Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
— Я сейчас письмо из Ростова получил. Тут вот какое дело. Со мной в зоне сидел Дмитрий Малый. Как-то ранней весной сорок четвертого, в выходной, мы сидели на траве, подстелив одеяла. Было прохладно. Дмитрий читал газету, и вдруг тихо-тихо заплакал. «Что такое?» — спросил я. «Моему сыну… Сергею… присвоили звание… Героя Советского Союза», — ответил он. Дмитрий долго молчал, а потом сказал: «Все, с сегодняшнего дня я для него не существую, Прекращаю писать домой. Пусть думают, что сгинул… Не хочу Сергею портить жизнь, вдруг живой останется». В сорок восьмом я освободился, а он досиживал срок. Писем так и не писал.
Я разыскал адрес Сергея Малого. Так хотелось узнать, встретились или нет сын-Герой и отец-«враг народа»?
Илья Васильевич протянул письмо. Герой Советского Союза Сергей Дмитриевич Малый писал: отец освободился после войны и известил — завел другую семью. Мы встретились в пятьдесят шестом, но отец о себе ничего не рассказал. А недавно умер.
Сергей Дмитриевич Малый дослужился до полковника и не знал, что отец не заводил другой семьи, а боялся своим прошлым загородить дорогу сыну.
Ходаков закурил, убрал письмо и сказал:
— Поехали.
На площадке Илья Васильевич остановился, передохнул и посмотрел на филенчатые двери квартиры Левина: в центре навешена небольшая дверца.
— Ого, — сказал Ходаков, — кормушка как в тюрьме.
Писатель мило встретил искателей правды. Внимательно выслушав, вздохнул.
— Смогу ли помочь? Ко мне часто обращаются. И обком штурмовать приходится, и областную прокуратуру. Тяжело защищать человека. Обратитесь к собкору «Правды» Комову. Он такими делами занимается.
В коридоре толпились люди. Волгоградцы искали защиты у корреспондента «Правды».
Очередь двигалась медленно, и они пошли на лестничную площадку покурить. Следом направился молодой мужчина. Люда, обиженные властями, сочувствуют друг другу и ругают — мать ее за ногу — советскую власть. Заговорили о Комове. В статьях и фельетонах он шерстил и советских работников. У Петрова в разговоре несколько раз срывались слова «корреспонденция», «передовая статья», и мужчина спросил:
— Вы в газете работаете?
— Нет. Для многотиражки писал раньше, для «Нефтяника».
— Для Галины Ивановны?
— Да, а вы ее знаете?
— Знаю. Я работаю в «Сталеканатчике».
— В «Сталеканатчике»? — удивился Коля, — кем?
— Редактором.
— Ваша фамилия тоже Комов, — сказал Петров, разглядывая редактора. На нем серый костюм, светлая рубашка и галстук. Черты лица грубоваты — мужик мужиком, и ростом с Колю, только плотнее. — Как вас зовут?
— Семен Иванович.
И они познакомились. Ходаков обрадовался: возле корпункта «Правды» встретил редактора многотиражки!
Коротко рассказал о своем деле и спросил:
— А вы-то зачем?
— Да у нас со стадиона растащили спортивную одежду и инвентарь. И концы в воду. А завкому наплевать. Ко мне ребята обратились, во я не смог помочь, и вот к Комову пошел. Я к нему второй раз.
— Он вам не родственник? — полюбопытствовал Коля.
— Однофамилец.
Выкурили еще по одной, и Коля пообещал зайти к Семену Ивановичу.
Подошла очередь, и Петров с Ходаковым вошли в кабинет. За столом дымил Комов.
Ходаков рассказал, и Комов, поправив очки, поскреб пятерней затылок.
Задав несколько вопросов, обратился к Коле:
— Вы сможете об этом написать?
— Смогу.
— Напишите к воскресенью, и занесите мне домой. Мой адрес…
На остановке разговорились с женщинами. Они тоже были в корпункте, и Илья Васильевич рассказал о себе. Женщины посочувствовали, и одна в сердцах сказала:
— Да разве у них правды добьешься! Правда только для коммунистов, да и то для тех, кто посты занимает. Сама я адвокат. Всю жизнь людей защищала. Сегодня-то я с ней пришла, — и она кивнула на женщину. — Я познала ПРАВДУ, которую отстаивала всю жизнь. Помогала людям, ходила по инстанциям, и надоела властям. Меня не раз предупреждали, чтоб так рьяно людей не защищала, а то говорили, тебя-то некому защищать будет. Я не верила. И меня — в психиатричку. Мой отец персональный пенсионер, участник гражданской войны. Именной пистолет у него. Когда меня заперли в психиатричку, он сказал первому секретарю, чтоб меня выпустили. Не помогло. Пришел второй раз — без результата. Тогда в третий раз пришел и сказал: «Если не выпустишь дочь, пристрелю именным пистолетом. Я отжил свое». Меня выпустили и дали вторую группу инвалидности, чтоб не работала в адвокатуре.
Они восхитились отцом женщины. Вот так ветеран гражданской войны! Коля знал цикл идиотских четверостиший, среди них есть стихи, метко отражающие сегодняшнюю жизнь. И ему вспомнились строки:
Дедушка старый гранату нашел.
Дедушка с нею к обкому пошел.
Дернул колечко, бросил в окно.
Дедушка старый — ему все равно.
И Петров, когда женщина выговорилась, сказал:
— Вы не смогли бы подсказать Илье Васильевичу, стоит ли ему конфликтовать с заводом?
— Приезжайте с документами…
Коля написал о мытарствах Ходакова и в выходной повез Комову.
Геннадий Афанасьевич, улыбнувшись, сказал:
— Я тогда вас перепутал, подумав: вы редактор «Сталеканатчика», и попросил написать.
Собкор прочитал корреспонденцию.
— Вы своей фамилией подписали. Надо бы от имени Ходакова. Но ничего. Запишите мой номер телефона и в конце недели позвоните.
С Ходаковым Коля поехал к адвокату. Мария Ивановна просмотрела толстую папку документов.
— Я заводскими тяжбами не занималась, но документы за Илью Васильевича.
Петров поглядывал на отца Марии Ивановны. Он сидел за столом, слушая разговор. Дед крепкий, седоватый, с руками, широкими в кости.
Пора уходить, и Коля спросил:
— Дедуля, нам Мария Ивановна рассказывала, как вы пришли в райком. Я восхищен вами, вы — настоящий коммунист!
Собкор «Правды» не смог помочь Ходакову, но он не унывал: отправил письма в областной ВОИР и обком партии. Коля ему помогал. Илья Васильевич надеялся поставить волгоградский сталепроволочноканатный завод на колени.
С месяц назад Коля забрал зарисовку о мастере на все руки из «Молодого ленинца» и отдал в «Волгоградскую правду». Вскоре позвонила на работу журналист Любовь Нежданова.
— Твой материал опубликуем. Но я сокращу немного. Позвони через неделю.
«Наконец-то, — подумал Петров, — меня опубликует областная партийная газета».
Через неделю Нежданова сказала:
— Позвони дней через пять. Твой материал я подготовила.
