Елена Сазанович - Перевёрнутый мир
Я опустил озябшие руки в карманы, и по телу пробежала нервная дрожь. В одном из карманов оказалось кожаное портмоне, а в другом — нераспечатанная пачка «Парламента». Я бросил портмоне на диван, подальше от искушения. Оно было чужое. Но сигарету взял с чистой совестью и закурил. Нет, я должен заглянуть в бумажник, в конце концов, там, возможно, есть визитная карточка знакомого незнакомца. Что может упростить дело. Я даже сейчас мог бы позвонить ему и успокоить. Ведь он наверняка волнуется из-за потери.
Более не раздумывая, я заглянул в чужой бумажник. Итак, паспорт и деньги — целая пачка долларов. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Я пересчитывал сотенные купюры и в конце концов сбился со счета. Руки слегка дрожали, мысли путались. А ведь раньше я был так равнодушен к деньгам. Нет, я и сейчас к ним равнодушен. Но когда одной ногой оказываешься на улице, да еще в такой холод, да еще с дырами в кармане… Стоп. Я не имею права себя жалеть. Жалость — плохой попутчик, который может завести не на ту дорожку. И последний кров неудачников.
Я небрежно бросил деньги на тахту и открыл паспорт. Это он, только без шляпы. Стриженный налысо, по последней моде. И в том же белом костюме. Неглинов Ростислав Евгеньевич. Это имя мне ни о чем не говорило. На год старше меня. И его адрес… Сегодня уже поздно ехать к нему даже с добрыми новостями. А телефон в паспорте не указывают. Так что остается подождать утра. Под кожаной обложкой паспорта я нащупал несколько чужих визиток. Как положено — фамилии, телефоны каких-то фирм, продюсеров. Но не звонить же сейчас незнакомым людям, требуя номер телефона Неглинова. Ничего, подождет до утра. Подождет. Не раздеваясь, я устало рухнул на тахту и заснул как мертвый. Чтобы завтра родиться вновь.
Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь, звук которого напоминал бормашину. Я поморщился, машинально схватившись за щеку, словно у меня разболелся зуб.
На пороге стояла квартирная хозяйка, вызывающе уперев руки в бока.
— Так-так, — она презрительно оглядела меня с ног до головы. — Говорили же мне, дуре, — не сдавай комнаты этим лимитчикам! Понаехали в столицу, окаянные! Житья от вас нету! Коренному москвичу и пройти негде!
Я ответил ей не менее презрительным взглядом. Это она-то коренная! Кому бы рассказывала! Человек неопределенного возраста с неопределенным расплывшимся лицом. Можно дать и тридцать пять, а можно — и все пятьдесят. Словно вылепленная из теста, и то плохим пекарем.
— Что-то не встречал коренных с волжским акцентом, — огрызнулся я.
Она задохнулась, не находя слов, и замахала толстыми руками, как крыльями, сделанными из некачественного папье-маше.
— Если… Если вы мне сейчас же не заплатите, я напущу на вас милицию! И так за два месяца задолжали!
— Ага, напустите. И милиция сейчас же бросится на меня, делать ей больше нечего. К тому же я скажу, что вы моя давняя знакомая, задолжали мне деньги, а теперь пытаетесь выкрутиться. Конечно, если дождусь милиции. Скорее всего, меня через пять минут уже здесь не будет. Вот так, милая. Кстати, вы читали «Преступление и наказание»? Помните, что случилось со старухой-процентщицей?
Хозяйка изменилась в лице, ее словно перекосило, и она медленно попятилась к двери. А я так же медленно на нее наступал.
Стоп, Данька. Я резко остановился и перевел дух. Вообще-то мне давно уже казалось, что это не я. Говорю не своими фразами и думаю не своими мыслями. Я же совсем другой, совсем — рожденный на свежем воздухе, влюбленный в природу, закаленный ветром, у меня здоровое тело и здоровые мысли. Как редко я стал об этом вспоминать. Стоп, Данька, стоп.
— Да пошутил я, чего вы так перепугались, — я махнул рукой. И словно в знак прощения вытащил из бумажника несколько стодолларовых бумажек. — Так сколько, говорите, я вам должен?
Старуха-процентщица от удивления проглотила язык. И вмиг перестала меня бояться. А лишь жадным взглядом смотрела, как я кладу назад в бумажник пачку денег. Наконец, придя в себя, она дрожащим голосом назвала сумму. Но никакой страх не помешал ей вовремя сориентироваться и назвать гораздо большую сумму долга. Я не стал торговаться и молча протянул ей деньги. Потом вытащил еще.
— А это я мог бы заплатить за два месяца вперед. Да вряд ли мне понадобится эта ночлежка, — я помахал пачкой зелененьких перед картофельным носом хозяйки и тут же спрятал.
— Спа-спа-спасибо, — пролепетала она, проглотив слюну, и, раскрасневшись, как помидор, тут же дрожащими руками сунула квартплату в цветную сумку. Словно я мог передумать и забрать деньги назад. — А вы зря меня обижаете, называете мой уютный домик ночлежкой. Живите тут, ради бога, я-то что? Сразу видно, вы человек хороший, благородный, не какой-нибудь там… Надеюсь, вам удобно, если хотите, я могу тумбочку принести.
Она, видимо, собиралась рассыпаться в любезностях еще долго, и я ее перебил:
— Ничего мне не нужно. А что нужно — куплю. Мы с вами рассчитались, и в вашем благородном притоне мне теперь делать нечего. А там будет видно…
— Ага, видно. Ну да, конечно, вы теперь человек солидный…
Как можно любезнее я выпроводил ее за дверь.
Теперь мне нужно было все хорошенько обдумать и взвесить. Я предчувствовал новый поворот в судьбе. Только что будет за этим поворотом, знать не мог. Да пока и не хотел. Но главное — я смог рассчитаться за квартиру. Правда, чужими деньгами. Но парень, видно, богатый и, как мне показалось, не жлоб. Хотя и денди. Возможно, я смогу с ним договориться. В конце концов, денежные знаки тоже могут быть знаками судьбы. Как это ни прозаично звучит. Но, чтобы договориться, мне придется одолжить у этого парня еще сотню-другую. Семь бед — один ответ.
Потому, быстро собрав немногочисленные вещи и долго не раздумывая, я выскочил на улицу. Какое счастливое совпадение — вслед за мной выскочило и солнце. Сегодня началась весна, которую я так долго ждал. Разве это тоже — не знак судьбы? Только более поэтичный. И на душе у меня стало легче.
Вскоре я уверенно шагал по городу, перебросив через плечо чужое пальто и торжественно держа в руках широкополую шляпу. Это был я, Даня из Сосновки, но сам себя вряд ли бы узнал, если бы случайно столкнулся на улице. Я заглянул в зеркальную витрину супермаркета. Там отразился чужой человек, кого-то сильно напоминающий. Красивый, уверенный в себе. Дорогой светлый костюм, черная рубаха, серебристый галстук. Бритое гладкое лицо и бритая голова — по последней моде. Конечно, я нахально содрал стиль у вчерашнего незнакомца, лицо которого мне показалось до боли знакомым, но так и не вспомнил, где с ним встречался. Сам я не умел одеваться, и поэтому копирование чужого образа было вполне оправданно. Тем более для парня из лесного поселка.
Я шел по адресу, указанному в чужом паспорте. Но там никого не оказалось, и это меня несколько озадачило. Нет, мне сейчас же нужно все вернуть. Не хватало, чтобы меня начала искать милиция. Я вытащил первую попавшуюся визитку и внимательно вчитался в нее. Разыскав таксофон, набрал номер. Женский мягкий голос ответил, что Ростислава Неглинова ждут с минуту на минуту.
— Извините, мы договорились с ним встретиться, вы не подскажете, как мне к вам добраться? — Я говорил весьма любезно, как и требовал мой костюм.
Через полчаса я был на месте. Безусловно, киностудия. Где еще может работать парень с таким выразительным лицом? И как я сразу не догадался, что видел его по телевизору?! Я подошел к бюро пропусков, раздумывая, кто бы мне мог выписать пропуск. Хотя, зачем? Неглинов сам спустится за бумажником, стоит лишь позвонить. И едва набрав номер, я почувствовал сильный хлопок по плечу.
— Ну ты, Ростик, и сволочь порядочная! Задержал съемки на полчаса, а мне, между прочим, потом выплачивать неустойку! Вот скотина, опять, что ли, запил?…
Я оглянулся, пытаясь что-либо возразить. Но толстый маленький человек с залысиной на макушке не дал и рта раскрыть. Он потащил меня за руку, по пути изливая поток брани.
— Да, выглядишь неважно, но, слава богу, хоть трезвый, скотина! Такие бабки не каждый день в лапы текут. Да еще на халяву! Подумаешь, выдавить пару фраз… Между прочим, я тебя, чертяка, пристроил, так ты еще и подводишь друга, подлюга! Кстати, костюмчик — отпад! — Лысый бесцеремонно пощупал светлую ткань уже в лифте, уносящем нас куда-то наверх. — Может, в нем и снимем твою наглую рожу, а? (Он тоненько захихикал.) И дешевле обойдется, на фига нам еще платить за прокат всякого тряпья, а? Ну чего язык проглотил? От пьянки очухаться никак не можешь?…
Меня определенно путали с актером Неглиновым… И тут меня осенило! Вот почему мне до боли знакомым показалось его лицо, хотя я с ним знаком не был!
Лифт плавно затормозил. И мне показалось, что я стал ближе к небесам. Особенно тогда, когда на меня, уже загримированного и отутюженного, навели юпитеры, и они ударили мощным световым потоком в лицо. Мне показалось, что я на исповеди у Всевышнего, но — на электрическом стуле. Правда, очень скоро мои иллюзии растворились в огромном загроможденном пространстве, среди непонятной аппаратуры и галдящей, как на базаре, толпы. Я просто внимательно прочитал текст, который нужно произнести.
