Владимир Гончаров - Апокриф
Главной загадкой дела стала история с Востой Кириком. То что именно он являлся злодеем, заманившим Острихса в ловушку и подкинувшим ему фальшивые улики, ни у кого сомнения не вызывало. Оставалось только установить настоящее имя агента. Но, в этом, самом «только» и состояла основная загвоздка. Имевшиеся плохонькие любительские фотографии провокатора не позволяли ничего сказать о его настоящей внешности. Пышные борода, усы и шевелюра надежно укрывали черты лица. Никто из установленных и допрошенных сотрудников Пятерки ничего не знал об операции по внедрению в окружение Острихса агента ФБГБ. По-видимому, полностью в курсе был только бывший директор департамента флаг-коммодор Ксант Авади, но он как сквозь землю провалился.
Обнаружение «трупа Восты Кирика» почти все считали явной комедией, разыгранной весьма грубо по причине спешки, но полностью отмести эту версию было невозможно. Все тела, находившиеся в морге лаборатории судебно-медицинской экспертизы ФБГБ, сгорели дотла во время страшного пожара, и материала для идентификации не было. И, даже если бы что-то обнаружилось, не с чем было бы сравнивать. Суд, который рассматривал в закрытом режиме дело об аресте Острихса, во время революционных событий подвергся разгрому, и секретная папка, в которой хранилась генетическая формула агента вместе с его настоящим именем, пропала. Высказывалась версия, что ее могли заранее изъять оттуда гэбэровцы, и в этом случае вовсе не оставалось надежды обнаружить важнейшие доказательства.
Был еще шанс заполучить нужные сведения от того самого судьи, который принимал решение об аресте Острихса, знакомился с секретными сведениями и должен был бы помнить настоящее имя агента. Но тут тоже возникло непредвиденное и труднопреодолимое препятствие. Судья так переживал возможные для себя последствия революции, что его хватил инсульт, вследствие которого он потерял и речь, и память. А восстановятся они или нет — этого ни один врач точно сказать не мог.
* * *Тиоракис в течение десяти дней после отставки президента и падения правительства продолжал оставаться дома и, насколько это было возможно в его положении, внимательно следил за тем, как продвигалось расследование. Благо, «чрезвычайщики», упиваясь выпавшей им ролью и всеобщим вниманием, были безответственно разговорчивы. Пытаясь подчеркнуть собственное значение, они наперебой выбалтывали прессе все, что при профессиональном отношении к делу следовало оставлять в тайне.
«Ну, это ничего. Это пока. Жизнь научит!» — замечал про себя Тиоракис.
Между тем, он прекрасно понимал, что даже при таком любительском подходе через какое-то время его все рано вычислят.
«Нашлись же предатели среди «своих», — рассуждал Тиоракис обдумывая свое положение. — Один, Бинокуляр, гнида очкастая, чего стоит! Через некоторое время установят более или менее весь штат «пятерки», проанализируют, сопоставят… Если я буду оставаться здесь, рано или поздно придут за мной, потащат на допросы. Борода бородой, а манера говорить… голос? Если мне устроят очную ставку с той же Альгемой, или Рептом? Все! И доказывай потом, что это я Острихса предупреждал, что это кто-то другой его подставил и подбросил что надо и куда надо… Вот, кстати, интересно! Кто? Мамуля молодец, конечно! Надо отдать ему должное: подстаховался. Ни словом, ни намеком не обмолвился! Но, все-таки, кто? Репт? Нониа? Майфет?…Да кто угодно может быть! Хоть та же Альгема! Молодец Мамуля! Профессионал. И смылся вовремя, только поэтому меня еще и не достали. А может, не смылся? Может, его уже и нет? Ведь президенту, особенно бывшему, он совсем не нужен. Даже опасен. И я ему опасен. Да и не только ему. Одним словом, опять между двух огней! Ну, что ты будешь делать! Сам виноват. Как говорят, сапер ошибается только два раза. Первый — когда решает стать сапером. Нет нельзя здесь больше оставаться. Бежать нужно!..»
* * *В маленьком горном отеле никто не спросил у него документа, и он записался в книге постояльцев под девичьей фамилией матери — Варбоди. Хвост из фамилии Тиоракис удалось обрубить только после высадки на железнодорожном вокзале, поскольку без предъявления паспорта билеты на поезда дальнего следования не продавали и в вагон не сажали, а хорошей «липы» у него не было. Потом он почти восемь часов ехал на автобусе до городка в предгорьях, потом еще четыре часа до горного курортного поселка, потом на такси до этой гостиницы, построенной на самой границе лесной зоны, где из-за последнего поворота уходящей вверх долины уже показывал грязный растрескавшийся кончик языка недалекий глетчер.
Здесь его никто не знал, и можно было не опасаться, что смогут скоро найти, но все равно это был тупик, угол.
* * *Стоя на самом краю каменного обрыва, загипнотизированный вулканическим бурлением воды в каменном котле, он очередной (который уже!) раз за последние дни пытался оценить свое непрерывно ухудшавшееся положение.
Вчера вечером, когда Тиоракис вернулся в гостиницу после обычного блуждания по горным тропинкам, хозяин, очень словоохотливый по причине отсутствия достаточного количества хлопот, тут же поделился с ним сенсационными новостями:
— Господин Варбоди! Вы знаете, стала известна настоящая фамилия этого негодяя!
— Которого? — спросил Тиоракис, будучи вполне уверенным, кого имеет виду горный старожил.
— Того, который подвел под нож нашего Острихса!
«Смотри-ка ты! — не забыл в мыслях съязвить Тиоракис. — Уже и «нашего»! Быстро! Прямо-таки подвел и прямо-таки под нож! Много ты понимаешь!»
— Ну! Быть не может! — произнес он вслух.
— Очень даже может! Тиоракис его фамилия!
— Да? А как это стало известно?
— Да очень просто! Анонимное письмо! Прямо в ЧСК!
— М-м-м… Но, ведь Тиоракисов в стране, может быть, тысяч сто!
— Верно, верно, господин Варбоди! Но они уже проверили. Был такой тип в Пятом департаменте. А сейчас сбежал! Почему?
— Все равно это как-то… Ну, непрочно, что ли… Многие сбежали.
— И снова вы правы, господин Варбоди. В новостях тоже говорили, что это еще не окончательные выводы, но через несколько дней все станет совершенно ясно… Смотрите новости! Через полчаса очередной выпуск…
* * *«Ну, просижу я здесь еще какое-то, может быть, довольно длительное время… Это, если у хозяина не возникнут какие-нибудь подозрения и он не заявит на меня в полицию… Денег хватит, наверное, на полгода… А потом? За кордон? Глупости! Сейчас на границе любого Тиоракиса наизнанку выворачивать будут. Сдаваться? Чтобы на долгие годы совершенно ни за что сесть в тюрьму? Начать оправдываться, рассказывать, кто есть кто? Придушат в камере! Или просто проигнорируют. Все роли в этой сказке уже распределены и меняться ими никто не заинтересован. Все очень хотят, чтобы главным и желательно, единственным негодяем был провокатор Тиоракис, сотрудник пятого департамента ФБГБ. Единственный способ как-то оставить это дело в подвешенном состоянии — исчезнуть. Чтобы никаких допросов, никаких очных ставок, никаких экспертиз, никаких судебных решений… Тогда версии останутся версиями, и всегда найдутся те, кто будут ставить официальное мнение под вопрос… Слабое утешение, в том числе и для моих родных, на которых станут пальцами показывать. Впрочем, без крепких юридических оснований, именно мою персону связать с этим делом будет сложно… Ну, был там какой-то Тиоракис… А какой именно? Исчезнуть… Легко сказать…»
Он сунул руку за спину под куртку и достал из-под поясного ремня небольшой короткоствольный револьвер, оружие ближнего боя. Был у него такой еще со времен «плясок с баскенцами». Подарок Крюка, нигде не зарегистрированный и никем не учтенный.
Тиоракис откинул в сторону барабан и экстрактором выбросил все шесть патронов на ладонь. Посмотрел пересчитал, сунул в карман. Взвел курок и поднес ствол к виску…
* * *Ему и раньше приходила иногда дурацкая идея попробовать, как это выстрелить себе в голову? Он тогда тоже разряжал пистолет, упирал ствол в череп, но даже просто вхолостую щелкнуть спусковым механизмом у него не хватало духу. Очень опасался какой-нибудь роковой случайности…
* * *А тут получилось! Легко так щелкнулось, беззаботно! Хотя самого щелчка слышно не было — все звуки заглушал рев воды под ногами. Пощелкал еще… Нормально!
«А давай-ка вот так» — и он вставил один патрон в крайнюю камору, которая должна была подойти под удар бойка последней. Это оказалось более остро. «А вот если я перепутал направление хода барабана, и она станет первой? — с интересом подумал Тиоракис и, тем не менее, снова приложил ствол к виску и нажал на спусковой крючок… Идет! Потом еще раз… и еще раз… и еще… и еще… и…
Вместо эпилога
(из апокрифической литературы)
