Ирина Дедюхова - Время гарпий
Мылин позвонил Никифоровой и попросил ее под страхом немедленного увольнения запретить общение с прессой и в социальных сетях всем членам балетной труппы, в первую очередь, их преподобному Коле.
— Хорошо, — немедленно согласилась Никифорова. — Так и заявим на репетиции! А то нас тут уже начали прямо обвинять в подрывании репутации театра. А мы заявим в этой связи, что никто без участия пресс-службы не имеет права комментировать ситуацию в театре. Выздоравливай!
Но стоило ему нажать отбой, как в почту пришло сообщение о том, что Николай дал согласие на участие в пресс-конференции иностранных журналистов, явно устроенной с подачи «мадам Огурцовой». Несмотря на однозначный отказ Никифоровой от апресс-конференции, премьер согласился рассказать о своих допросах и мытарствах, поскольку «мадам Огурцова» высказала предположение, что после заявления тестя потерпевшего с ним могут расправиться, инсценировав самоубийство.
При этом она добавила несколько ссылок, когда правоохранительные органы признали самоубийством, когда человек вначале «неудачно» застрелился, а потом повесился в гостиничном номере Ростова-на-Дону. Причем следователи высказали, будто сделал это человек из-за «финансовых затруднений», хотя принадлежал к высокооплачиваемому судейскому сообществу.
А второй случай суицида, не менее шокирующий, чем первый, произошел на Западе столицы, где самоубийца также в гостиничном номере сумел связать себе ноги, заковаться в наручники, надеть на голову пластиковый пакет и перерезать вены. При этом, этом он умудрился нанести себе следы от побоев, а перед тем, как перерезать вены, безуспешно пытался сам себя задушить.
Наглые рассуждения блогерши о странном, с ее точки зрения, скачке в статистике столь «нетрадиционных» самоубийств, вдохновляюще подействовали на Николая. На устроенной пресс-конференции иностранным журналистам он, первым делом, заявил собравшимся, что никаких суицидальных намерений не имеет, а наоборот полон любви к жизни и неиссякаемой веры в справедливость.
Мылин видел, что Никифорова все же сделала, что могла в освещении прошедшей конференции в русских изданиях. Однако общий ее настрой и сам факт привлечения внимания зарубежной прессы ему не понравился, вызвав какое-то неприятное чуство под ложечкой.
В первые дни после нападения на Мылина, когда появились сообщения о том, что его изуродовали, а возможно и оставили без зрения, пошли слухи, что это дело рук кого-то внутри театра. Все стрелки неминуемо сводились к личности Николая, опытного танцора, который уже давно критикует администрацию, и чьи ученики, по его утверждению, не получают возможности блеснуть талантом, хотя они этого достойны. Поэтому сразу было высказано предположение, что нападение — это более широкий заговор, который связан с финансовыми решениями Мылина. Ведь Николай, которому сейчас 39, давно уже не солист в расцвете сил, и он ограничен характерными ролями. Он любил выступать в Щелкунчике в канун Нового года. И даже неоднократно хвастался в печати: «Официальная цена билета — полторы тыс. долларов, а директор говорит, что я не умею танцевать». Потом он пригрозил судом театру за отказ заключить с ним договор на педагогическую работу — за то, что он постоянно высказывал своё мнение. О нападении на Мылина он высказался еще более категорично: «А что Вы ожидали? Это же банда!» Многие поклонники танцора вдохновлены его заявлением, сделанным корреспонденту Le Figaro: «Театр — это я!», в котором он отделяет от высокого искусства администрацию театра. Но в самом театре мнения по этому поводу разделились. Несложно заметить, что Николай — на стороне старой гвардии, т. е. тех танцоров, которые привязаны к традиционным постановкам русского репертуара, а в противовес им — сторонники инновационных постановок, типа нового прочтения опер постановщиком Грязниковым и «облегченных» балетов Мылина, которые могут исполнять и начинающие артисты. Конфликты между консерваторами и сторонниками прогресса, между танцорами и администрацией — витают вокруг того, что ставится, как это репетируется, кому достаётся партия и сколько за это платят.
— Кажется, а наши статьи и комментарии попали в точку! — с удовлетворением отметила Каллиопа. — Момент, когда им можно было выполнить задуманное в отношении нашей Мельпомены — упущен. Время поменялось, мы немного его подтолкнули.
— А вы заметили, какая неадекватная реакция администрации театра на его интервью зарубежным корреспондентам? — ехидно вставила шпильку Эвтерпа. — Будто любимую игрушку отняли! А когда сами делали заявления, что Николая надо на детекторе лжи допросить, им это не казалось ударом по имиджу театра.
— Ну, девочки, осталось немножко надавить на нашу Эрато — и история с нападением на Мылина полностью раскрыта! — радостно заявила Клио.
— Мне не нравится, почему молчат правоохранительные органы, — откликнулась Урания.
— А мне нравится, что директор театра оценил по достоинству наши усилия! — рассмеялась Клио. — Он заявил, что такой «массированной атаки на театр» еще не было. А кто его атакует-то, кроме нас? Все ему поддакивают и помогают лгать о «нападении»! И только мы ставим вопрос, как может быть директором — человек, ничего не смыслящий в опере и балете? Человек, неспособный дать честный ответ обществу, куда пошли средства, выделенные на реконструкцию исторического здания театра, если в результате мы получили новодел, где не учитываются элементарные вещи, чтобы труд наших замечательных артистов был хотя бы безопасным?
— И кто он такой, чтобы олицетворять себя с театром и его историей? — возмутилась Урания. — И разве эта «кислотная атака» — не атака со стороны нынешнего руководства театра на все общество? Ведь половину статей пришлось посвящать нападкам на общество. Они же доказывали, будто у нас это норма! И еще он постоянно бубнит, как Мылина «третировали» задолго до «кислотной атаки».
В заявлении я прошу приобщить к делу те факты, которые оказались вне внимания следствия. — сказал директор театра. — За две недели до этого страшного события произошли довольно странные вещи, такие как кибератака на почту худрука Мылина, создание его лжесайта. Потом этот сайт появился еще раз. С 31 декабря служебный телефон Мылина был блокирован, тем самым он был лишен возможности контактировать с труппой, исполнителями. Он также говорил, что колеса его машины были проколоты. Есть целая цепочка, которая говорит о том, что заказчиком преступления может быть кто-то другой, вне театра. Данные факты нужно учесть следствию.
— Даже интересоваться не стану, как это так был «блокирован телефон», что худрук в Москве не нашел иной возможности «контактировать с труппой», — заявила Эвтерпа. — Чувствуется, очень весело встретил Новый год. А чем он занимался и к чему готовился… тоже нисколько неинтересно после его недавнего заявления о том, как снявший его в больнице «первым нарушил закон», которое игнорировали даже наши славные правоохранительные органы. — Здесь надо бы учесть, что он слишком много говорит со своим травмированным лицом, — вставила Урания. — Я бы сказала, проговаривается, как и директор. Они тоже пытаются воздействовать на время! Мы его стараемся протолкнуть вперед, а они — повернуть назад.
Художественный руководитель театра Мылин обвинил танцора труппы Николая в шантаже. Еще во время первого допроса Мылин называл его тем, кто может стоять за покушением на него.
В частности, Мылин тогда заявлял, что Николай шантажировал его записью разговора с балериной Ангелиной Вороновой. Якобы в этом разговоре Мылин предлагал ей сменить педагога, уйти от Николая.
«Николай называл этот разговор компроматом на меня», — объяснил следователю Мылин.
— А еще Николай резал ножиком колеса автомобиля Филина и блокировал его телефон, — захихикала Эвтерпа. — В особенности это замечательно выглядит на фоне не по дням, а по часам расцветающего после «химического ожога» самого Мылина. Причем, делает заявления с характерным отеком, явно прикрывая область, где обычно скрываются швы от круговой подтяжки. Не говоря о чудесно сохранившихся ресничках на глазках, которые пострадали от химического ожога. Просто чудо какое-то для тех, кто верит в подобные «чудеса».
— Ну, я все же выделила бы заявления директора о тех, кто стоит за покушением вне театра, — озабоченно заметила Каллиопа. — Думаю, это кто-то из высокопоставленных поклонников Николая, которые опасны для тех, кто стоял за распиливанием бюджетных потоков на реконструкцию. Поэтому положение нашей Мельпомены до его интервью иностранным изданиям было крайне незавидным. И я согласна с Уранией, которой не нравится молчание правоохранительных органов. У них явно есть какойто козырь….
