Сергей Марьяшин - Нф-100: Роботы божьи
- А что случилось со старым? - вслух поинтересовался Смолин, вспомнив Лю Куаня.
- Потерял голову от последних событий, - загадочно ответил посол. - Госпожа Мей недавно прибыла из Пекина и пока не говорит по-русски.
"Это она! - возбужденно прошептала Анна. - Она убила Рыбу!"
Смолин уже понял это. Он небрежно кивнул китаянке и отвернулся к Егору. Хищная красота Чен Мей не тронула его. В другое время он, возможно, заинтересовался бы ею, даже несмотря на свое равнодушие к азиаткам, но сейчас его сердцем безраздельно владела Нина.
Представитель пропела что-то на своем мяукающем наречии. Посол перевел, хотя в этом не было нужды, - другглы в головах присутствующих перевели ее слова быстрее:
- Госпожа Чен Мей желает получить голову казненного в качестве сувенира.
Стоящий у стены Егор вздрогнул.
- Мне не дали таких указаний, но мы обязательно что-нибудь придумаем, - суетливо забормотал генерал, дергая за руку своего офицера, чтобы тот раздобыл пилу.
- Никакой головы! - решительно возразил Смолин. - Договоренности этого не предусматривают.
Все посмотрели на Веригина, как на главного в комнате. Тот молча кивнул, подтверждая слова детектива: никакой головы. Китаянка злобно сверкнула глазами на Смолина. В ее взгляде мелькнула неприкрытая ненависть.
- Давайте уже начнем, - устало сказал минстр полиции. - У меня много дел сегодня.
Лисицын затрепетал, как лист на осеннем ветру. Его губы дрожали, но он изо всех пытался сохранить достоинство. Скрестив руки на груди, он глядел на зрителей с вызывающим презрением.
Толстый генерал преподнес Чен Мей продолговатый плоский брусок с единственной стеклянной кнопкой посередине. Устройство напоминало старинный пульт от бытовой техники, что в изобилии представлены в музеях всего мира. Кнопка горела приятным зеленым светом. Угодливо заглядывая в прекрасные злые глаза китаянки, генерал попросил ее оказать присутствующим честь и лично лишить приговоренного жизни.
Он сбивчиво бормотал что-то про российско-китайскую дружбу, но она не слушала его. Выхватив пульт из рук генерала, Чен Мей направила его на Егора и вдавила кнопку с такой силой, что устройство жалобно затрещало. Генерал шепотом объяснил ей, что пульт отключает дыхательный центр в мозгу приговоренного, поэтому сила нажима не имеет значения. Дыхание уже отключено, нет смысла давить на кнопку дальше. Она с разочарованным видом отдала пульт и стала смотреть на обреченного Егора. Лицо смертника побелело от страха, приобретя цвет кафельной стены, на фоне которой он стоял.
Через ее глаза смертельное шоу наблюдали миллиарды китайцев, а также примкнувшие к ним зрители со всех частей света, включая Россию. Словно специально для них, дрожащий Егор показал китаянке поднятый вверх средний палец - международный жест презрения. Лицо Чен Мей перекосила судорога ненависти, но она сдержалась, не отреагировав на невежливую выходку умирающего.
Похоже, он сам еще не понял, что умирает. Секунды мучительно тянулись, а приговоренный только крутил головой и нервно покашливал, не выказывая никаких признаков гибели. Вдруг он что-то почувствовал. Глядя на гостей выпученными от страха глазами, Лисицын стал хватать себя за горло, лицо и грудь. Завидев первые признаки подступающей смерти, китаянка плотоядно улыбнулась. По мере того, как росла его паника, ее улыбка расплывалась все шире.
Агонизирующий смертник судорожно дернулся, ударившись спиной об стену. Он медленно сполз по ней на пол; в его расширенных зрачках застыли изумление и животный ужас. Чен Мей пожирала его глазами, стараясь рассмотреть каждую черточку искаженного мукой лица.
Вдруг улыбка сползла с ее кривящихся губ. Она увидела, - и миллиарды зрителей вместе с нею, - как на нагретой умирающим телом футболке проступила невидимая ранее надпись. Большие белые буквы на трепещущей в агонии груди нахально требовали: 'Free Nepal!' - ненавистное каждому китайскому патриоту "Освободите Непал!"
* * *
Егор успокаивал себя, внушая, что смерть будет легкой, как в компьютерной игре. Понукаемый тычками в спину, которыми награждал его китайский конвоир, он обреченно брел по коридору навстречу сужавшейся в точку судьбе. Егор вдруг вспомнил про предсказание индийской гадалки. Сегодня он должен был уничтожить мир, а вышло так, что мир уничтожит его. Привыкший во всем искать плюсы, он подумал о Хозяевах - теперь-то он точно узнает, существуют они или нет. Эта мысль вызвала у него нервный смех, послуживший причиной болезненного подзатыльника от конвоира.
Когда Егора втолкнули в похожую на морг комнату, полную чужих людей, с холодным любопытством разглядывавших его, точно диковинного микроба в окуляре микроскопа, он задрожал от страха. Заметив Смолина, Егор почувствовал себя немного лучше - хоть одно знакомое лицо. Смолин был смертельно бледен. Казалось, он с трудом стоит на ногах. Егору было жаль его, но он ничего не мог сделать для следователя.
Когда вошли стервозного вида китаянка и ее сопровождающий, Егор понял: вот и все. В уме его вдруг всплыла неведомо где и когда услышанная фраза: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя!.." Он не знал, что она значит, но исступленно повторял ее про себя, словно верящий в магию примитивный дикарь.
Китаянка навела на него какое-то устройство. Егор показал ей в ответ неприличный жест. Он рассчитывал, что его оценят многочисленные зрители, которые, как он знал от Смолина, наблюдают за казнью через ее глаза. Китаянка скривилась. Это позволяло надеятся, что оскорбление достигло цели.
Оставалась майка. Егор просил анимированную майку, чтобы названия захваченных Китаем стран на его груди сменяли друг друга, но Смолин отговорил его. Пришлось согласиться на простой вариант. Антикитайская надпись была выполнена специальной краской, проявляющейся при нагревании. Тепла его тела должно было хватить. Егора трясло от озноба, в комнате оказалось неожиданно холодно. Она и вправду напоминала морг. Егор опустил глаза и посмотрел на грудь. Надписи не было. "Теперь уже ничего не сделаешь", - смирившись, подумал он.
Зрители замолчали, уставившись на него в ожидании. "Когда же это случится?" - спросил себя Егор, ежась от нервной дрожи. И как? Это явно будет не газ, иначе они все не стояли бы здесь без респираторов и защиты.
Ничего не происходило. Егор переминался с ноги на ногу, молясь про себя, чтобы все скорее закончилось. Ожидание смерти было хуже ее самой. Вдруг он почувствовал что-то. Это было невыразимое, странное чувство, будто все идет не так. Что-то сломалось в окружающем мире, - или в нем самом, - но он не понимал, что именно. В голове установилась непривычная тишина. Все мысли вдруг исчезли, словно их выключили. Егора захлестнула паника. Паникой был охвачен не ставший неподвижным ум, а тело. Едва ли не впервые в жизни предоставленное само себе, оно забилось, как попавшее в ловушку перепуганное животное. Руки лихорадочно шарили по туловищу, словно пытались нащупать невидимую поломку.
Дискомфорт нарастал. Неясное чувство неправильности происходящего в теле оформилось, становясь все сильнее. Если бы Егор мог думать, он назвал бы его крайней нуждой или дефицитом... вот только чего?
Воздуха! Ему не хватало воздуха! Поняв это, он захотел сделать глубокий вдох, но не смог - тело не подчинилось ему. Егор пытался оживить сломанный механизм, представив, как вдыхает полной грудью, но не сумел и этого. Давящая тишина внутри густела, делая невозможным не только мыслительный процесс, но даже простое воображение.
Нарастающее удушье вытеснило все ощущения. Он превратился в сплошной сгусток нужды, в жадный насос, безуспешно пытавшийся засосать в себя весь воздух на свете, всю вселенную целиком... Егор забыл, кто он и зачем он здесь, лишь одно бешено пульсировало в его крови - безмолвный крик "воздуха!!!"
Все напрасно - он не мог сделать вдох. Ему словно мешала невидимая пробка... но не в горле или груди, а в голове. Егор с радостью выдернул бы ее вместе с мозгом, если бы только мог.
Мир заволокло тошнотворной болотно-зеленой мутью. Она быстро темнела, сгущаясь в непроглядную давящую мглу, теснящую Егора со всех сторон. Окруженное темнотой, его сознание превратилось в маленькую точку света, за которую он цеплялся из последних сил. Когда сил не осталось, сдавленная мраком искра погасла и Егора поглотила тьма.
* * *
Кнопка на пульте в руках генерала загорелась красным. Егор Лисицын умер.
Это был скандал. Побледневший генерал умолял китайских гостей принять извинения за непристойную выходку казненного. Казалось, он был готов упасть перед ними на колени. Бросая гневные взгляды на Смолина, он заверял китайцев, что виновные в провокации будут строжайшим образом наказаны.
Посол возмущенно фыркнул и вышел из комнаты. Чен Мей сжигала распростертое тело с антикитайским лозунгом на груди пылающими от ярости глазами. Злобная гримаса ненависти и отвращения исказила ее прекрасное лицо.
