Александр Гриценко - Сон о Ховринской больнице. Иллюзорный мир Бреда Волкера
Когда гости разошлись, в просторной комнате остались только самые близкие. Бред искоса поглядывал на бабушку, которая весь день пыталась поговорить с ним. Он всевозможными способами избегал этого. Отец, дед и мама расположились на мягких диванах в гостиной. Она же встала в центре, готовясь к долгой тираде. Юноша из последних сил держался, чтобы не сбежать. Всё время он думал о друзьях, которые его ждут.
Бабушка начала громко и напыщенно, и Бред чувствовал, как медленно нарастает раздражение. Каково же было его удивление, когда она стала говорить об их необыкновенных способностях при всех! Бред думал, что сказку она выдумала для него, но оказалось, что родители в курсе этой истории. Бабушка готовилась пересказать легенду о Великом волшебнике, а окружающие с нетерпением ждали. Бред был возмущен, что взрослые люди верят в такую дребедень. Он не мог больше выносить спокойствия, с которым они относились к чудесам. В него будто что-то вселилось. Бред моментально вскочил и не помня себя принялся орать на нее и на всех вокруг. Вслух сыпались упреки за домысливание успехов собравшихся, которые приписывали себе суперсвойства. В непрекращающемся крике можно было разобрать укор за воспитание в этой семье.
Мать не вмешивалась, лишь изредка всхлипывала. Когда же Бред заявил, что никогда не хотел быть врачом и гори всё огнем, эта дрянная профессия не для него, отец поднялся с дивана и так гаркнул, что парень остолбенел. Родитель был готов ударить собственного сына. У Бреда пробежали мурашки по спине. Никогда раньше он не видел отца в таком гневе: глаза горели, ноздри раздувались, от злости он не мог произнести ни слова. Несколько минут два разъяренных человека смотрели друг другу в глаза, а когда отец снова открыл рот, Бред схватил куртку и выбежал из квартиры.
Мерзкое чувство было на душе, когда юноша шел по улице. Он испытывал и стыд за скандал, который устроил, и радость от того, что все узнали, что он на самом деле думал. Бред решил, что не возвратится домой. Теперь он с родителями по разные стороны дороги. Засосало под ложечкой, печаль одолела, но остатки злости еще не прошли и гнали вперед.
С друзьями он вел себя так, как будто ничего не случилось. В тот вечер парень выпил больше обычного. Ночь он провел у приятеля и заснул под утро с затуманенной алкоголем головой.
Утро было хмурое и пасмурное не потому, что капризничала погода, а из-за ощущения, будто в горле собрались все пески мира, а голова вот-вот взорвется. Всю ночь Бреду снилось что-то, и он изо всех сил пытался вспомнить что. Жуткая усталость мешала ему сосредоточиться, и из множества мыслей, крутившихся в голове, не удалось поймать ни одной.
Приятель еще спал, и Бред пошел на кухню один — налить себе кофе. Умывшись, он почувствовал себя гораздо лучше. Глотнув бодрящего напитка и немного придя в себя, он подумал, что же теперь делать. Нужны вещи и деньги. Пожить он сможет у себя в студии какое-то время, пока арендатор не попросит внести сумму за следующий месяц. Придется выйти на работу.
Бред мысленно перебирал места, куда можно устроиться. Продолжить такого рода размышления помешал звонок. Немного помявшись, он пошел к двери. На пороге стоял отец.
По дороге они почти не разговаривали, но напряжения не ощущалось. Бред чувствовал, что все как раньше, будто в комнате, где было всё разбросано, навели порядок. Остальные члены семьи, которые присутствовали при скандале, вели себя как обычно. Только в глубине души Бред знал, что этот раунд остался за ними.
«ДАЙНЕР» СЕМНАДЦАТОГО ФЕВРАЛЯ
МАУГЛИ
«Дайнер» был наполнен густым дымом, запахом алкоголя, людьми, которые своим присутствием одновременно и дополняли картину, и являлись ее главными героями. Заведение насквозь пропиталось многоликими голосами, громкими звуками, едва слышным шуршанием, бесконечностью тостов, незначительностью споров, импульсивностью движений и некоторым отчуждением от остального мира.
В то время как на улице хозяйничала зима и холод пробирал до костей, «Дайнер», словно подожженный порох, пылал в агонии. Его окна и вывески кровоточили цепкими надписями, но то, что творилось внутри, азартно распаляло воображение. Напоминая собой активный вулкан, извергающий лаву, заведение жило собственной жизнью. Энергетика людей зашкаливала. Горячие потоки гротескно исходили от каждого посетителя. Даже сверхчувствительная аппаратура не смогла бы уловить стук сердца одного человека, удары были синхронными и попадали в такт барабанному ритму.
Софья ловила каждое движение на разгоряченных лицах музыкантов. По-шамански манили трубадурные излияния слаженной группы. Ребята понимали друг друга с полувзгляда. Софье хотелось влиться в единое целое и хоть ненадолго стать частью команды. Девушка чувствовала причастность к песням. Музыка была волной, по которой она, как серфингист, направлялась в открытый океан.
Спонтанный вихрь глаголющих инструментов связал все чувства Софьи: она не замечала ничего вокруг. Только иногда кто-нибудь из подружек выдергивал ее бессмысленными вопросами из сладкого путешествия бесконтрольных извилин. Девушке казалось, что ее душа стала огромной и может вместить всю вселенную. Появилось непреодолимое желание действий и побед. В своих фантазиях, мыслях, самых глубоких и поверхностных ощущениях девушка позволяла себе всё.
Субтильная особа ангельской наружности представляла себя средневековым рыцарем, спешащим на смертельный поединок. Этот храбрец идет в последний бой не ради славы, гордости или других людских амбиций, а потому, что не может иначе. Софью кружило в фанфарном танце сознания, который не имел конца. Эмоции лились через край, а моменты пронзительной радости и нестерпимой боли слишком быстро сменяли друг друга.
Софи летела на воздушном шаре своих фантазий, в которых любовные приключения и «жизнь на грани смерти» были магистральными темами. Страсти она тушила глотками холодного коктейля, которые еще сильнее разжигали искру внутренних манипуляций. Девушка с трудом отграничивала реальность от мира иллюзий. Ее сознание слоилось замысловатыми лентами. Трансцендентные мысли лежали у ног негритянских мотивов. Звуковые вибрации пронзали тело насквозь, создавая ощущения блаженства и желания.
Вопросов для Софьи не существовало, она была уверена, что знает всё на свете. Это знание было только ее, и делиться им ни с кем не хотелось. Как Снежной королеве принадлежит снег, который составляет плоть правительницы зимы, так девушка возомнила, что она наподобие жар-птицы может одним взмахом согреть планету.
Всё чаще взгляд юной дивы останавливался на одном из участников группы Naked Manhattan. Молодой тромбонист уверенно держал музыкальный инструмент — это придавало мужественности человеку, который недурственно знает свое дело. Он был поглощен игрой и совсем не замечал озабоченного внимания со стороны. Лишь иногда черные брови на скуластом лице залихватски приподнимались. Спортивно сложенный и немного неряшливый, сам того не подозревая, он стал предметом вожделения.
Девушка обволакивала взглядом непорочного музыканта. Она ловила как маленькое волшебство скольжение его настойчивых рук по золотистому извилистому инструменту. Софи вкушала момент, когда его губы касались мундштука, представляя их сочность у себя во рту. Движение кулисы вниз и наверх охотно напрягало фанданго женских гормонов.
Арфичное настроение девушки подталкивало к знакомству с нарциссическим тромбонистом после выступления. Она нетерпеливо ждала искрометной минуты, внутренне содрогаясь от предстоящей новизны.
Молодые люди закончили выступление. В отдельной комнате для музыкантов находились удобные диванчики и два небольших столика. Участники группы в каморке складывали инструменты и расслаблялись в своем кругу. После концерта они выходили к публике и садились в общем зале. Куражные девчонки не спускали глаз с Маугли и Сэма. Одна особенно темпераментно пялилась на тромбониста, который пассивно глотал пиво, увлеченно болтая с другом.
Заведение близилось к закрытию. Софья мятежно мандражировала в неконтролируемом парении. Маугли попрощался, но отправился не к выходу, а в приватную комнату. Молодая дева соскочила со своего места и, притягиваемая любовным магнитом, кинулась за драматическим предметом наивной страсти.
Как только девушка перешагнула порог отдельного помещения, дверь за ней сконфуженно шлепнула. На увертюрных плечах Софи почувствовала господствующие ладони. Маугли без лишних слов отомкнул плутовские застежки объемной блузы. Сливовые губы неотрывно сосали вездесущий язык — он целовал гибкую шею и тугие груди. Сливовые — это фиолетовые. Неловко шурша, сполз вниз маленький замочек юбки.
Софья чувствовала себя безвольной наложницей, которая по-мазохистски влюблена в строгого господина. Она не верила в происходящее и не могла дать ему оценку. Время для нее не существовало. Был только миг, здесь и сейчас. А сейчас ей безумно хотелось обладать музыкантом. Перед лилейным взором, как слайды из фильма, проносились сцены, где любовник держит тромбон и двигает кулису туда-сюда. Могущественный Эрос виртуозно совокуплялся с ювенильным телом богини. Менуэтная вселенная брала и отдавала чувства, преумноженные в сотни раз.
