Джон Стейнбек - Райские пастбища
Девочка устало улыбнулась.
– И обезьяна тоже?
– Конечно. Может, я еще что-нибудь придумаю, а пока вот тебе леденец для твоей дочурки. — Он достал из кармана пачку мятных леденцов. — Дай-ка их своей Баббете, ведь ее так зовут, правда?
Хильда схватила конфеты и выбежала из комнаты.
– Так вот, — обратился доктор к Элен, — к сожалению, мне не хватает ни опыта, ни знаний, чтобы вылечить Хильду, но у меня достаточно и того и другого, чтобы верно судить о ее состоянии. Сейчас Хильде значительно хуже. У нее наступил период полового созревания. Это время перемен. Ее переполняют эмоции. Ее душевная болезнь может начать прогрессировать самым неожиданным образом, и не берусь предсказать, чем это обернется. Может, возникнет тяга к самоубийству, или наоборот — она сбежит с первым попавшимся мужчиной. Словом, если вы не обратитесь к специалисту, если вы не начнете серьезно ее лечить, может статься, вы сильно пожалеете об этом. Ее последняя выходка только предвестник будущих. Продолжаться так больше не может. Вы не выдержите.
Элен сидела перед ним неподвижно. Ее лицо выражало упорство, приводившее доктора в ярость.
– Так что ж вы предлагаете? — спросила она осипшим голосом.
– Отправить ее в лечебницу для душевнобольных, — сказал он. И ему самому понравилось, что он ответил так грубо.
Лицо ее стало еще более жестким. Непреклонное упорство отразилось на нем.
– Этого я не сделаю! — крикнула она. — Она моя, и я за нее отвечаю. Я всегда буду с ней, доктор. Я глаз с нее не спущу. Но она останется со мной.
– Каковы будут последствия, вам известно, — сказал он резко. Доктор чувствовал, что он бессилен убедить эту женщину, и это сердило его. — Элен, вот уже многие годы я ваш друг. Что заставляет вас так рисковать и взваливать на себя такие страдания?
– Я все выдержу, только пусть она будет со мной.
– Вам бы власяницу носить, — проворчал он. — Я вижу, вам просто доставляет удовольствие мучиться. Вам непременно нужно превратить жизнь в трагедию и ни капельки из этой трагедии не упустить. — Он был в бешенстве. — Элен, в жизни каждого мужчины бывают такие минуты, когда ему хочется ударить женщину. Я всегда считал себя человеком мягким, но теперь я с удовольствием бы вам вмазал. — Он всмотрелся в ее темные глаза и увидел в них лишь готовность терпеть, вытерпеть и эту новую трагедию. — Я ухожу, — сказал он. — Больше не вызывайте меня. Потому что… я начинаю вас ненавидеть.
* * *Узнав, что у них в долине хочет поселиться богатая дама, жители Райских Пастбищ отнеслись к этому известию с недоброжелательным интересом. Не без иронии наблюдали они, как въезжают в Кристмас Кэньон грузовики с бревнами и досками. Они посмеивались над этими явно дорогостоящими хлопотами. Берт Мэнро поднялся в Кристмас Кэньон и полдня смотрел, как возводят дом плотники.
– Красивый, должно быть, домик получится, — рассказывал он потом в лавке. — Бревна отличные. И, знаете, там уже садовники работают. Сажают деревья — не саженцы, а настоящие большие деревья в цвету. Эта миссис Ван Девентер, видно, богатая.
– Это уж они хватили через край, — согласился Пэт Хамберт. — Им, богачам, только бы повыпендриваться, это точно.
– А вы дальше послушайте, — продолжал Берт. — Это уж… ну, совершенно по-дамски! Ни за что не угадаете, что там присобачили к некоторым окнам — решетки! Не железные, а такие большие, толстые дубовые решетки. Наверно, старая леди боится койотов.
– Интересно, много ли она притащит с собой слуг, — задумчиво произнес Т.Б. Аллен. — Хотя, боюсь, покупки она будет делать в городе. Такие люди всегда делают покупки в городе.
Когда дом был построен и сад приведен в надлежащий вид, Элен Ван Девентер и Хильда, повар-китаец и слуга филиппинец подъехали к Кристмас Кэньон. Плотники пропитали бревна специальным раствором, предохраняющим от гниения, а садовники приложили все усилия, чтобы сад выглядел старым. Они оставили в неприкосновенности кусты лавра и дубы, а под ними высадили алые, белые и голубые цинерарии. Вдоль дорожек цвели лобелии удивительного голубого цвета.
Повар и слуга сразу поспешили по своим делам, а Элен взяла за руку Хильду и повела ее гулять в сад.
– Ну, разве это не прекрасно! — восклицала Элен. Ее лицо даже немного повеселело. — Как ты думаешь, моя хорошая, нам понравится здесь?
Хильда выдернула из земли цинерарию и хлестнула цветком по стволу дуба.
– Дома лучше.
– Но почему, дорогая моя? В городе ведь нет таких прелестных цветов и таких деревьев. А, кроме того, здесь мы можем каждый день ходить гулять в горы.
– Нет, мне больше нравится дома.
– Но почему, дорогая моя?
– Там все мои друзья, вот почему. Там я могла смотреть через забор, как мимо идут люди.
– И все-таки, когда ты привыкнешь, Хильда, здесь тебе понравится больше.
– Нет, не понравится. Мне никогда не понравится здесь.
Хильда расплакалась, а потом, безо всякого перехода, стала злобно вопить. Неожиданно она схватила палку и ударила мать. Сзади бесшумно возник слуга, связал ей руки и потащил ее в дом. Девочка брыкалась и отчаянно вопила.
У себя в комнате Хильда принялась методически ломать мебель. Разодрала подушки, и по комнате полетели перья. Потом она разбила окно, высадила рамы, билась о дубовые решетки и визжала от ярости. Элен сидела в своей комнате с плотно сжатыми губами. Одни раз она было встала, чтобы пойти к Хильде, но снова рухнула в кресло. Был такой момент, когда ее терпение чуть не лопнуло… но нет, запас его не только не иссяк, но, кажется, еще возрос. Визг, доносившийся из комнаты Хильды, на нее не действовал. Слуга бесшумно вошел в комнату Элен.
– Опустить жалюзи, хозяйка? — спросил он.
– Нет, не надо, Джо. До ближайшего жилья далеко. Никто не услышит.
Берт Мэнро видел, как автомобиль с новоселами проехал по направлению к Кристмас Кэньон, к деревенскому дому.
– Одинокой женщине трудно начинать жизнь на новом месте, — сказал он жене. — Думаю, мне надо бы сходить к ним и узнать, не нужна ли помощь.
– Любопытство замучило, — поддразнила его жена.
– Ладно. Если ты так думаешь, я не пойду.
– Да я ведь просто так, — ответила она. — Я думаю, ты поступаешь по-соседски. Как-нибудь мы вместе с миссис Уайтсайд тоже к ним заглянем. Да, наверно, нам надо бы туда заглянуть. Ну, а пока сходи, посмотри, как они там устроились.
Он зашагал по берегу весело журчащего ручья, который тек по дну Кристмас Кэньон.
«Овощи тут не вырастут, — рассуждал он сам с собой, но место очень славное. И я мог бы жить в таком вот уголке — просто жить и все, — если б война не кончилась так неожиданно».
