Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Склифе
— Уберите, пожалуйста! — потребовал он.
— Да вы не волнуйтесь, я не из милиции. — Брюнетка натянуто улыбнулась. — Я жена этого алкоголика. Хотите, паспорт покажу?
— Не надо, — покачал головой Данилов. — Но пока вы не уберете конверт, я с вами разговаривать не стану.
Недовольно поджав губы, женщина вернула конверт в сумочку.
— Валь, поехали отсюда, — подал голос муж. — Здесь нам не рады…
— Сиди и молчи! — оборвала его жена.
— Ваш муж прав, — ответил Данилов. — Мы действительно вам не рады. Здесь не выводят из запоев. Обращайтесь в наркологию.
— А у меня другая информация! — возразила брюнетка. — И потом – кто сказал насчет выведения из запоя? У моего мужа отравление алкоголем, и вы обязаны оказать ему помощь! Не хотите за деньги – лечите даром!
На столе, там, где только что лежал конверт, появились паспорт и зеленая пластиковая карточка полиса обязательного медицинского страхования.
Можно было бы просто послать их к черту и потом месяц отписываться на жалобы. Данилов решил поступить иначе.
— Здесь лечат острые отравления ядами, — начал он. — Если бы ваш муж, не дай бог, отравился бы большой дозой этилового спирта и имелась бы соответствующая клиническая картина, я госпитализировал бы его. Но мы имеем состояние, характеризующееся длительным, многодневным употреблением алкоголя, которое хоть и сопровождается определенной интоксикацией, но госпитализации в отделение острых отравлений не подлежит. В Москве есть специализированные наркологические больницы, туда и обращайтесь.
— Вы даже его не осмотрите? — набычилась брюнетка.
— Могу осмотреть, — ответил Данилов. — Но вы ведь начали с денег, поэтому я сразу же обрисовал вам ситуацию. Давайте я выслушаю жалобы вашего мужа, послушаю его, измерю давление, а вы тем временем подумайте над тем, что я вам сказал…
— А потом еще жалуетесь, что денег вам не хватает! — Переполнившись эмоциями, брюнетка сорвалась на крик. — А сами!
— Я вам жаловался? — удивился Данилов.
— Вы, доктора, всем жалуетесь! И по телевизору, и в Интернете! А сами немного напрячься не соизволите, чтобы заработать!
— Валь, ну перед кем ты стараешься? — снова встрял муж. — Это же бездушные люди, давно забывшие все свои клятвы! Поехали отсюда, нехорошо мне, душно!
Таня проводила «сладкую парочку» до выхода, чтобы те ненароком не сунулись со своими проблемами в реанимацию. Данилов тем временем открыл окно, чтобы проветрить помещение от «выхлопа», оставленного несостоявшимся пациентом.
— В наркологию многие не обращаются только потому, что боятся постановки на учет, — вернувшись, сказала Таня. — Неохота людям биографию себе портить и прав лишаться. А мужика этого я помню, бывал он у нас.
— Официально или неофициально?
— Конечно же неофициально, — улыбнулась Таня. — Это вы, Владимир Александрович, такой правильный, а некоторые врачи только и ищут как бы подзаработать.
— Слышал. Мне Марк Карлович рассказывал.
— Марк Карлович и половины того не знает, что здесь творится, — многозначительно сказала Таня. — Он знает только то, что ему рассказывают. А рассказывают ему далеко не все…
— Давайте сверим «движение» за сутки, — сменил тему Данилов. — Скоро уже на «пятиминутку» идти.
— Да-да, конечно…
Если Таня в глубине души и была уязвлена даниловской холодностью, то виду не подала.
До конца дежурства больше никого не привозили. Дежурство выдалось спокойное, можно сказать – отдых, а не работа. Данилов уходил домой полный сил. На улице он подумал о том, что раз спать не хочется, то сразу домой ехать нет смысла – можно прогуляться по утренней прохладе, а когда солнце начнет припекать, спуститься в метро.
Прогулка вылилась в настоящий марш-бросок – от Сухаревской площади до Таганской. Впечатлений набралось достаточно. Самым ярким из них стал мужичок, дополнивший наряд из футболки и джинсов галстуком пронзительно лилового цвета. Мужичок стоял на углу Сретенки и Ащеулова переулка и громким голосом сообщал прохожим:
— Этот безумный мир так тесен! Так тесен мир!
Прохожие не возражали. Москва населена очень покладистыми людьми. Они согласны со всем, что не идет вразрез с их личными интересами. Безумный так безумный, тесен так тесен.
Всю дорогу до дома Данилов строил версии, размышляя над тем, что мужичок в галстуке хотел сказать людям, но так ничего и не надумал. Прямо хоть возвращайся да спрашивай.
Глава шестая
Взятки гладки
— Вчера был большой шухер в томографии, — сказал Агейкин. — Интересно, скажут ли об этом на пятиминутке?
— Что там случилось? — Данилова больше интересовали не томографические дела, а состояние и диагноз мужчины пятидесяти семи лет, оставленного под наблюдение в приемном отделении. — Праздновали чей-нибудь день рождения и побили стекла?
— Хуже. Доктора Саганчину вчера взяли с поличным на «левом» МРТ. Представляешь – ей две недели до декрета оставалось, а тут такая непруха!
— Знакомая фамилия.
— Что, учились вместе?
— Нет, просто про эту Саганчину и ее «шалости» мне рассказывал Марк Карлович.
— Кто тут меня поминает? — в ординаторскую вошел заведующий отделением. — Сплетничаете про начальство?
— Скорее, про отделение томографии, — ответил Данилов.
— A-а, вы уже в курсе…
— Как тут не быть в курсе? — хмыкнул Агейкин. — Соседний корпус как-никак, все на виду. К тому же те, кто вчера на свое исследование не попал, такой шум подняли – и в Братеево, наверное, было слышно. Носились тут мимо нас в «подкову» и обратно.
«Подковой» благодаря своей форме в обиходе назывался первый корпус Склифа, самый старый и недавно отреставрированный, бывший когда-то странноприимным домом графа Шереметьева. С первого корпуса и начался Институт имени Склифосовского.
— А зачем в «подкову»? — не понял Данилов. — Ведь томография в большом корпусе?
— Томография в большом, а оплата – в «подкове», в кассе при лаборатории, — пояснил Марк Карлович. — Другой кассы у нас в Склифе нет.
— Маразм, — оценил Данилов. — Пациентам надо идти через весь двор. А если учесть, что многие из них передвигаются не очень хорошо…
— …то создается прекрасная почва для всякого рода злоупотреблений, — закончил фразу Марк Карлович. — Но касса в первом корпусе, и с этим надо считаться. Открывать вторую в томографии слишком геморройно. Помещение, аппарат, человека сажать. Кому надо, пробежится до «подковы» и обратно. Пациенты пока особо не протестуют, а врачи – тем более.
