Фиона Хиггинс - Коллекционер стеклянных глаз
— Я никогда не нарушаю слова, которое дал, — твердо ответил Гектор, — но мне понадобятся деньги, чтобы купить коконы и оборудование. В Урбс-Умиде есть человек…
Леди Мандибл подняла руку, останавливая его.
— Покупай все, что тебе нужно. Скажи Герульфу, и все будет доставлено. Главное — чтобы к празднику были бабочки. — Ее улыбка была располагающей, но в голосе слышалась угрожающая нотка, и Гектор вспомнил предупреждение Периджи.
Чувствуя, что разговор близится к концу, Гектор поднялся, но не успел сделать и шага, как дверь открылась и в комнату вошел мужчина. Все трое посмотрели на него. Леди Мандибл приподняла одну бровь в знак приветствия; сердце Гектора затрепетало.
Это был барон Боврик де Вандолен.
Боврик не замечал никого, кроме леди Мандибл, и, подойдя к ней, поцеловал ее протянутую руку. Гектор, подавив чувство отвращения, вспыхнувшее при виде барона где-то в области пищевода, воспользовался шансом рассмотреть его как следует. Краски в наряде барона буйствовали, повязка на глазу идеально гармонировала но цвету с шейным платком. Как и прежде, вокруг него витал легкий цитрусовый аромат.
— А, Боврик! — воскликнула леди Мандибл, радостно всплеснув руками. — А это Гектор, мальчик из города, о котором вы говорили. Мы обнаружили его в полуживом состоянии на пороге дома. Я должна сделать вам комплимент. Это действительно редкая находка.
Боврик сел на ближайший стул и машинально погладил одну из пушистых подушек, как будто это было домашнее животное. Он посмотрел на Гектора своим глазом и изобразил улыбку.
— Я рат, што он оправдал ваши ошидания, — ответил барон.
Затем, повернувшись к леди Мандибл, он театральным жестом стащил с глаза повязку.
— О нет, Боврик, неужели опять новый? — устало простонала она с притворно-шутливой досадой, барабаня блестящими ногтями по костяной ручке веера. — У вас уже такой запас искусственных глаз, что можно подумать, вы собираетесь заменить одним из них и второй, настоящий. А что за камень на этот раз?
Боврик демонстративно повернулся к Гектору, и тот смог разглядеть во всех подробностях белый шрам, тянувшийся вдоль брови барона и заканчивавшийся под глазом. Искусственный глаз имел радужную оболочку такого же бледно-голубого оттенка, как и его собственный уцелевший глаз. Он блестел на свету, и Гектор вдруг осознал, что это сверкает драгоценный камень, вставленный в черный зрачок. Гектор поежился: ему и без этих дурацких экстравагантностей было не по себе рядом с человеком, чьей судьбой он намеревался распорядиться по-своему.
— Изумрут, леди Мандибл, — ответил Боврик, по-прежнему глядя на Гектора. Можно было подумать, что барон догадывается, в каком он состоянии. Неожиданно злодей резко дернул головой вперед и назад, и Гектор непроизвольно вскрикнул, потому что глазница Боврика вдруг стала черной и пустой, а глаз апатично взирал на окружающее с его ладони.
Леди Мандибл захихикала.
— Не пугайся, Гектор, это всего лишь глаз, — насмешливо бросила она. — Я думала, у тебя больше самообладания.
— Учти, оно тепе еще понадобится, — сухо заметил Боврик, вставляя глаз обратно.
— А теперь, Боврик, — требовательно обратилась леди Мандибл к барону, — расскажите мне, как идет подготовка к празднику, а Герульф тем временем покажет мальчику его комнату.
— И правта к телу, — щелкнул пальцами барон. — Вы слышали прикасс своей хосяйки — вот и выполняйте, — бросил он Герульфу. — А мы займемся более тонкими вопросами: у нас будет софешшание на кулинарные темы.
Герульф посмотрел на Боврика без всякого выражения и, поклонившись, постучал пальцем по плечу Гектора и вышел из комнаты. Гектор последовал за ним с большим облегчением.
ГЛАВА 16
Письмо к Полли
Визипиттс-холл
Дорогая Полли
Я прожил в Визипиттс-холле почти десять дней и более или менее изучил его. После моего первого разговора с леди Мандибл (и тем, кого я даже называть не хочу) мы с Герульфом по пути в мою комнату прошли опять через холл. На этот раз сознания я не терял и разглядел, что стены его украшены охотничьими трофеями, добытыми несколькими поколениями Мандиблов: головами оленей, медведей, кугуаров, десятками пар рогов ровных размеров и ветвистости. Там был даже якостар — редкое и необычное животное. Я подумал, что ему, с его большими глазами и тонко вылепленной мордой, не место среди прочих диких зверей. Но наибольшее впечатление производила красовавшаяся в самом центре экспозиции огромная голова свирепого кабана — несомненно, косматого вепря. Его подстрелил старый лорд Мандибл, отец нынешнего хозяина замка. Последний гоняется за вепрем чуть ли не ежедневно, но пока что без успеха. Что касается того веря, о котором говорил Оскар, то я нигде не обнаружил ни его головы, ни того самого кресла и не могу сказать, чтобы жалел об этом. Меня не удивило бы, если бы этот подонок с извращенной психикой держал их в своей спальне — это было бы вполне в его духе.
Герульф отвел меня в одну из башен западного крыла — наверное, самый дальний уголок замка. Мы поднимались в башню по крутой спирали каменных ступеней; похоже, уже много лет никто тут не ходил. Со стен свисала паутина — плотная, как кружевная скатерть, ошметки ее оседали у меня в волосах, а над головой метались летучие мыши. От стоявшего в воздухе зловония можно было задохнуться. Мне отвели просторную комнату на самом верху башни, в комнате не было ничего, кроме кровати, стола и стула. В течение первой недели я дополнил обстановку кое-какими предметами роскоши — кувшином для воды и ночным горшком. В общем, я устроился неплохо. В комнате есть камин, и мне даже удалось его затопить, только он нещадно дымит.
Визипиттс-холл великолепен во многих отношениях. На полах мозаика, выложенная замысловатым рисунком, стены обтянуты декоративными тканями и увешаны гобеленами. Повсюду картины, статуи, резьба, все блестит, как золото. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше замечаю во всем следы вмешательства леди Мандибл, которое каким-то образом убивает красоту. Лишь части замка, отведенные слугам, избежали воздействия ее экстравагантных вкусов — как и извращенных наклонностей, так что я могу считать, что мне повезло. Именно об этом меня предупреждали жители Пагус-Парвуса.
А вот уютным жильем замок назвать никак нельзя. Возьмем, например, потолок в большой столовой, где будут пировать во время Зимнего праздника. На нем среди облаков изображены сцены с участием небожителей, но если присмотреться, то увидишь за спинами ангелов беспутных эльфов, показывающих им нос и принимающих непристойные позы. Вдоль коридоров оцепенело сидят на подставках оскалившиеся чучела животных, а в глазах их застыл страх. Тут лисы, куницы, белки — все лесные обитатели. Но это еще ладно, там выставлено много таких вещей, которым место разве что в кунсткамере. У леди Мандибл страсть ко всему мрачному и потустороннему: костям святых, посмертным маскам и орудиям пыток; в разных темных углах она держит банки с жидкостью, в которой плавают зародыши каких-то странных животных, — она говорит, что собирает их из интереса к науке. Когда пробираешься мимо этих экспонатов по ночам, так прямо мурашки бегают по Телу. И тут я подхожу к главному, о чем хотел написать.
На следующее утро после моего приезда Герульф показал мне маленькую комнату на третьем этаже с окнами на север, где я буду разводить бабочек. Я называю ее питомником, или инкубаторием. Там темно и прохладно, что в данном случае и требуется. Герульф заказал для меня в городе все необходимое. Я сижу в этом инкубатории целый день и сооружаю камеры для коконов. Они будут содержаться в полузамороженном состоянии до праздника, а потом я подогрею их, из них вылетят бабочки и дадут свое предсмертное представление. Конечно, трудно точно рассчитать этот процесс с предельной точностью, но я надеюсь, что смогу оправдать ожидания леди Мандибл. Как именно она хочет использовать бабочек, мне не вполне ясно, и возникают самые разные подозрения. Бабочки, так или иначе, долго не просуществуют — они и в природе-то живут всего несколько дней после вылупления. И вообще, моя голова занята другими, проблемами, как ты знаешь.
Именно об этих проблемах я размышлял как-то вечером, трудясь над камерами для бабочек, когда услышал какой-то шум за дверью. Выглянув, я увидел того самого человека, который только что занимал мои мысли, — так называемого барона! Он крался куда-то по коридору и свернул за угол. Мне стало любопытно, и я последовал за ним. Но когда я дошел до угла, барона нигде не было видно, так что преследование пришлось прекратить.
Я вернулся в инкубаторий и задумался. От Боврика можно было ожидать любых пакостей, но что он замышлял на этот раз? «Надо будет следить за ним повнимательнее, — заключил я, — не хватало только, чтобы его махинации помещали моим планам». Я доказал, что могу решить почти любую загадку, и эту решу тоже. Я не позволю этому типу снова одурачить меня.
