Бенуа Дютертр - Любовник № 1, или Путешествие во Францию
Не успел он войти в свою комнату в гостинице, как зазвонил телефон. Стефани де Лара, директор кастинга, позволила себе позвонить ему — не по поводу программы «Без семьи», а насчет передачи на канале «Культура», посвященной взгляду американцев на Францию. Она оценила его стиль, его легкий акцент и просит его принять участие. Он хотел повесить трубку, но передумал. Ведь это сулит новые знакомства. Он подумает. Женщина добавила:
— Только прошу вас, приходите без этой сумасшедшей.
Весь вечер молодой американец бродил по улицам Сен-Жермен-де-Пре. На террасе в кафе он завязал разговор с юными буржуа-революционерами, детьми прежних юных буржуа-революционеров. Поздно ночью, уже достаточно выпив, он разговаривал с голубоглазой немкой, любительницей кино. Рано утром он вышел из «Кастеля» вместе с неким Эдуардом, тот устроил на бульваре Сен-Жермен автомобильную корриду, а потом подвез его в отель.
Поздним утром в номер постучали. Дэвид приоткрыл один глаз, затем закрыл его, страдая от мигрени. Постучали сильнее, и он слабым голосом ответил:
— Войдите.
Вошел странный тип: среднего роста, с огромной головой и такой худой, что одежда на нем болталась. Около сорока лет, странного цвета лицо со следами позолоты, будто покрытое блестками. Несколько минут он смотрел на Дэвида, лежащего в постели. После чего зловеще произнес:
— Оставьте в покое Ванессу!
Страдая от головной боли, американец пролепетал:
— Какую Ванессу? Простите, но я не знаю никакой Ванессы. И не понимаю, что вы делаете в моей комнате…
— Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать!
Может быть, Офелию зовут Ванессой… Дэвид заволновался. Может быть, этот зловещий мститель и есть тот богатый ревнивый итальянец, о котором ему рассказывала Офелия? Но он скорее похож на бедного француза.
Дэвид слабо произнес:
— Уверяю вас, я ей ничего не сделал!
Тот был невозмутим:
— Перестаньте морочить ей голову с ее карьерой. Оставьте ее в покое! Предупреждаю вас в последний раз!
Дэвид не привык к угрозам. Тип хлопнул дверью, а парижский ученик счел его предупреждение еще одним доводом в пользу того, чтобы забыть свою нимфу.
Дэвид имеет успехВыступление Дэвида по телевидению — в качестве молодого американца, открывающего для себя современную Францию, — имело большой успех. Его пригласили в другие программы. Один иллюстрированный журнал напечатал его фотографию, и он стал любимчиком на вечеринках. Ему протягивали визитки, назначали встречи. Прошел слух: Дэвид готовит репортаж о современной Франции для известной нью-йоркской газеты. Все хотели быть там упомянутыми. Люди критиковали Америку, но только о ней и думали. Он пил много шампанского, посещал ночные кабаре. Но через несколько недель он заметил, что живет в Париже, как золотая молодежь в Нью-Йорке или в других городах. Только там он никому бы не был интересен. Здесь же ему оказывали благосклонный прием благодаря тому, что он американец, любящий Францию.
Пригласившая его киностудия входила в группу масс-медиа, одновременно ей принадлежал иллюстрированный журнал, который напечатал интервью с ним. Член редакционного совета издательства «Графоман» (филиал того же конгломерата), издатель Жан Руайом, пригласил американца на обед, чтобы обсудить с ним контракт. В ресторане «Липп» он представил Дэвиду шефа объединения, который в свою очередь являлся функционером в торговой империи, разрабатывавшей новые направления в прессе, издательском деле и Интернете. После обеда, слегка захмелевший, Дэвид спрашивал себя, как высоко простирается эта бесконечная пирамида, где сосуществуют деловые люди, артисты, политические деятели и издатели.
Он бесцельно бродил по площади Сен-Жермен-де-Пре. Под лучами майского солнца живые статуи позировали для туристов. Стилизованный автомат XVIII века перемещался рывками. Девушка, покрашенная зеленой краской, держала факел Свободы. Чуть дальше виднелась мумия Тутанхамона в своем саркофаге. Золотая маска с короной наполовину скрывала его лицо, но под ней можно было различить слегка дрожавшую кожу на подбородке и капли пота за ушами. Фараон лежал неподвижно рядом с корзинкой, куда бросали монеты. Он только моргал ресницами. Дэвиду показалось, что Тутанхамон пристально смотрит на него. Статуя выглядела сердитой и полной презрения к зевакам, разгуливавшим целыми днями. Дэвид решил вернуться в гостиницу и отдохнуть.
Ближе к вечеру, перед коктейлем в модельном агентстве, он принял ванну. Лежа в горячей воде, он спрашивал себя, зачем теряет время, встречаясь с людьми, которые мечтают жить как американцы, — ведь он приехал сюда, чтобы жить как французы. Зачем он старается узнать то, чем никогда не интересовался у себя дома. Он с грустью вспоминал свои первые дни в Париже, когда, встав рано утром, читал газету в бистро, прежде чем отправиться изучать город, а затем на встречу со своей поэтессой на могиле Бодлера.
Офелия тоже иногда бывала на светских тусовках. Не теряя надежды встретить продюсера, который обеспечит ей карьеру в шоу-бизнесе, она пробивалась на приемы. Но стоило ей появиться на пороге с решительной улыбкой, как продюсеры бежали от нее в соседнюю комнату. Она в своей накидке распугивала людей во время коктейлей, появляясь в наиболее людных местах и предлагая билеты на прустовские чтения или проект организации поэтического центра не автостоянке. Оказавшись на очередном сборище в одиночестве, Офелия высматривала новые жертвы среди вновь прибывших гостей. Люди собирались группами. Она просачивалась в них, бросая загадочные фразы.
Однажды вечером она нос к носу столкнулась с Дэвидом, который разговаривал с Жаном Руайомом, своим будущим издателем. Старые знакомые пристально посмотрели друг на друга. Дэвид хотел с ней заговорить, но побоялся новых неприятностей. Офелия, не желая сдаваться, отвернулась. Испытывая угрызения совести, Дэвид обратился к Руайому со словами:
— Я хотел бы представить вам свою знакомую.
Издатель потянул Дэвида за плечо и проворчал:
— Прошу вас, только не эту сумасшедшую!
Уходя, Офелия громко произнесла:
— Неблагодарность и хамство всегда рядом!
Через десять минут трое главных действующих лиц столкнулись в другом салоне. Молодая женщина бросила издателю:
— Это я создала Дэвиду имя. А вы его подобрали, подонок!
Руайом поспешил в гардероб. Через два дня Дэвид получил неприятное письмо от Офелии, которая упрекала его в измене; ее карьера в Нью-Йорке не сдвинулась с мертвой точки, несмотря на свои связи и состояние, Дэвид даже пальцем не пошевельнул ради нее. Она приложила к письму пачку фотографий, которые он мог бы показать продюсерам — если желает искупить свою вину. Дэвид роздал фотографии. Но ответ всегда был один:
— Нет, только не она! Мы ее знаем!
И американец мысленно произносил: «Хам»!
Я работаю импульсивноВ начале июня Дэвид получил приглашение на вечер, посвященный женщинам-творцам, спонсором которого являлся один модный иллюстрированный журнал.
«XXI век будет феминистским» — значилось в шапке приглашения. Затем шел список женщин кинорежиссеров, скульпторов и писательниц, получивших премии в нынешнем литературном сезоне: Франсуаза Ф. («Я скучаю на кухне»), Эммануэль де П. («Я и мое смятение»), Жанна Ж. («Хочу оргазма»). На вкладыше объяснялось, почему организаторши — ради игры слов — выбрали слово «созидательницы» вместо отягченного политическим и лингвистическим мачизмом «создатели».
Вечер проходил в Национальном храме книги при поддержке министерства культуры. Раскрашенный фасад здания представлял собой огромную белую страницу, на которой были разбросаны подписи великих французских писателей. Надпись в холле на стене вопрошала посетителей: «А что если демократия — это книга?» На фреске были изображены различные книги: по истории, математике, информатике, ботанике, поэзии, политике, о театре, комиксы, издания по искусству, по кулинарии и тысячи других книг, шедшие разноцветной вереницей. На прилавках-витринах лежали брошюры и справочники: по литературным премиям, по книжным ярмаркам, конкурсам, новеллы, пособия для писателей моложе тридцати лет, справочник фонда социального обеспечения для авторов старше шестидесяти.
В актовом зале женщины-созидательницы с бокалами встречали гостей. Посещение светских вечеров способствовало формированию у Дэвида более демократичного стиля в одежде. В светлых брюках и футболке, он бродил с бокалом по залу, задавал вопросы, улыбался гостям, которые видели его по телевизору. Красивая женщина с бритой головой призналась ему, что очень смеялась над тем, что его поразило во Франции. Две шумные постановщицы видеофильмов, с крашеными волосами и в рваных кожаных куртках, завоевавшие известность своими работами о современном упадке нравов, переходили от одной группы к другой с миникамерой. Бледная юристка размышляла о том, как бороться с дискриминацией женщин. Ее собеседники мужчины соглашались с ней.
