Франсуаза Саган - Сигнал к капитуляции
– Тебе было скучно?
Она встала, прошлась по комнате, поправила цветок в вазе, на ходу провела рукой по мебели. Антуан наблюдал за ней из-под прикрытых век. Она любила вещи, эти проклятые вещи. И он был одной из них. Самой роскошной вещью среди прочей роскоши. Мужчина на содержании. Не совсем, конечно. Но он обедал «у ее друзей», спал «в ее квартире», жил «ее жизнью». И он еще смеет осуждать Люсиль! Она-то по крайней мере женщина.
– Почему ты молчишь? Тебе было очень скучно?
Ее голос, ее вопросы. Ее пеньюар. Ее духи. Невыносимо. Нет, это просто невыносимо. Перевернувшись на живот, он уронил голову на руки. Диана опустилась рядом с ним на колени.
– Антуан, Антуан…
В ее голосе было столько нежности и неподдельной печали, что Антуан повернулся к ней. Глаза ее блестели. Секунду они так смотрели друг на друга. Потом он отвел глаза и притянул ее к себе. Она неловко и осторожно улеглась рядом с ним. Как если б была стеклянной и боялась разбиться. Или как при приступе радикулита. Он не любил ее, но в нем проснулось желание.
Шарль отправился в Нью-Йорк один и всего на четыре дня. Люсиль каталась по городу на машине. Она встречала лето. Она узнавала его приближение в каждом запахе, доносимом ветром, в каждом блике Сены. Она предвкушала парижское лето: запах пыли, листвы и земли вскоре повиснет над бульваром Сен-Жермен. Широкие листья каштанов, почти заслонившие розовое небо. Неуместно ярко горящие фонари. Летом их цеховая гордость ущемлена: такие нужные зимой машинам и людям, теперь они стали едва ли не паразитами. Тщетно пытаются они подыскать себе дело. Им негде вклиниться между никак не желающим угасать днем и занимающейся зарею, которой не терпится воцариться на парижском небе.
В первый же вечер Люсиль натолкнулась в Сен-Жермен-де-Пре на своих приятелей университетских и последующих лет. Они приветствовали ее радостными, но удивленными возгласами, точно явившееся невесть откуда привидение. Однако она быстро почувствовала, что успела стать для них чужой. Когда иссякли воспоминания и старые шутки, Люсиль поняла: все они обременены работой, денежными и личными проблемами, ее беззаботность раздражает их. Им с ней неинтересно. Сломать стену, воздвигнутую деньгами, оказалось не легче, чем преодолеть звуковой барьер. Все слова доходят до собеседника лишь несколько секунд спустя, слишком поздно.
Люсиль отказалась поужинать с ними в старом бистро на улице Кюжа. В половине девятого она вернулась домой, слегка подавленная этой встречей. Полина была рада ее раннему возвращению и поджарила ей бифштекс. Люсиль распахнула окно и легла в постель. День быстро угасал, уличный шум становился все тише. Она вспомнила, как месяца два назад ее разбудил ветер. Не вялый и монотонный, как теперь, а дерзкий, быстрый, веселый. Тот ветер разбудил ее, а этот навевал сон. С тех пор в ее жизнь вошел Антуан. Эти два месяца сами были целой жизнью. На завтра у них условлена встреча, они решили вместе поужинать. Впервые вдвоем. Было немного тревожно на душе. Не из-за себя, Люсиль об этом никогда не думала, – а вдруг ему с ней окажется скучно? Вместе с тем какое-то умиротворение низошло на нее. Комната постепенно погружалась в темноту. Вытянувшись в постели, Люсиль думала о том, что земля круглая и что, хотя жизнь – сложная штука, ничего плохого не может приключиться.
Случается порой, что человек совершенно счастлив один, сам по себе. Воспоминания о таких минутах скорее любых других спасают в трудный момент от отчаяния. Вы знаете, что способны быть счастливым в одиночестве и без всяких видимых причин. Вы знаете, что это возможно. И если человек несчастен из-за другого, безнадежно, почти органически зависим от него, такие воспоминания возвращают уверенность. Счастье представляется чем-то круглым, гладким, совершенным, навеки свободным, доступным – пусть оно далеко, но достижимо. И это лучше помогает удержаться на плаву, чем память о счастье, разделенном когда-то с кем-то еще. Та любовь ушла и кажется теперь ошибкой, а связанные с нею счастливые воспоминания – обманными.
Завтра в шесть вечера Люсиль заедет за Антуаном. Они поедут за город. У них впереди целая ночь. Она заснула с улыбкой на губах.
Гравий поскрипывал под ногами гарсонов. Летучие мыши шныряли между висящими на террасе лампами. Краснолицая упитанная пара молча уплетала омлет за соседним столиком. Они находились километрах в пятнадцати от Парижа. Стало прохладно, и хозяйка принесла Люсили большую шаль. Они ужинали в одной из тысяч придорожных гостиниц, где тайные любовники и просто усталые горожане могут рассчитывать на уединение и чистый воздух. Ветер трепал волосы Антуана. Он был в прекрасном настроении. Люсиль рассказывала о своем детстве, о своем счастливом детстве.
– Мой отец был нотариусом. Он обожал Лафонтена. Мы гуляли с ним по берегу Индра, и он читал вслух басни. Да и сам сочинял, баловался. Во Франции не так уж много женщин, знающих наизусть «Ягненка и ворону», так что тебе повезло.
– Мне безумно повезло. Я знаю. Продолжай.
– Он умер, когда мне было двенадцать лет. Тогда же мой брат заболел полиомиелитом. С тех пор он прикован к инвалидной коляске. Мать думает только о нем, на шаг от него не отходит. По-моему, ей не до меня.
Люсиль умолкла. Переехав в Париж, она каждый месяц посылала матери деньги, не без труда отрывая их от своего скудного бюджета. Последние два года деньги посылает Шарль. Они никогда не обсуждали с ним эту тему.
– А мои родители ненавидели друг друга. Они не разводились, чтобы у меня была семья. Лично я предпочел бы иметь две семьи.
Антуан улыбнулся, перегнулся через стол и взял ее за руку.
– Представляешь? Весь вечер, всю ночь вместе.
– Мы поедем в Париж очень осторожно. Поднимем верх. Ты будешь вести потихоньку. Я сама стану прикуривать тебе сигареты, чтобы ты не отвлекался.
– Конечно, я буду вести осторожно, ведь рядом ты. Сперва где-нибудь потанцуем, потом поедем ко мне. И завтра утром ты наконец узнаешь, что я пью за завтраком – чай или кофе. И сколько кладу сахара.
– Танцевать? А вдруг встретим кого из знакомых?
– Ну и что? – помрачнел Антуан. – Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь всю жизнь прятаться?
Она опустила глаза и ничего не ответила.
– Ты должна принять решение, – мягко продолжал Антуан, – но не волнуйся – не сегодня.
На ее лице отразилось облегчение, и он не смог сдержать смех:
– Я знаю, ты рада любой отсрочке. Ты же всегда живешь сегодняшним днем, так ведь?
Люсиль промолчала. Рядом с ним ей было так хорошо, она была самой собой. Ей хотелось с ним смеяться, заниматься любовью. Ей было настолько хорошо, что даже делалось немножко страшно.
