Ирэн Роздобудько - Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…
Они засмеялись, как две заговорщицы.
А фрау Шульце, как на экзамене, задавала уже следующий вопрос:
– А паяльник? Какой используете паяльник?
– Предпочитаю газовый – он мощнее и не гоняет припой по блюдцу, как шарики ртути, без всякого смысла, – спокойно отвечала Соня, и фрау Шульце щелкала в воздухе пальцами, словно исполняла па фламенко.
– Но… – добавляла Соня, – у меня есть и электрические. Пока дошла до того, что нужно, – столько ошибок наделала…
И Соня демонстрировала внутреннюю сторону запястья, на котором виднелся белый длинный шрам от старого ожога.
Жало часто меняете? – спрашивала фрау Шульце, и Соня вздыхала: когда портится паяльное жало, заменить его на другое почти невозможно – лучше покупать новый паяльник.
– Не нужно! – радовалась, как девочка, старая фрау. – Открою вам такой секрет: чтобы жало служило дольше и не портилось – его следует… – она сделала длинную многозначительную паузу, во время которой Соня готова была умереть от любопытства, – его следует смазывать обычным силикатным клеем!!!
И обе хохотали, как сумасшедшие, прекрасно понимая друг друга.
– Серебро… – говорила фрау Шульце, перебирая безделушки дрожащими пальцами, – Серебро – самый чистый материал в мире… А что вы знаете о серебре? Я думаю, все, что вы делаете, – это неспроста. Это видно по вашим глазам. И по вашим работам…
И Соня говорила, что серебро течет у нее в венах вместо крови, она может творить с ним чудеса, и оно подчиняется ей так, будто является единой с ней субстанцией.
Фрау Шульце восторженно рассматривала каждую фигурку, каждое колечко и колье, поднимая их то к свету, то к носу, охала, оценивала.
У Сони голова шла кругом: неужели кто-то в этом мире может интересоваться этим так же, как она. И кто бы мог подумать, что таким человеком окажется старая иностранка с седыми букельками и больными ногами!
– У вас, вероятно, на родине были выставки? Есть каталоги? – спрашивала фрау Шульце.
Соня лишь удивленно качала головой и растерянно пожимала плечами: кому это нужно?..
И фрау Шульце чуть не подпрыгивала до потолка, не понимая, как можно, чтобы всего этого никто никогда не увидел.
– Мой покойный муж научил меня разбираться в ювелирном искусстве, – говорила старая дама. – То, что я вижу – великолепно! Вы себе цены не знаете, детка! Вы роетесь в саду, как насекомое, не жалеете своих золотых ручек и сами не знаете, чего стоите! А ваш… муж… разве он не видел этих работ?
– Видел, – ответила Соня. – Но он считает, что это металлолом и пустая трата времени.
Фрау Шульце внимательно посмотрела на ее детское личико, хмыкнула.
– С этим нужно что-то делать! – твердо сказала она, качая головой. – И как, скажите мне, вы можете работать, если у вас нет никаких условий… Вам нужна мастерская! А вы все прячете в ящик, да еще и под рядно! Это безобразие! Это же неудобно! Ай-яй-яй…
В конце концов она попросила несколько изделий, чтобы сфотографировать их и отправить своему крестнику.
– Он живет в Штатах, держит несколько галерей и вообще – очень влиятельный в этом плане человек, его отец был одним из лучших учеников моего покойного мужа, а озорник Гарри хоть и не перенял этот талант, но стал одним из лучших промоутеров ювелирного искусства. Уверена – он будет в восторге!
Соня сказала, что фрау может забирать хоть все, ей не жалко.
– Это чудо, чудо… Это старая школа… Это Лалик… Точно – Лалик. Откуда это в вас взялось?.. – никак не могла успокоиться фрау Шульце, унося в подоле Сонин «лом». – Я сделаю из вас человека… Вот увидите! Вы сидите на бомбе и сами того не осознаете… Ну, Гарри, держись…
Все это произошло днем.
А вечером Соня лежала на диване в ожидании мужа и перечитывала книгу турецкого писателя.
Ее палец был обмотан лейкопластырем. Она ждала знакомый звук автомобиля за окном и знала, что сегодня, как и всегда, Саня откажется от ужина. Ведь он не раз говорил, что должен сохранять хорошую спортивную фигуру, чтобы не быть похожим на бюргера…
Он вошел, выложил на стол покупки, которые она просила его сделать, – флюс, растворитель, канифоль.
– Ты не представляешь… – восторженно начала Соня, – наша хозяйка, фрау Шульце…
Она хотела рассказать об удивительном случае, который произошел сегодня, о том, каким «спецом» в ее деле оказалась старая дама, а главное – как высоко оценила ее изделия.
– Видела, что творится в нашем парламенте? – оборвал ее Саня, включая телевизор.
– Нашем? – растерянно переспросила Соня, понимая, что Сане совсем не интересно слушать ее болтовню о фрау Шульце.
И действительно, все, о чем она хотела рассказать мужу, показалось ей ничтожным, неинтересным, и Соня прикусила язык.
– Нашем! – раздраженно подтвердил Саня. – Ведь мы пока еще не сменили гражданство! Так вот, эти кретины снова устроили драку! И не только драку, но и «дымовуху», и к тому же яйцами бросались! Позор на весь мир!
Соня удивленно посмотрела на него:
– Я не включала телевизор сегодня. А из-за чего драка?
– Ну да, тебя все это не касается, малыш, – снисходительно сказал Саня. – А драка из-за того, что подписано новое соглашение о сроках пребывания российского флота в Крыму. А еще новый президент отказался признавать голодомор геноцидом. Ну и так далее…
– Это несправедливо, – неуверенным голосом произнесла Соня, боясь, что опять скажет что-то не то. – Это отбрасывает нас на десять лет назад…
– Кого – «нас»? – поморщился муж. – По мне – гори оно все огнем! Сидели в заднице – еще посидят. Нас это не касается.
– Зачем же тогда нужна была независимость? – еще тише спросила Соня.
– Чтобы разворовать страну! А потом вот так снова прыгнуть туда, где за тебя все будут решать другие! Но ты, дорогая, не принимай все это близко к сердцу, ведь, слава богу, у нас все по-другому – особенно у тебя, живи и радуйся!
– Повтори, пожалуйста, последнюю фразу, – задумчиво сказала Соня.
Саня удивленно вскинул левую бровь, но выполнил ее просьбу.
– Довольна?
– Шесть запятых… – сказала Соня.
– Что?…
– В твоей фразе шесть запятых… – повторила Соня.
– Это так важно для тебя? – хмыкнул он, снимая галстук.
– Важно… – сказала Соня.
Саня разделся и пошел в ванную. Он взял привычку после работы мыться по несколько часов, старательно напевая в душе бравурные марши.
Соня выглянула в окно – внизу в синей дымке тихо дышали еще не расцветшие кусты сирени. Но почки уже были тугими, набухшими – в ожидании настоящего тепла, чтобы выстрелить салютом мелких, тонко выточенных цветов. И это необходимо было немедленно зафиксировать!
Соня накинула платок и спустилась в сад.
Марина:
Окно в МИР
…Вот стоит она у окна, стыдливо держась обеими руками за воротник пеньюара, окаймленного лебединым пухом, смотрит на улицу, залитую импрессионистскими красками вечерних сумерек. С ее ресниц по щекам течет краска – это такие романтические слезы, которые пускают звезды немого кино. И все в этой ситуации похоже на сказку, в которой она, Марина, сначала играет роль нищей, а потом – принцессы.
…Вот тихо скрипят двери, и она вздрагивает, но не оборачивается и не двигается.
Просто стоит у окна и на фоне разноцветной улицы, которая отражается в тонированном стекле, видит свое лицо – такое чистое и ясное, как у мадонны. Так когда-то о ее лице сказала учительница литературы. Краска, которая течет с ресниц, делает глаза огромными, а лицо – трогательным, беззащитным. Все происходит, как в кино.
…Вот дверь открывается, и входит ОН.
Конечно, он еще не видит ее лица, и она кажется ему обычной девушкой, с которой можно провести несколько приятных часов. Она медленно поворачивает голову. И он видит ее лик, который напоминает лик мадонны, ее глаза, ее дрожащую улыбку, за которой кроется страх и гордость, видит ее руки, скрещенные на уголках воротничка так, словно она защищается, видит ее всю, подсвеченную со спины неоновыми бликами.
И происходит чудо.
«Ты в первый раз?..» – говорит он.
«Зачем?» – говорит он.
«…С такими глазами?» – говорит он.
«… С такой фигурой?» – говорит он.
«…С таким взглядом?» – говорит он.
Они стоят в темноте комнаты и во вспышках уличного карнавала говорят только губами – тихо-тихо. И она рассказывает ему, что все в ее жизни – ложь от начала до конца.
Она больна, отравлена этой ложью. Но этот выбор – быть здесь, в этой комнате – ее выбор. Ведь она хочет жить, а это значит: если все в мире имеет свою цену – получать по высшему разряду.
Она стискивает зубы, произнося последнюю фразу. В ее голосе звучит гордость и даже вызов, который она бросает не только ему, но и всему миру.
Он хмурится, на скулах проступают красные пятна. Говорит, что она – глупая девчонка. И что ей очень повезло, что именно он первым вошел в эту комнату. Потому что они немедленно выйдут отсюда вместе. Он спасет ее. И дальше все будет развиваться, как в фильме «Красотка» с ее любимой Джулией Робертс. Недаром же она так похожа на нее – такой же большой, четко очерченный рот, высокие скулы, копна рыжеватых волос, матовая кожа, длинные ноги. И гордый взгляд.
