Ален Боске - Русская мать
Потом я долго говорил себе, какая ты молодец, как заботишься об отцовом душевном комфорте. Бродил по улицам вокруг больницы Бельвю. Местные пустыри только-только стали застраиваться, медленно поднимались стены Линкольн-Центра. Чувства мои были смешанны. Я и жалел, что связался с тобой, втянулся в твою аферу. А все же и радовался, что побыл при тебе, укрепил тебя в мысли, что на меня можно рассчитывать, что сын в любом случае - сын. Но выпил я коктейли - "Кубу либру" в баре на 72-й улице и "Олд Фешенед" на Амстердам, и в мозгу все спуталось. Я испугался, что дал слабину, перенежничал с тобой. Я проклял твое предприятие. Нехорошо мошенничать, даже из любви к ближнему. Отец вернулся в литературу - и прекрасно. Хочет напечатать старое и новое - имеет право. Ну и печатайте на здоровье в Париже. Но зачем врать черт-те что, придумывать "поклонников"? Я выпил третью рюмку. Но мысли переменились. А я сам - тоже, судья выискался! При чем здесь, к черту, мошенничество? Доброе дело есть доброе дело. Но и себя ругать мне скоро надоело. Ты знаешь отца лучше, чем я. Может, просто думаешь, пусть старик помечтает хоть раз в жизни. И я решил, что сделаю все, как ты хочешь. Может, тебе и жить-то после операции всего ничего. Не объясняя, почему и зачем, я сократил свое пребывание в Нью-Йорке и уехал назад в Бостон раньше, чем ты в Лонг-Бич. И потом на занятиях я два месяца ни за что ни про что ругал Монтерлана, Клоделя и Жироду и нахваливал неизвестных поэтов. А съездив в Париж, я понял все окончательно про наши с тобой свидания в больнице. Суть проста. Вы с отцом - счастливая пара, и ты, хоть и кричала всю жизнь, где мой сын, мой свет в окошке? - прекрасно без этого света в окошке обходишься. Вскоре вышли две книги отца, и ты радовалась им больше, чем он. Теперь ты могла восхищаться его стихами прилюдно, потому что в душе перестала восхищаться ими сорок лет назад.
Сезан, Марна, сентябрь 1976
- Что ты всё руки мне целуешь? Подумаешь, руки! А в щеки боишься, да? Что я, не моюсь, что ли? Я, по-твоему, гнию? Вы думаете, я гнию? Ну да, гнию, но не сгнила же еще, правда, сыночка?
- Сегодня я без цветов, у тебя и так их полно.
- Да, как на кладбище.
- Но ведь ты любишь розы. Смотри, какие чайные розы, вон там, у окна.
- И на что они мне? Ты же знаешь, что я уже не чувствую запаха. Гладиолусы я терпеть не могу. А хризантемы впору приносить покойникам.
- По-моему, за тобой тут неплохо ухаживают.
- Конечно, чтобы с тебя содрать побольше.
- У тебя вроде все есть.
- Да все - лекарства, каша, уколы. Души только нет.
- Но тут всего шесть или семь больных. Твой врач сказал, что тебе здесь всё дадут.
- Дадут! Догонят и еще добавят.
- Ты разговариваешь тут с кем-нибудь?
- Разговариваю: хорошая погода, плохая погода, ветер. Они доходяги еще больше моего.
- Но у тебя есть телефон, радио. Телевизор в гостиной, в двух шагах. И даже не в двух, а в одном. Только скажи - сестра с радостью тебя проводит.
- Эта дура, что ли?
- Почему? Она очень милая.
- Тебе милая. Засунул мать черт-те куда, в богадельню, даже не спросил, согласна мать или нет!
- Врачи не спрашивают согласия больного. После двустороннего воспаления легких тебе необходимо пожить на покое. А тут и есть покой.
- Как в могиле.
- Ты во всем видишь только плохое. Считай, что ты на отдыхе. Вокруг поля, ивы. Золотая осень. Запах свежего сена. Смотри, в трех километрах отсюда...
- Ты знаешь, что я слепну, и говоришь - "смотри"!
- Ну, извини.
- Нет, это ты меня извини. Я старая перечница. Что ты там еще принес?
- Коробку конфет и киви.
- У меня больше никого нет, кроме тебя. Что бы я без тебя делала?
- Ладно, мама, не плачь.
- У меня внутри ничего не слушается, и глаза тоже. Сердце стучит, как молоток. А ночью я должна звать сестру, чтоб отвела меня в туалет. Ты представляешь, двух шагов и то не могу сделать без помощи. Какой стыд!
- Ничего, через две недели окрепнешь. Доктор предупреждал, что в один день не выздороветь.
- Знаешь, кот-де-франсовские конфетки стали хуже. Ликера в них теперь меньше кладут. А две попались даже пустые. Всюду жулье!
- Ты хотела пройтись по саду?
- Я оделась не для сада, а для тебя.
- Но прогулка полезна для здоровья.
- Господи, как же все пекутся о моем здоровье! Лицемеры. Дай палку.
- Может, возьмешь меня за руку?
- Нет, дай палку. Мне так лучше. Скажи, я сегодня трясусь не больше, чем всегда?
- Да нет.
- А это что за сверток?
- Это тебе теплая кофта.
- Покажи. Верблюжья шерсть. Почему ты такой транжира?
- Хотел, чтоб тебе понравилось.
- А мне не нравится. Наверняка выбирала твоя жена. Уродина.
- Ты же обещала сдерживать себя.
- А как сдержать больное сердце, старость и немощь? Мне не так уж много осталось жить. Хоть перед смертью скажу правду. Тебе первому.
- Осторожно, тут ступеньки.
- На днях я тут села, на самом ветру. И никого не было мне помочь. Я вижу, ты хочешь, чтобы я говорила о другом? Так вот, не нужны мне твои подарочки. Не люблю ни твою жену, ни тебя при ней.
- Будь ты проницательней, то поняла бы, что я упрямый в тебя и я никогда ни при ком, а всегда сам по себе. Ни от кого не завишу.
- У тебя на все есть оправдание. Сколько ты отдал за кофту?
- Не важно. Надень ее сегодня же.
- Конечно, надену. Все, что от тебя, - радость. Постой-ка. Тридцать шагов пройду - больше не могу.
- На прошлой неделе ты и десяти не могла. Вот видишь: ты уже поправляешься.
- Просто сегодня я хорошо спала, со мной такое редко бывает. Мне снился твой отец. Высокий, красивый. Читал стихи на берегу какой-то большой бурной реки. Боже ж мой, это я его убила!
- Перестань. Ты тут ни при чем. Сотый раз тебе говорю.
- У каждого свои раны.
- Но зачем растравлять их?
- Я же не чурка бесчувственная, как некоторые.
- Я не бесчувственный, просто я переживаю по-своему.
- А никогда не покажешь.
- Выставлять напоказ чувства - дикость.
- Скажи еще, что я дикая. Ты-то со своей женушкой не дикие.
- Давай посидим на скамейке. Уже и листья падают.
- Терпеть не могу хозяйку. У нее одни деньги на уме. А муж ее приятный человек. Португалец. Видишь, сарайчик за деревьями? Он хочет устроить там гончарную мастерскую. Показывал мне вазы: сам сделал. Настоящий художник, принес мне изюму, но просил не говорить жене. И дал прочесть книгу про глиняные изделия. Я ведь лепила из глины... Ах, как летит время...
- Уверяю тебя, ты еще сможешь работать, когда поправишься.
- Красивая страна Португалия. Он меня пригласил туда к своей родне на будущее лето. А мне так не хватает солнца и моря. Куплю билет. Всего-то два часа лету.
- Ты же никогда не летала.
- А ты вечно все усложняешь.
- В твоем возрасте летать не просто.
- Это мы с ним обсудим. А в Португалии хорошо.
- Хорошо там, где нас нет.
- Но здесь же сущая тюрьма!
- Поправишься, переедешь.
- Поправишься! Переедешь! Пустые обещания.
- Послушай, мама, не глупи, сейчас тебе нужен покой, доктор ясно сказал.
- Мало ли что доктор сказал. Вы втроем сговорились, он и ты с женушкой. Успокоили меня под замком, это да. А в Португалии, я слышала, огромные эвкалипты. Ты время не пропустишь?
- Сиди здесь, я принесу тебе чай с конфетами.
- Хочу в Португалию.
- Надо спросить доктора.
- Вы все считаете, что я выжила из ума. Я же не слепая, я все вижу. И этот ваш шахер-махер тоже.
- Какой шахер-махер?
- Сам знаешь какой.
- Если тебе что-то нужно, так и скажи.
- Я хочу к твоему отцу... Что молчишь?
- Твой хозяин прав. Португалия - прекрасная страна. В лиссабонском музее потрясающий Босх - монахи верхом на летающих рыбках. Один из лучших современных поэтов, Фернанду Песоа, тоже португалец.
- Послушай, а что, если я вернусь в Нью-Йорк? Твой папа меня очень ждет.
- Ты прекрасно знаешь, что папа умер.
- Ничего подобного.
- Скоро созреют твои любимые груши, дюшесы.
- Думаешь, я совсем спятила?
- Ну что ты, просто устала.
- Я хочу уехать.
- Ну вот, заладила. Тебе нигде не сидится. Поживешь два-три месяца - и рвешься уехать. И от меня уехала из блажи.
- Блажь? Эта твоя женушка, немая мегера, - по-твоему, блажь?
- Она тебе ничего плохого не делала.
- Не делала, зато думала.
- Она тебе слова поперек не сказала.
- А лучше бы сказала, чем волком смотреть.
- Ты знаешь, что тут я с тобой никогда не соглашусь.
- Потому что боишься ее. Хорохоришься, умничаешь, а сам жалкий трус.
- Тебе, как я вижу, стало получше. Так что давай не будем.
- Нет, будем. Хочу сказать и скажу и тыщу раз повторю, если захочу.
- Ну конечно. А зачем ты сбежала из Анетского замка, ни слова никому не сказав?
- Потому что там жандармы. Они заставляли есть в одно и то же время. Опоздаешь на пять минут - не получишь супа. Просто концлагерь какой-то! Все по звонку.
