Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии
На мгновение я остолбенел, удивившись, как нагло авторы и издатели спекулируют на человеческой глупости, а потом, уже в постели, долго не мог заснуть и все думал о моем друге и о том, как могла повлиять на него подобная книга. Кто знает, может, он уже способен на какую-нибудь низость или преступление?
И постепенно во мне закипала какая-то глухая злоба на Урдала. Никто не имеет права строить подобные иллюзии, думал я. Дать себя завлечь ложными обещаниями, возлагать надежды на ярмарочных гадалок и искать между строк какой-то книжицы спасительную формулу алхимии — все это казалось мне крайностями, недостойными взрослого человека. И с этого момента, может быть сам того не желая, я затаил обиду на Урдала.
Мой сосед делал вид, что ничего не замечает, или скрывал, что ему это неприятно. Через пару дней он с обычной кротостью попросил меня выйти на балкон и показал «ягуар» последней модели, ярко блестящий в свете уличного фонаря.
— Это моя первая машина, — сказал Урдал, пряча глаза.
И тут я просто взорвался: «Знаю, знаю, глава пятая!» А потом невнятно, сумбурно, запинаясь и путаясь, потому что доводов у меня было больше, чем слов, чтобы их выразить, стал проклинать всех шарлатанов и тех, кто им верит, и это идиотское стремление к счастью и благополучию, в котором такие малодушные люди, как Урдал, хотят обрести успех без борьбы.
— Все это опасно, Урдал, — настаивал я, — Ты плохо кончишь.
— Да почему? Что со мной может случиться? — спросил он, искренне испугавшись.
Меня удивил его умоляющий тон. Я не понимал тогда, что с ним происходит, и, надеясь помочь, думая страстными пророчествами заменить бедность аргументов, изрек:
— Ты уподобишься тем, кто хочет излечить рак полевыми травками.
Урдал вздрогнул, закрыл лицо руками и пробормотал:
— Теперь уже поздно отступать. Дело зашло слишком далеко.
И все осталось по-прежнему. Через некоторое время мой друг завел себе личного шофера, секретаршу-блондинку (сложенную совершенно безупречно), купил дом в городе, виллу на берегу моря, самолет, яхту и прочие средства передвижения, соответствующие различным настроениям. Правда, он предлагал мне разделить все это с ним, но я хранил истовость миссионера и возмущение общественного обличителя, что сейчас, когда можно взглянуть на события со стороны, не перестает удивлять меня. Я твердо стоял на своем и предрекал Урдапу бедствия, которым никогда не суждено было пасть на его голову. Единственным результатом моего поведения явилось наше взаимное охлаждение и окончательный разрыв.
Должен признаться, что виноват был именно я и что к возмущению вдруг присоединилась досада на самого себя. «А что тут, собственно, такого? Если сейчас все вокруг расцветает и совершенствуется, если есть учреждения, обучающие заочно игре на скрипке или математике во сне, почему же не может существовать способ разбогатеть?» Постепенно сомнения рассеялись, и я пришел к твердому убеждению, что он существует и что необходимо срочно внедрить его в международном масштабе.
Я долго колебался и вот однажды вечером после работы зашел в книжный магазин. Какое-то смущение заставило меня сначала пролистать несколько журналов и поинтересоваться последними литературными новинками. Было немного неловко сразу перейти к сути дела, но наконец со светской улыбкой человека, снисходительно относящегося к людским слабостям, я спросил:
— Простите, нет ли у вас книги Роберта Хейна «Как стать богатым»?
— Распродана.
Стоило большого труда скрыть досаду и сохранить любезное выражение лица. Как же так? Да ведь у меня уже было столько планов, проектов, короче говоря, я рассчитывал на эту книгу. Обидно снова остаться ни с чем, когда чувствуешь, что счастье вот-вот улыбнется тебе!
Но не все еще было потеряно. Существуют другие магазины, и, в конце концов, товар не может исчезнуть с рынка мгновенно. Я обежал весь город, и с каждым отказом росло разочарование и злоба на недальновидного издателя, выпустившего столь ценное произведение малым тиражом.
Тут я вспомнил об одном старом друге, владельце книжной лавки, человеке очень знающем, с великолепной памятью. Мысль о том, что кто-то узнает мою тайну, мучила меня, однако, по вполне понятным соображениям, я скорее отказался бы от всех благ, чем попросил книгу у Урдала.
Так или иначе, ноги сами привели меня к лавке моего друга. Когда я вошел, во рту у меня пересохло, руки вспотели, волосы, вероятно, были взъерошены, а галстук сбился на сторону. Не в состоянии придумать какой-либо предлог и отбросив все формулы вежливости, я выпалил:
— Есть у тебя «Как стать богатым» Роберта Хейна?
— Нет. Ты ее нигде не найдешь.
Приятель стал объяснять, что от переиздания книги пришлось отказаться, так как наборщики, корректоры — словом, все, кто участвовал в ее выпуске, — увольнялись, начинали жить на собственные доходы, и издательство теряло ценных работников. С другой стороны, правительства стремились запретить книгу, и власти изъяли все экземпляры, так что даже в публичных библиотеках ее нельзя было достать.
— А у кого-нибудь из знакомых? Ведь можно взять почитать и заплатить…
— Мы уже пытались — ничего не вышло.
Я оперся о прилавок, в горле нестерпимо жгло. Приятель любезно пытался успокоить меня.
— Конечно, смешно уверять тебя, что деньги не главное в жизни. Ты уже не мальчик и прекрасно это понимаешь. Если хочешь, я могу предложить другое руководство из той же серии…
— Еще что-нибудь Роберта Хейна?
— Да.
Новость оживила меня.
— А как называется?
— «Как обрести счастье в бедности».
Название книги было настолько малопривлекательным, что снова повергло меня в уныние. Только ради приличия я, не торгуясь, купил ее и удалился, забыв попрощаться, так же как, входя, забыл поздороваться.
Усталый и раздраженный, я рано лег в постель с нездоровым желанием подвергнуть себя пытке бессонницей.
Я долго сетовал на судьбу, но все же не предполагал, что ночь может быть так длинна, когда сон не помогает скоротать ее. Несколько часов я ворочался с богу на бок, смял всю постель и наконец протянул руку к книге Роберта Хейна. Это был жест отчаяния.
Но должен сказать, что чтение заворожило меня с первых же страниц. Стиль автора, вкрадчивый и ненавязчивый, успокаивал душу. Начинался долгий рассказ о том, без чего человек может обойтись, уменьшая свою ответственность перед другими. Затем постепенно ослаблялись все социальные связи, и обязанности граждан перед обществом становились весьма расплывчатыми. Когда я дошел до середины, мне уже было наплевать на колебания цен, периодические кризисы западной экономики и безработицу. Впервые я смотрел в будущее с насмешливой безучастностью.
На следующий день я уволился со службы, еще через два дня распрощался с квартирной хозяйкой, подарив консьержке всю мою собственность, и предался новому занятию — стал путешествовать и созерцать.
Спустя две недели, перескочив через две главы книги (а следовательно, опередив события, развивающиеся по системе «Роберт Хейн»), я нашел у себя первую вошь. Помню, что в тот момент сидел, прислонившись к стволу персикового дерева на берегу ручья, убаюкивающего меня нежным журчанием. С радостью, всегда приходящей, когда обретаешь новых друзей, я рассматривал на своей руке это насекомое, в котором текла моя кровь. Вдруг с дерева упала капля росы, и, ограждая беззащитное созданье от грозящих ему неотвратимых бедствий, я бережно возвратил вошь себе за пазуху.
Однажды утром
Однажды мальчик по имени Абель придумал новое слово: Антавьяна. Оно явилось неожиданно, как откровение, и, наверное, приснилось ему во сне. Абель сразу полюбил это чудесное слово и сначала хранил его в тайне. Рано утром, доделывая уроки перед школой, он все время отвлекался и задумчиво повторял: «Антавьяна, Антавьяна…»
— Что ты там бормочешь? — спросила мама, которая готовила завтрак.
— Ничего, ничего, географию учу.
Конечно же, Абель соврал, и ему тут же стало стыдно. Но, во-первых, эта ложь никому не вредила, а во-вторых, Антавьяна и вправду могла быть географическим названием. Какой-нибудь далекий, затерявшийся в океане материк с индейцами и деревьями-людоедами. Вот если бы однажды, стоя на капитанском мостике, увидеть его в бинокль, он, не задумываясь, окрестил бы так. Первооткрыватель представил, как он рисует карту — чтобы сразу послать ее в лондонское научное общество, — вот он лизнул кончик карандаша, обвел неровный контур берега и раскрасил карту в оранжевый цвет. Потом, тщательно все осмотрев, Абель нарисовал бы буквы на расстоянии одна от другой, чтобы случайно не задеть какую-нибудь реку: «Ан-та-вья-на».
И тут мальчик подумал, что слово действительно должно что-то обозначать. Ведь само по себе оно не имеет смысла, если ничего не называет. Абель вдруг ощутил пустоту, какую-то внутреннюю тревогу. Эта история с новым материком может затянуться еще бог знает на сколько, а он не из тех, кто умеет ждать. Мальчик поднял глаза от тетрадки и медленно обвел взглядом комнату.
