать или развить, а тем более искать его зародыш в юности…
Валерий Рюмин путешествовал поездом Нальчик — Саратов полноправным гражданином Советского Союза. Он улыбался своей металлической улыбкой всем хлебным полям, проносящимся мимо окна, кивал маленьким станциям с многочисленными русскими бабушками, торгующими всякой снедью. В его стальном рту отражалось солнце, а глаза сами источали свет, могущий поспорить с солнечным. Вал был молод, душевно вынослив, а потому счастлив… И даже неожиданная остановка поезда в каком-то степном районе не могла смутить юношу опозданием к своему еще большему счастью. Какой-то стрелочник ошибся, и весь состав проследовал по запасному пути куда-то за двести километров в сторону. Поезд остановился у конца проложенных рельсов, в безжизненной степи, и пассажиры зажили неизвестностью, сначала возмущенной, а потом вялой и покорной… Оказалось, что поезд не может двинуться обратным ходом, что нужно ожидать толкача, который прибудет… Никому не было известно, когда прибудет толкач…
