Фабрис Каро - Фигурек
— Рад за вас.
— А ты как? Как там у тебя с твоей Клиторией?
— Восхитительно. Пусть даже я начинаю серьезно паниковать, обнаруживая рекламные проспекты, когда приходит…
55— …почта. Кто ж не знает, что почта — потенциальный предатель и что Фигурек не может позволить себе ни малейшего риска, а потому присылает свои счета разными способами. Чаще всего письмо можно найти между страницами запечатанного в пластик рекламного проспекта крупного супермаркета (Бувье, между прочим, считает, что это еще один, причем — из наименее дорогостоящих, рекламный ход со стороны торговых домов). Понятно, что Фигурек не может позволить себе рассылки в простых конвертах, а уж тем более — в своих фирменных. Каждого клиента — естественно, еще до первой оплаты — ставят в известность о том, что нельзя выбрасывать ни одного проспекта, буклета или каталога, внимательно его не просмотрев. А это, в свою очередь, означает, что любые оправдания задержки с оплатой типа: «Вот те на, наверное, счет был в той почте, которую я не глядя выбросил в помойку!» — никто слушать не станет. Их тут же отвергнут, а провинившегося могут и оштрафовать, взяв с него в качестве штрафа до двадцати процентов сверх выписанной суммы.
Даже для простого смертного истинное бедствие — обнаружить, что почтовый ящик битком набит рекламными проспектами, но для клиента Фигурека это беда вдвойне.
А ведь ко всему еще нерадивые плательщики видят, как постепенно у них отнимают право на некоторые услуги или на некоторые виды заявок. Стоит всего лишь дважды просрочить, тебе не только предложат внести дополнительную оплату — окупить, так сказать, издержки, но и отнимут возможность выбирать из фигурантов того, кто станет душой общества, заводилой на свадьбе. (Если вы попадете на свадьбу, где у всех недовольный вид, значит, жених тут — из провинившихся плательщиков — ну, еще может быть, что подарки, заказанные новобрачными по списку, оказались чересчур дорогими, но это уже совсем другая история.)
В подражание системе, царящей у юристов, Фигурек безо всяких колебаний откроет вам…
56…трухлявый, источенный червями шкафчик, который служит мне почтовым ящиком.
— За все надо платить, мальчик мой, и если ты хочешь появляться с недосягаемой девушкой, ты не можешь не понимать, сколько это стоит. Вот выбрал бы меня вместо твоей старлетки, тебе это точно обошлось бы раз в десять дешевле!
— Не хочется вас обижать, но не думаю, что моим родителям понравилась бы такая замена. Не о том они мечтали…
…а кроме того, мы-то с Таней давно переступили грань той стадии отношений, которая характерна для клиента и того, кого он нанимает, но об этом я предпочитаю не распространяться.
Мой тайный сад: наши вечерние свидания наедине, наши бесконечные разговоры, которые по мере опустошения бокалов принимают все более метафизический характер, наш безумный смех, едва мы пересядем на кушетку, наше все возрастающее сообщничество за столом у моих родителей и вообще, Танины зеленые глаза, устремленные на ковер, когда я снимаю волосок с ее плеча, наши иногда соприкасающиеся пальцы — случайно, случайно… этакие предвиденные случайности.
Бувье ничего об этом не знает. Для него Таня — такая же служащая, как и все остальные. Он и заподозрить не может, что же между нами происходит на самом деле.
57Я вышел из дому — утро было свежее, да, меня встретила та особая, тонкая и острая свежесть, которую я так люблю в декабре. Я минутку постоял на ступеньке, вдыхая эту свежесть, заполняя ею легкие до отказа — так, будто воздух не был на сто процентов отравлен выхлопными газами.
В нескольких метрах от меня дворник старательно возит метлой по водосточному желобу. Интересно, а что он там выметает зимой, когда все голо, когда все с самого начала чисто. Но он… ну да, конечно, он находит, что выметать, он с аккуратностью, достойной хирургической операции, убирает с поверхности земли каждый фантик, каждый смятый и засопливленный бумажный платочек, каждую крышечку от пивной бутылки.
Со мной такое случается достаточно редко, потому подчеркну: в это утро я на редкость бодр и свеж, я ощущаю себя, подобно даосу, частицей вселенной, я чувствую единство мира вокруг с миром во мне.
Кажется, этот парень за мной исподтишка наблюдает. Подхожу к нему, у него застенчивый взгляд исподлобья, он смотрит так, будто просит составить ему компанию. Пытаюсь завязать разговор, но не очень-то получается, а что возьмешь с дикаря — кто я, если не дикарь! — которому практически нечего сказать примерно шести миллиардам таких же дикарей, живущих рядом на той же планете.
— Руки у вас не слишком замерзли?
— Да, вы знаете, в последние дни сильно похолодало.
— Вроде бы обещали улучшение по…
— Вряд ли, пока вы пренебрегаете оплатой счетов.
— Простите?
— У вас три счета не оплачены, и это весьма досадно. Глубоко сожалею, но вынужден вас предупредить, что, если вы до завтра полностью не расплатитесь, фирме придется начать процесс расторжения с вами контракта. А это, естественно, будет иметь последствия, причем, как вы прекрасно понимаете, не просто последствия, а довольно неприятные для вас. Речь идет о предъявлении иска, о судебном преследовании, привлечении к ответственности.
— Судебное преследование? Но послушайте, у меня было трудное время, дела вот-вот пойдут лучше, и я… я сразу же все заплачу, вопрос нескольких дней… Дайте мне эти несколько дней… подождите-подождите, а сегодня Таня придет?
— На сегодняшний день оказание услуг еще предусмотрено. Однако совершенно очевидно, что, если и завтра не будет произведена оплата, неминуемо возбудят дело, а это означает начало первого этапа судебного преследования, и вас немедленно лишат права на наши услуги.
— Вы не можете так с нами поступить!
— Всего доброго, месье.
Я смотрел, как он удаляется — со своей метлой и своим мусорным контейнером на колесах. Если бы я был героем фильма и у меня был Магнум-357, я бы сейчас, наверное, пустил ему пулю в затылок. Кровь залила бы тротуар, и он упал бы как спортивная сумка, брошенная на скамью в раздевалке, — с глухим никчемушным стуком: чуффф.
Но я не герой фильма, я здесь, в этой жизни, в настоящей жизни, которая не хочет меня отпускать.
58Я отчаянно стараюсь скрыть свое ужасное настроение, улыбаясь всем подряд кстати и некстати. Мать сделала запеканку из картошки с сыром, а с запеканкой из картошки с сыром все как-то веселее кажется. Я впервые замечаю, что между Таней и Анной есть какой-то отдельный сговор, этакое сообщничество очень красивых девушек, слегка окрашенное сексуальностью, как бывает, кстати, и с очень некрасивыми девушками, — впрочем, у меня тут могли проявиться давние фантазии фаллократа, которому нравится видеть повсюду намек на лесбийские отношения.
Мало того, что я был мрачен, почти что в депрессии, теперь сюда прибавилась еще и тревога: с той минуты, как я решил украсть деньги, взять их из бумажника матери, в глубине живота у меня поселился свинцовый шар. Ну и, прямо скажем, запеканка тут ничем помочь не может.
Сегодня главная тема разговоров за ужином — семикилограммовый судак, которого поймал отец. Он якобы оставил рыбу другу, во что не верит, правда, вполне добродушно мой братец, который все твердит и твердит, что зря папа пьет перед тем, как идти на рыбалку: начинается с галлюцинаций, а кончается богадельней, в общем, шуточки в таком вот духе.
Таня вроде бы искренне веселится, иногда я посматриваю на нее и сразу же с головой погружаюсь в печаль. Но говорю себе при этом: чушь, чушь собачья, пусть даже у меня больше нет денег на оплату счетов, мы все равно будем встречаться, хотят они того или не хотят, нельзя силой разлучать людей, рвать такую связь только из-за просрочки с оплатой. И вот тут-то я могу и улыбнуться. Но проходит пять минут, и все начинается снова. Сегодняшний ужин точь-в-точь как американские горки, американские горки cheap[32] на деревенском празднике в базарный день, этакие уцененные американские горки, где низ глубоко внизу, а верх — всего лишь чуть-чуть не так низко.
Я жду подходящего момента, чтобы слинять на кухню. Подумал было вызваться принести торт с кремом, но теперь боюсь не дотерпеть до десерта. Эта запеканка совершенно бесконечна, столько народу, а никак доесть не могут! Мысли одна чернее другой, и под их влиянием милая семейная трапеза превращается для меня в похабную декадентскую вакханалию. Приходит на память картинка из старого «Астерикса», на которой едоки фондю весело барахтаются в расплавленном сыре, и приступ тошноты помогает найти удачный, как мне кажется, выход из положения.
— У тебя еще есть маалокс? Похоже, я переел — ужасно пучит.
Матушка отвечает, что есть, конечно же есть — он в кухонном шкафу, на полке с аптечкой, будто я этого не знал раньше… Какое-то мгновение я еще опасаюсь помешать общему веселью, но где там: когда ты твердо решил нажраться, вселенная может лететь к чертям, может лопнуть, как воздушный шарик, тебе нет до нее дела… Ты вне времени, ты наедине со своим пищеварением, вселенная может взорваться, но мой желудок…
