Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Всё.
Поголовно.
Разом.
Итак, бросали эти совместимые с иерархией толпари пить явно не из любви к Истине — она не умаляется после «обращения последнего алкоголика». Любовь к Истине подразумевает скорейшее Её постижение, а для этого ясная голова просто необходима. Следовательно, для толпаря заменитель алкоголя — приток нижестоящих?
В разнообразных сектах, где на словах Истину «любят» не менее сильно, чем в Обществе Анонимных алкоголиков (попробуйте с ними порассуждать — натолкнётесь на тупой взгляд «верующего», ждущего повода ввернуть вам внушённую ему догму), к бутылке не возвращаются, хотя к группе «верующих», бывает, десятилетиями не примыкает ни один новый адепт (опыт времён советского периода).
Любая секта отличается от «Анонимных алкоголиков» тем, что сектанту всегда есть кому и что проповедовать: система догм обширна, если не сказать бескрайня, догмы всех сект никто знать не может просто физически. А вот «анонимному алкоголику», если все в его городке пить бросили, осчастливливать «страждущих» уже нечем. Догма-то всего одна: надо бросить пить, пить надо бросить, надо бросить пить…
Иными словами, за любым сектантом мессианская роль закреплена как бы навечно, а вот «анонимный алкоголик» находится в шатком положении. Так что недоработка вышла у основателя Общества. Напрасно его портрет висит в их помещениях-казармах наподобие иконы. Впрочем, что возьмёшь с алкоголика — хоть и бывшего.
Себя он, однако, защитил — ездит по разным городам мира, «необлаговествованных» городов много, феномен «поголовного исцеления алкоголиков» ему не грозит…
Итак, чтобы исполнителя (карьериста) вывести из-под зависимости от как бы возвышающего в иерархии алкоголя, необходимо:
— или пробуждение у него любви к Истине (редко, но бывает);
— или оказаться в месте, где вождю на конвейер по производству особо качественной продукции дополнительно требуются исполнители с не трясущимися руками, и тогда вождь наряду с «пей! а то думать начнёшь» приказывает «не пей!» или, чаще, «пей, но в меру»;
— или необходимо создать ему ощущение карьеры, «духовного роста» (лучше всего вовлечь его в растущую иерархию (или в секту)).
Любой вариант подразумевает появление ощущения мессианства!
Чтобы недогипнотизированному стадному не пить, ему это ощущение необходимо. Толпа, не познавшая, что есть связь с Богом и в Нём жизнь, именно эмоционально-приподнятое состояние мессианства и называет религией.
Вспомним опыт, дарованный человечеству сталинскими лагерями. Выживали верующие — адепты любых религий, даже отрицающих друг друга, а первыми гибли верующие-атеисты (заметьте, в атеистической стране; в сектантской или госрелигиозной стране атеизм становится признаком элитарности, своеобразного мессианства — в такой стране атеисты выживали бы с сектантами наравне — тому, верно, есть примеры в истории).
Биологическое выживание верующих вовсе не означает их спасения в глазах Бога. В конечном счёте, активисты, требовавшие у Лифостротона распятия Христа, жили дольше современников — обыкновенных госверующих, ибо эти тупые фанатики чувствовали, что защищают «истинную веру» (иудаизм, уже тогда ставший, по сути, талмудическим), которой надлежит осчастливить всё население планеты.
Ложная вера в ложного бога — пусть и суррогат истинной веры в Истинного Бога, но, тем не менее, даёт некий краткосрочный положительный результат; если можно считать положительным результатом выживание само по себе.
Так же и ощущение мессианства. Даже ложное, безосновательное ощущение ведёт к «положительному» результату.
Из всего вышесказанного в рамках теории стаи есть следствие: на завершающих этапах формирования всепланетной стаи, ещё до воплощения того, кто предречён антихристом-«мессией», продолжительность жизни мерзавцев в стране — центре всепланетной стаи будет выше, чем на периферии стаи. И переносчики бытового суверенитизма будут считать Центром зла метанацию.
Возникнет своеобразный обман зрения: в стране-некрофиле жить в среднем будут дольше, чем в метанации (стране-биофиле).
Парадокс между тем легко разрешим. Главные гады планеты будут ощущать себя мессианским народом, всяческими подлостями устанавливая на Земле то, что в Библии предречено как «мир и порядок», и с удовольствием слушать поэтов-прихвостней, воспевающих их благодеяния. В то же время в стране-биофиле (абсолютное большинство населения которой будет состоять всё-таки из «жухлых») многие незащищённые теорией жизни (теория стаи — её составная часть), оказавшись жертвой внушений о зловредности метанации, будут считать себя неудачниками, неполноценными, недоцивилизованными, отсталыми, ущербными, несчастными. Иными словами, у них будет отнят один из важнейших факторов здоровья, качества жизни и её продолжительности — ощущение мессианства.
Это — плата за нераскаянность. Плата за неосознание глобальных процессов. Плата за разъединённость с Истиной.
Это — предвестник вечной гибели. К тому же ещё приближающий ужасающий некрофилов момент смерти.
Важно понимать, что некрофилы боятся не смерти, к которой они непроизвольно тянутся, а момента смерти, ибо смерть для некоторых — это возможность жизни.
Этот вопрос, похоже, в «КАТАРСИСе-1» был освещён недостаточно. Некоторые из читателей возражали: как же некрофилы могут составлять большинство населения? Да, есть некоторые индивиды, которые признаются, что хотели бы уйти в вечное небытие, но таковых немного. Большинство смерти боятся просто панически!
Нет, боятся они не смерти, а момента смерти — разница огромна.
В момент смерти для человека наступает не одна только смерть первая (её принято называть биологической). Для умирающего момент смерти — это ещё и момент предстания пред Истиной.
Здесь для незнакомых с этим аспектом Писания требуется пояснение.
Кроме смерти первой есть и смерть вторая, после которой наступает вечное небытие (включающее исчезновение о грешниках даже памяти; см. Откр. 21:8; кроме того: Откр. 20:14; 20:6; 2:11). Желанная для некрофилов смерть вторая настигнет нераскаянных в Третье Пришествие Христа — его от Второго Пришествия отделяет, как написано в «Апокалипсисе», тысяча лет. Смертью первой нераскаявшийся умирает или «естественным» образом, или в момент Второго Пришествия Христа. Затем проходит тысяча лет (в данном случае не важно: буквальных или символических), во время которых вся Вселенная окончательно убеждается, что не воскресшие во Второе Пришествие вечной погибели достойны, а Бог, вопреки утверждениям сатаны и дураков, последовавших за ним, есть Справедливость.
Между Вторым и Третьим Пришествиями не воскресшие не чувствуют ничего (Еккл. 9:5 и др.) — для них время остановилось. Оно начинается вновь только в момент Третьего Пришествия.
Иными словами, воскресение в любое из Пришествий (для покаявшихся — во Второе, для отказавшихся от покаяния — в Третье) — означает лицезрение торжества Истины, жизнь во много большей её полноте, чем мы то сейчас чувствуем. Кому великая радость, а для нераскаянных — более чем мучительно. Всю жизнь торчок изничтожал в себе Истину, веровал в несуразные концепции и просто в глупости — всё это для того только, чтобы, деструктурировав себе защищающее сознание, предоставить некрополю стаи, через внутренние свои сферы, руководить собой. Торчок всю жизнь усердно расслаблялся у лживого телевизора, прохихикивался в курилке, да и вообще стремился «улететь» с помощью разнообразных манипуляций и химикатов — а тут никуда от Истины не деться! Это мучительно — но к покаянию не ведёт.
Иными словами, приближение Истины означает не только вечную погибель, но и невероятное, ни с чем не сравнимое страдание извращённой натуры.
На подсознательном уровне с евангельской картиной мира знаком каждый, даже самый от мира «отключившийся» — хотя бы потому, что с ней знакомы были наши прародители, начиная с Адама и Евы. Поэтому ужас от приближения момента предстания пред Истиной означает ужас перед моментом первой смерти: ведь грешник открывает глаза фактически (с точки зрения его самого) в тот же момент, когда он их закрывает в момент биологической смерти.
Так что ужас некрофила перед неизбежным воскресением (временным) воспринимается как страх смерти (как проявление якобы биофилии) только для не избавившегося ещё от зомбирования на веру в суверенитизм.
Некрофилогенная культура, разумеется, не ограничилась извращением смысла и причин этих двух сторон нашей жизни — продолжительности биологической жизни и страха перед моментом смерти первой.
То же самое касается и феномена «благосостояния». Конвейерное разделение труда приводит не только к оскотиниванию человека, но и к обременению предметами, для жизни не просто ненужными, но даже и вредными. Толпа «благосостояние» принимает за изобилие, достаток — за Божье благословение, а страна-некрофил объявляется созидателем.
