Анхелес Касо - Навстречу ветру
Итак, все, что она могла сделать для Сан, — поддержать ее и дать совет. Каждый раз, когда они встречались, Натерсия повторяла девочке, что нельзя падать духом, и, может, если ей удастся найти хорошую работу в городе, она будет учиться в вечерней школе. Учительница хотела, чтобы Сан не теряла надежду, чтобы она испытывала желание бороться за эту возможность и не позволяла отчаянию поглотить себя, опасному, словно болото, в котором на глазах у Натерсии за все время ее учительства утонуло столько девочек, удовольствовавшихся выживанием, приспособившись лишь к тому, чтобы не умереть с голоду. Рутина и моральное разложение, убеждение, что невозможно покинуть голую и удушливую клетку нищеты, принятие непреклонной судьбы, полные надежды ночные молитвы о том, чтобы обычный жар, отравленная вода или простой грипп не унес тебя в мир иной, открывая, наконец, путь к вечнозеленым лугам, неиссякаемым фонтанам и бесконечному покою.
Тем не менее, Натерсия часто задавалась вопросом, справедливо ли она поступает. Она знала, что возможности учиться у девочки очень призрачные. Даже если она найдет работу прислуги в доме, посудомойки в таверне или подмастерья в цехе, скорее всего, ее график будет слишком напряженный, чтобы можно было посещать занятия и учиться. И очень велика вероятность того, что ее заработка не хватит, чтобы покрыть необходимые расходы. Сан должно очень сильно повезти, чтобы она могла следовать за своей мечтой. Это было ужасно сложно. А если у Сан не выйдет ничего, тогда как она подпитывала ее надежды, что она будет чувствовать? Разочарование и боль помножатся на три после очередной неудачи и, возможно, приведут ее к полному отказу от себя самой. Ну а если у нее все получится? Если какое-нибудь божественное провидение наблюдает за ней и готово протянуть ей руку, одаряя ее способностями, расстилая у нее в ногах мягкую ковровую дорожку, которая поведет ее прямо в светлое будущее?
Учительницу одолевали сомнения. Часто по ночам, когда сон уже почти поглощал ее и убаюкивал, в состоянии, в котором действительность превращается в блуждающую дымку, в каком-то уголке ее сознания оживало чувство ответственности, не давая ей уснуть. И вот она уже сидела на полу рядом с Омеро, который клал ей на ноги голову, ожидая, что Натерсия погладит его рассеянным движением руки. И в эти минуты неуверенности она была рада, что у нее нет детей, которых нужно направлять и давать им советы, навсегда оставляя след своего влияния в их жизни и, возможно, подталкивая их к трагедии.
Когда солнце вставало и освещало фотографии, развешанные у Натерсии на стене, она их поочередно разглядывала. Это были открытки, которые ей присылали друзья и бывшие ученики на протяжении долгих лет из разных районов Кабо-Верде, из Африки, Европы и даже Америки. На них были изображены некоторые прекрасные места, в которые Натерсия, скорее всего, никогда не попадет. В таком свете, когда время останавливалось и наполнялось удивительными цветами и формами — синевой неба, различными оттенками серого морских волн, зеленью лесов, позолотой камней, выраставших один за другим в давние времена, белизной снега в горах, краснотой крыш, под покровом которых протекала жизнь стольких людей, — мир казался многообещающим и захватывающим. Тогда Натерсия снова приободрялась: возможно, у девочки все получится, в отличие от нее самой, и она получит удовольствие от этих необыкновенных пейзажей. Она должна была заставить Сан попытаться. Успокоенная, учительница возвращалась в постель и погружалась в короткий сон, который она все еще могла себе позволить до начала уроков. И думала о том, что как бы то ни было, она никогда не выпустит руку Сан из своей, никогда не оставит ее на произвол судьбы, чтобы она в одиночестве шагала навстречу своей судьбе, так, как ей пришлось поступить с Ильдой.
Кроме встреч с доньей Натерсией, Сан ничего особенно не делала в эти месяцы. Она ограничилась тем, что просто позволила времени идти своим ходом, в ожидании работы, которая вытащит ее из этого застоя и, как утверждала учительница, позволит ей вернуться к занятиям, продолжить едва начатый и прерванный обстоятельствами путь к осуществлению своих планов, которые она наметила в жизни. Уже давно деревня перестала быть для Сан единственным местом на Земле, и необходимость оставаться там день за днем, застряв в бездействии, словно парусник в штиль, заставляла девочку ощущать, что она живет взаперти. Рутина повторялась каждый день, были только некоторые бытовые обязанности, которые не приносили ей никаких впечатлений. Конечно, нужно было следить за домом. Ховита передала ей все обязанности, и теперь всего лишь сидела целыми днями в своем кресле-качалке, наблюдая за происходящим вокруг и иногда покрикивая на детей, чтобы как-то навести порядок в их чересчур шумных играх. Между тем Сан убирала ее крохотное жилище, стирала пыль с немногих предметов мебели, тщательно выметала земляной пол до царапин, стелила простыни на кровати, ходила к роднику за водой, чтобы постирать, молола кукурузу, разжигала огонь, готовила кускус, тушила рыбу и овощи, варила горох… Она также занималась огородом, выдирала сорняки, полола, удобряла, подвязывала стебли, обрезала растения, уничтожала паразитов и рвала сухие листья. Еще девочка следила за маленькими детьми, играла с ними, рассказывала им сказки и учила их песням. Она даже научилась плести мелкие косички девочкам, а они иногда вырывались у нее из рук во время долгих причесываний и оставляли ее с расческой в руках и невыносимым приступом смеха, который Сан вынуждена была сдерживать, чтобы дети относились к ней уважением.
По вечерам, когда жара постепенно смягчалась, Сан обычно поднималась к часовне Монте-Пеладу и садилась там почитать. Донья Натерсия дала ей некоторые их тех книг, которые хранила еще со времен своего детства, сказки и легенды в кратком изложении, жития святых и Библию для детей. Довольно долго Сан оставалась там, вдалеке от мира, слушая издалека карканье больших птиц, кружащих вокруг горы и слабый шорох камешков из лавы, которые скатывались по скалам и летели на землю. Солнце постепенно садилось, делая и без того красную землю еще краснее, которая на несколько мгновений как будто отражалась в небе. А девочка медленно читала, стараясь как можно больше растянуть это недолгое время удовольствия, поражаясь несчастной любви Чудовища, сочувствуя святой Геновеве, когда ей пришлось обнаженной скакать на лошади, удивляясь неопалимой купине, или тому, как Бог явился Моисею со своими скрижалями.
Чего она больше не делала, так это не смотрела на море. Она уже не взбиралась на какой-нибудь пригорок и не давала улететь своему воображению к берегам Европы. Сан не хотела себя мучить, представляя то, что теперь ей казалось, наверное, недостижимым. Наблюдать эту бесконечную серую гладь, которая вела к другому миру, такому желанному, означало ворошить чувства, на которых ей не хотелось сосредотачиваться, печали и страхи будущего, которые она предпочла бы отстранить от себя, словно отмахнуться от грязной мошкары, которая разносит заразу. И так Сан садилась спиной к берегу, прислонившись к теплой каменной стене церкви и давая зданию отгородить ее от былой мечты. И читала так, как читают дети, ощущая себя в волшебном месте, где может произойти все, что угодно. Иногда она задавалась вопросом: а будет ли жизнь такой же? Можно ли достичь того, о чем больше всего мечтаешь, только за счет желания? Русалочке пришлось заплатить очень высокую цену за то, чтобы попасть в мир людей, потеряв голос и чувствуя сильную боль в ногах. Элизе тоже пришлось сжечь руки крапивой, чтобы спасти своих братьев, превращенных в лебедей. А оловянный солдатик вместе со своей балериной сгорели в пламени, однако им все же удалось остаться вместе навсегда. Но во всех случаях результат стоил усилий. Сан так же была готова принести себя в жертву, чтобы получить то, чего хотела: да, она сделает все, что угодно, чтобы продолжить учебу и стать врачом. Она не будет спать, будет есть только кукурузу, работать как лошадь, но она добьется своего. Сан прекращала чтение, воодушевленная и довольная, как будто ее с ног до головы обдало свежим и медленным дождем во время невыносимой жары. Тогда она поднималась, чтобы вернуться в Кеймаду. И прежде чем отправиться в путь, Сан бросала взгляд на море, быстрый и немного испуганный. И на какую-то секунду ей казалось, что там, за горизонтом, где море и небо растворялись друг в друге, объединяясь в позолоченном дрожащем движении в последних лучах солнца, можно было разглядеть темную полоску тени, которая, возможно, была тенью Европы.
Именно отец Виргилио нашел работу для Сан. Однажды он явился в дом к Ховите с письмом из Прайи. Оно было от Хоаны, женщины из их деревни, которая много лет назад уехала в столицу. Хоана просила прислать какую-нибудь девушку, которая смогла бы помогать ей в доме, где она работала прислугой. Нужно было убирать и готовить, разумеется, но, что важнее, — присматривать за четырьмя маленькими детьми, родители которых много путешествуют. Хозяйка хотела взять ласковую, аккуратную и смышленую девушку, которая к тому же ходила в школу и могла бы читать детям сказки и помогать им учить первые буквы. Священнику показалось, что Сан соответствует всем требованиям. После краткой переписки через пятнадцать дней Сан отправилась в Таррафаль, чтобы там сесть на корабль, который довезет ее до острова Сантьяго.
