Бьёрнстьерне Бьёрнсон - Норвежская новелла XIX–XX веков
— Я сплю!
Это может показаться странным. Но вот он, взрослый, стоит у белых перил на палубе американского парохода и смотрит на последний легкий просвет в воздухе над страной — Норвегией. Он пытается собрать разрозненные куски своей жизни в единое целое, чтобы суметь самому ответить на мучающий его где-то в душе вопрос — почему он уезжает. И отвечает, что ему неплохо жилось бы в Сёристуа и он трудился бы на хуторе не покладая рук, если бы тогда маленькая белая девочка не зашла за красную изгородь, не нарвала бы щавеля и не протянула растения в его детские ручонки, а он не нес бы охапку, как освященную свечу… Ведь видения вползают в ум и душу человека многими путями, иногда через открытые детские глаза, и превращаются в тоску, а она лишает человека силы сопротивления и заставляет его покидать хутор, отчий дом, родину.
Перевод Н. КрымовойКнут Гамсун
Рабы любви
Это написано мною собственноручно. Написано сегодня, чтобы облегчить душу. Я потеряла работу, потеряла радость жизни. Потеряла все. А служила я в кафе «Максимилиан».
Молодой человек в сером костюме каждый вечер приходил к нам с двумя друзьями, и они садились за один из моих столиков. В кафе бывало много посетителей, и у всех у них находилось доброе слово для меня — только не у него. Он был высок, худощав, с мягкими черными волосами и голубыми глазами, которые иногда останавливались на мне. Едва заметный легкий пушок пробивался над его верхней губой.
Видно, он с самого начала не был ко мне расположен.
Он приходил каждый вечер в течение недели. Я привыкла к нему, и, когда его не было, мне словно чего-то не хватало. И вот однажды он совсем не пришел. Я места себе не находила, обошла все кафе и вдруг увидела его за столиком позади одной из больших колонн, у другого входа. Он сидел с актрисой из цирка. На ней было желтое платье и длинные перчатки выше локтя. Она очень молода, и у нее прекрасные карие глаза, а у меня глаза голубые.
Я постояла немного, стараясь уловить, о чем они говорят. Она в чем-то упрекала его, говорила, что он ей надоел, просила его уйти. «Матерь божья, — молилась я, — хоть бы он пришел ко мне!»
На другой день он появился вечером, как обычно, с друзьями, и они сели за один из моих столиков. А всего у меня их пять. Я не бросилась к нему тотчас же, как бывало прежде, я покраснела и сделала вид, что не заметила его. Тогда он подозвал меня.
Я сказала:
— Вас не было здесь вчера.
— Обратите внимание, — сказал он своим друзьям, — как стройна наша официантка, как она прелестна.
— Пива? — спросила я.
— Да, — ответил он.
Я не шла, я летела за тремя кружками.
IIПрошло несколько дней.
Как-то раз он протянул мне визитную карточку и сказал:
— Отнесите ее той…
Не дослушав, я взяла карточку и отнесла желтой даме. По дороге я прочла его имя: Владимир Т***.
Когда я снова подошла к его столику, он вопросительно взглянул на меня.
— Я отдала, — сказала я.
— Ответа нет?
— Нет.
Он дал мне марку и, улыбнувшись, сказал:
— Когда нет ответа — это тоже ответ.
Весь вечер он сидел, не сводя глаз с этой дамы и ее спутников. Часов в одиннадцать он встал и подошел к ее столику. Она встретила его холодно, но двое ее спутников, наоборот, разговаривали с ним, задавали ему издевательские вопросы и хохотали. Он вернулся очень скоро, через несколько минут, и я обратила его внимание на то, что один из карманов его весеннего пальто промок от пива. Он тут же снял пальто, резко повернулся и гневно посмотрел на столик дамы из цирка. Я, как могла, привела пальто в порядок, и он улыбнулся мне:
— Спасибо, раба.
Помогая ему надеть пальто, я украдкой погладила его по спине.
Он сидел, глубоко задумавшись. Один из его друзей заказал еще пива, и я взяла кружку. Хотела взять и кружку Т***.
— Нет, — сказал он и положил свою руку на мою.
От его прикосновения моя рука бессильно повисла, он заметил это и сразу же отдернул руку.
Вечером я молилась за него, стоя на коленях у кровати. И, счастливая, целовала свою руку, к которой он прикоснулся.
IIIОднажды он подарил мне цветы, целую охапку цветов. Он купил их у цветочницы сразу, как только вошел в кафе, они были свежие, пунцовые — огромный букет, почти вся ее корзина. Он завалил ими столик, за который сел. На этот раз он был один. Как только выпадала свободная минутка, я стояла, притаившись, за колонной, все смотрела на него и думала: его зовут Владимир Т***.
Так прошло довольно много времени. Он беспрестанно глядел на часы.
Я спросила:
— Вы кого-нибудь ждете?
Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и вдруг ответил:
— Нет, я никого не жду. Кого мне ждать?
— Я подумала, что, быть может, вы кого-нибудь ждете, — опять сказала я.
— Подойдите, — сказал он в ответ. — Это вам.
И он дал мне всю охапку цветов.
Я хотела поблагодарить, но голос изменил мне, и я лишь прошептала «спасибо». Задыхаясь от счастья, я стояла у буфета и не помнила, что мне надо заказать.
— Что вам? — спросила буфетчица.
— А вы не знаете? — ответила я вопросом.
— Откуда мне знать? Вы что, рехнулись?
— Вы не знаете, от кого я получила эти цветы? — спросила я.
Мимо прошел управляющий.
Я услышала, как он сказал:
— Вы забыли подать пиво господину с деревянной ногой.
— Мне подарил их Владимир, — сказала я и поспешила с пивом к столикам.
Т*** не ушел. Когда он наконец поднялся, я снова поблагодарила его. Он остановился и сказал:
— Собственно, я купил их не вам.
Ну что ж. Может быть, он и купил их для другой. Но подарил-то мне. Цветы получила я, а не та, которой он купил. И он разрешил мне поблагодарить его. Спокойной ночи, Владимир.
IVНа другое утро шел дождь.
«Какое платье мне надеть сегодня — черное или зеленое? — думала я. — Зеленое. Оно новое, поэтому я надену его». Я была так счастлива.
У остановки трамвая под дождем стояла женщина. У нее не было зонта. Я предложила ей свой, на она отказалась. Тогда я закрыла его. «Пусть она мокнет не одна», — подумала я.
Вечером Владимир пришел в кафе.
— Благодарю вас за вчерашние цветы, — гордо сказала я.
— Какие цветы? — спросил он. — Не говорите об этих цветах.
— Я только хотела поблагодарить вас, — сказала я.
Он пожал плечами и сказал:
— Я люблю не вас, раба.
Он любит не меня, ну что ж. Я это знала и не страдала от этого. Но я видела его каждый вечер, он садился за мой, а не за другой столик, и я, я подавала ему пиво. Добро пожаловать, Владимир!
На следующий вечер он пришел поздно. И спросил:
— У вас есть деньги, раба?
— Нет, к сожалению, — ответила я, — я бедная девушка.
Он посмотрел на меня с улыбкой и сказал:
— Вы меня не поняли. Мне нужно немного денег до завтра.
— Дома у меня есть сто тридцать марок.
— Дома, не здесь?
Я ответила:
— Подождите четверть часа, кафе закроется, и я их вам принесу.
Он подождал четверть часа, и мы вышли вместе.
— Дайте мне только сто марок, — сказал он.
Он, не стесняясь, шел все время рядом со мной, не впереди меня, не сзади, не то что другие важные господа.
— У меня крохотная каморка, — сказала я, когда мы подошли к моему дому.
— Я не поднимусь к вам, — сказал он. — Я подожду здесь.
Он ждал меня.
Когда я вернулась, он сосчитал деньги и сказал!
— Здесь больше сотни. Я даю вам десять марок на чай. Да, да, слышите, я хочу вам дать на чай десять марок.
Он протянул мне десять марок, сказал «спокойной ночи» и ушел. Я видела, как он остановился на углу и подал шиллинг старой хромой нищенке.
VНа следующий вечер он сказал, что сожалеет, но не может вернуть мне долг. Я поблагодарила его за то, что он не отдает мне денег. Он откровенно признался, что прокутил их.
— Ничего не поделаешь, раба! — сказал он. — Вы же знаете — желтая дама!
— Почему ты называешь нашу официантку рабой? — спросил один из его друзей. — Ты больше раб, чем она.
— Пива? — спросила я и прервала их разговор.
Вскоре вошла желтая дама. Т*** встал и поклонился.
Поклонился так низко, что волосы упали ему на лицо. Она прошла мимо и села за пустой столик, но прислонила к нему спинками два стула, показывая тем самым, что весь столик занят. Т*** сразу же подошел к ней и сел на один из стульев. Через несколько минут он встал и громко сказал:
— Хорошо, я ухожу. И никогда больше не вернусь.
— Спасибо, — сказала она.
Я не чуяла под собой ног от радости, я побежала к буфету и стала что-то рассказывать. Наверное, что он больше никогда не вернется к ней. Мимо прошел управляющий и сделал мне резкое замечание, но я не обратила на него никакого внимания.