Терри Сазерн - Грустное кино
– Там было чудеснейшее место, – говорила она теперь Борису, двигаясь по комнате, вынимая вещи из чемодана, который лежал открытым на кровати, и вешая их в шкаф. Все это она проделывала в плавно-эффективной манере, быстро, но неспешно, без всяких лишних движений и с фацией кошки. – Прекрасное место, – продолжила Арабелла, – куда мы всегда отправлялись на… пикник. – Сомневаясь в правильности слова, она улыбнулась Борису. – Пикник, да? – Акцент ее был легким, а голос – радостным, мелодичным. Хотя Арабелла почти идеально владела английским, забота, с которой она подбирала каждое слово, придавала ее речи обманчиво кокетливый оттенок очаровательной неуверенности.
Борис полулежал, откинувшись на спинку кушетки, и, сцепив руки за головой, наблюдал за ней.
– Да, – кивнул он, – пикник.
– Я тебя туда отвезу, – сказала Арабелла, вешая в шкаф бархатную куртку кроваво-красного цвета. – Это десять минут на машине от Вадуца. – Она повернулась и прислонилась спиной к дверце шкафа, закрывая ее. – Теперь расскажи мне о картине. Я что, буду носить уйму роскошных нарядов?
– Ты будешь снимать уйму роскошных нарядов.
– О да, – Арабелла рассмеялась и прошла в другой конец комнаты. – Надо думать, это не была бы серьезная картина, если бы я этого не делала, правда? А теперь скажи, прибыла ли уже моя машина из Парижа?
– Она припаркована у отеля, – ответил Борис, с удовольствием разглядывая женщину. – Разве ты ее не заметила, когда мы сюда прибыли?
– Нет. – Арабелла приподняла брови в преувеличенно надменной манере и нарочито ровным, усталым тоном произнесла: – Я ее не заметила, когда мы сюда прибыли. Я никогда таких вещей не замечаю. – Она наклонилась и поцеловала Бориса в щеку. – А когда я с тобой, chéri, я вообще ничего не замечаю! – Арабелла взглянула на часы. – Сейчас почти время ланча, верно? Итак, мы идем в charcuterie [8] и покупаем там чудесные вещи – pâté, artichaut [9] холодную утку, сыр, все, чего тебе захочется… мы берем чудесную бутылку «Пуйи Фьиссе»… а затем я отвожу тебя на мое место для пикника – на мое тайное место для пикника, – негромко добавила она, теперь уже глядя не на Бориса, а в окно и говоря словно бы издалека. – Для меня это вдруг стало очень важно – я остро это чувствую. – И Арабелла повернулась к нему с особенной улыбкой – той, что отражала подлинное товарищество и чуточку горестно-радостного припоминания прошлых событий; в своем роде она была дамой предельно романтичной. – Хорошо, правда? Я про свой план. А ты сможешь рассказать мне про картину.
Борис кивнул.
– Твой план очень хорош. – Он встал и потянулся. – Как насчет того, чтобы костюмерная получила твои размеры, прежде чем мы уедем? Это займет одну секунду.
Арабелла еще раз изобразила преувеличенную надменность.
– Мои размеры?
– А что, Хелен Вробель их знает?
Новость, похоже, ее заинтересовала.
– Хелен Вробель работает на этой картине? – Затем Арабелла, хмыкнув, пожала плечами. – Хелен Вробель знает мои размеры, – просто сказала она. – У Хелен Вробель есть мои образцы – для всего на свете.
– Отлично. – Борис наклонил голову, оглядывая ее тело. – Они не могли сильно измениться. На вид, по-моему, полный порядок. Идем.
Арабелла рассмеялась.
– На вид полный порядок, да? Хорошо. – Она взяла его под руку, и они пошли на выход. – Мои размеры, – внятно произнесла Арабелла, – не изменились ни на сантиметр со времен… – Она стала припоминать название.
– Со времен «Голубой птицы счастья»? – подсказал Борис.
Она бросила на него быстрый изумленный взгляд, но Б. лишь улыбнулся.
– Exactement, chéri [10], – ровным тоном сказала Арабелла, – ни на сантиметр со времен «Голубой птицы счастья». – А затем она наклонилась и нежно куснула его за ухо.
8
Жемчужно-голубой «мазерати» буквально всасывал в себя поверхность и выл над пустынной альпийской дорогой, точно артиллерийский снаряд, пролетая по длинным покатым кривым так, словно вращался внутри пневматической трубки. Пожалуй, утверждение Арабеллы о том, что вождению ее учил сам Фанджио, известный автогонщик, соответствовало правде. Так или иначе, ее водительский навык был исключительным. Сказать, что она водила как мужчина, значило ввести в заблуждение. С мастерством пилота «Формулы 1» – да, но свободно, без малейших признаков напряженности, которая обычно сопровождает предельное сосредоточение. Арабелла вела машину, казалось, с большей легкостью и фацией, чем любой мужчина, позволяя себе при этом без перерыва оживленно болтать, – и более того, временами одаривая Бориса краткой, но потрясающей улыбкой, – в тот момент, когда переключала передачу, входя в поворот на семидесяти милях в час.
Борис наблюдал за лицом Арабеллы, сознавая ее умеренный восторг и уже давным-давно уяснив для себя ее мотивы.
– Я заставляю машину слушаться меня, – однажды объяснила она. – Как женщину, понимаешь? С другой женщиной я доминантна, n'est-ce pas? [11] С машиной то же самое. Я ее хозяйка – вот почему она мне нравится. Понимаешь?
Место для пикника из прошлого Арабеллы оказалось столь же отдаленным, сколь и прелестным, что придавало ему, как она уже припоминала, некое «тайное» качество, делая его схожим с Шангри-ла [12].
Свернув с шоссе и проехав по проселочной дороге, пока она не оборвалась перед непроницаемой стеной деревьев, они вылезли из машины и пошли в лес по усыпанной мягкими сосновыми иголками тропе, над которой сучья высоченных деревьев, сплетаясь, образовали полог, не пропускавший солнечный свет. Оттого проход был подобен туннелю, ведущему в никуда. Однако они все же вышли из него в месте, которое напоминало картину, вырезанную из детской книжки, – на травянистые берега горного озерца, окруженного соснами и вздымающимися со всех сторон серебристо-голубыми Альпами.
– Вот это место, – сказала Арабелла, направляясь к тени гигантской сосны.
Борис обозрел всю сцену, затем кивнул.
– Классное место.
Пока она вынимала привезенные ими продукты, он открыл вино.
– Мы нальем один стакан, – сказала Арабелла, – а затем поставим бутылку охлаждаться в озеро, хорошо?
– Отличная мысль, – отозвался Борис, наливая стакан и вставляя пробку обратно.
– Как Джейк и Билл, да? Очень романтично.
– Джейк и Билл?
– Ну да, у Хемингуэя – comment s'appelle? [13] «И восходит солнце»?
– А, да, – сказал Борис, припоминая. – Когда они на рыбалку отправились… – Тут он рассмеялся: – А почему ты говоришь «романтично»? Думаешь, они были гомосексуалистами?
– Нет-нет, я имела в виду «романтично» – в классическом смысле. Гомосексуалисты! – Она пожала плечами, разворачивая камамбер. – Не знаю, разве предполагалось, что они гомосексуалисты? Но ведь он не мог этим заниматься, ведь так? Джейк? Ведь ему на войне эту штуку оторвало – разве не в этом была вся история?
– Гм. – Борис задумчиво уставился на цыплячью ножку у себя в руке, затем задумчиво начал ее обгладывать.
– Конечно, – сказала Арабелла, хмурясь, но старательно намазывая pâté на толстый, вырванный из буханки ломоть хлеба, – они могли бы этим заняться – Билл мог бы заняться любовью с Джейком, а Джейк мог бы целовать Билла… как бы ты сказал: «пососать ему»? Да?
Борис улыбнулся.
– Да.
– Или «отсосать у него»? Как там говорят? Как ты говоришь?
– И так, и так.
Арабелла с серьезным видом кивнула, прилежная ученица лингвистики, серьезная актриса в вечном поиске le mot juste [14]. Затем, медленно прожевав, она отхлебнула немного вина.
– Послушай, – сказал Борис, – с кем из всех ныне живущих ты предпочла бы заняться любовью?
Она посмотрела на него, всего на одну секунду перестала жевать, затем без колебаний ответила:
– С Анджелой Стерлинг.
– Извини, она уже занята. Кто следующий?
– Она уже занята? Что значит «она уже занята»? И между прочим, о чем ты вообще говоришь?
– Понимаешь, роль в фильме, твоя роль… я уже говорил тебе, что это лесбийский эпизод…
– И что?
– Вот я и подумал, что славно было бы, если бы ты сыграла его с кем-то, кого всегда хотела… на кого ты, так сказать, глаз положила… с кем всегда хотела этим заняться. Ну, знаешь, заняться любовью. Compris? [15]
Арабелла была в восторге.
– Какая чудесная идея!
– Таким образом ты смогла бы вложить в сцену больше чувства, правда?
– Mais exactement! [16]
– Вот и хорошо. Так кто… кроме Анджелы Стерлинг?
Арабелла с довольным видом потерла ладони и принялась с явным удовольствием обдумывать эту тему.
– Eh bien [17], так-так, посмотрим… – и где-то секунды через три: – Ara, как насчет… принцессы Анны?