Колин Макиннес - Абсолютные новички
— Скажу тебе кое-что про мою мать, — сказал я. — У нее есть свои недостатки — у кого их нет? — но у нее много отваги, она здорово сохранила свою внешность и выглядит обалденно!
— Ты слишком лоялен, парень, — сказала экс-Деб., ее шикарная юбочка так и скользила по стулу.
— Может, и так, — сказал я, вновь поддаваясь ей.
Она взяла меня за руку и сказала:
— Расскажи мне какой-нибудь секрет про вас, тинэйджеров. У вас очень активная сексуальная жизнь?
Они просто не могут удержаться.
— Нет, — ответил я, — не очень.
А сказал я, кстати, чистейшую правду, потому что, хоть вы и видите тинэйджеров, перемешанных друг с другом и ведущих себя легко, свободно и интимно, довольно нечасто это достигает точки, откуда нет возврата. Но в королевстве, где мы проживаем, все почтенные граждане твердо уверены, что если вы видите деток, наслаждающихся самими собой, то это означает, что — основа всего этого — плотские грехи, а не то, что на самом деле это — просто резвость и веселье, праздник.
Но так как это не касалось экс-Деб., я сменил тему и спросил ее:
— Куда поедешь в отпуск в этом году, Мисс Шеба?
— Кто, я? О, не знаю… Я всегда езжу в такие места, где есть пляжи, скандалы и чтобы лететь было недалеко…. А ты, дитя? Я слышала, что вы, словно отщепенцы, теперь колесите автостопом по всему Континенту?
— Нет, уже нет, — твердо отрезал я.
— Почему уже? — спросила она, пытаясь сфокусировать свой взгляд на мне.
— Автостоп давно уже вышел из моды. Нам надоело, что над нами надругаются, и мы прибываем вовсе не туда, куда планировали. Мы теперь покупаем билеты, как все остальные, и, кстати, кучи новых туристических компаний целиком зависят от нас, юных путешественников.
— Так, значит, ты ездил на Континент, бывал во всех этих местах?
Да, забавно… а почему я должен стыдиться того, что никогда не покидал наш остров? Почему? Потому, что, хоть у меня и было полно возможностей (например, не далее, как прошлым летом, марксисты пытались переправить меня к Молодежи в Болгарию — только представьте себе это! ), я просто не хотел… или скорее…. Ладно, чего уж там, я даже не выезжал за пределы Лондона, кроме одного раза, воспоминания о котором у меня остались самые расплывчатые. Меня вывезли на один день в Брайтон, к морю, это было как-то связано с маневрами моей Ма, и все, что я могу вспомнить, это как мы парковались, а потом меня оставляли на пляже и в баре, за столиком с ячменным пивом, пока Ма исчезала, чтобы пофлиртовать с сопровождавшим ее парнем, у которого водились легкие деньги. А что касается сельской местности, этой огромной зеленой штуки со зверьми, что раскинулась вокруг нашей столицы, — я никогда не видел ее. Даже во время войны, когда падали бомбы, моя Ма отказывалась покидать свое имение, и не хотела, чтобы нас с Верном эвакуировали, будь что будет. И все, что я помню о самом путешествии в Брайтон и обратно, это то, как я входил и выходил из вагонов, а все остальное время я либо лежал на горячем и вонючем сидении или блевал.
Но все-таки когда-нибудь я должен буду поехать посмотреть мир. Не просто этот Континент, о котором все говорят — Париж, Рим и вся эта дребедень, — а на что-нибудь огромное, как, например, Бразилия или Япония, и вот почему надо будет умудриться скопить немного деньжонок и спокойно забраться на борт какого-нибудь самолета. Так что я ответил:
— Нет, не во всех. Мне больше нравится в своем поместье, принимать солнечные ванны в Гайде, или прыгать с самой высокой доски в пруды Хэмпстеда.
Она уставилась на меня, ее глаза были залиты жидкостью, что она поглощала.
— Ты, ребенок, в каком-то смысле даже поэт, правда, по-своему.
— О, насчет этого не уверен, — ответил я ей.
Пока продолжался этот смехотворный разговор между мной и экс-Деб., в «Подозрительном» начали лабать какие-то музыканты, ибо тип по имени Телега-С-Двумя-Большими-Пальцами, играющий на басу, устраивал прослушивание для концерта за городом, что мог бы состояться лишь в том случае, если бы он набрал команду. Там, в «Подозрительном», находившемся, как я уже говорил, в подвале, инструменты звучали просто громоподобно, и пока я слушал эти милые и успокаивающие звуки, я еще раз убедился в том, как мне повезло, что я родился в эпоху джаза. А что вообще было бы, если бы приходилось слушать только баллады да вальсы? Джаз — это такая штука, заставляющая тебя чувствовать уютно в этом мире, и мысль о том, что ты — человеческое существо, кажется отличной.
Кот за стойкой бара сказал: «Очень мило, но они вряд ли сыграют „Бьюли-Ули“». Другой ответил: «А кого это волнует? Эта вечеринка для отморозков и Горлопанов Генри, в любом случае». Третий просто сказал «Здорово», с мягким мечтательным взглядом, — но наверняка это было из-за того, что он только что выкурил здоровенный косяк в туалете.
Из этого же туалета, наконец уладив все дела, появился австралийский чувак Зови-Меня-Приятелем, он посмотрел на исполнителей так, будто он был М-р Гранц собственной персоной, как делают все эти теле-знаменитости, строя из себя этакого универсального импресарио для всего человечества. И после испытанного мной блаженства от прослушивания игры ребят в приличном обществе, вид австралийца мне немного подпортил настроение, потому что в джазе аудитория — это половина кайфа, даже, возможно, больше, чем половина.
— Мило, — выдал он свое мнение, — но они промазали задницей мимо двух стульев. Это не попсово и не престижно.
— Мимо таких двух стульев не грех промазать, — сказал я и уже собрался их покинуть.
Экс-Дебютантка-Прошлого-Года схватила меня за карман пиджака.
— Ты идешь к Мисс Ламент? — спросила она меня.
— Да, может, увидимся там, — сказал я ей, пытаясь отцепить ее ярко-красные когти.
— Ты бросаешь нас?
— Всего лишь на миг, девочка из Найтсбриджа, — сказал я.
Потому что я увидел, что в кабак уже вошел Уиз, и хотел перекинуться словечком со своим братом по крови.
На Уизе был гладиаторский ремень Lonsdale с жеребцами, и когда он вошел в «Подозрительный», он расстегнул его, будто солдат, освобождающийся с поста часового. Но все равно он выглядел настороженным, как и всегда, даже, наверняка, и во сне, будто весь мир в одном углу ринга, где происходит бой, а он сам, одинокий охотник в джунглях Лондона — в противоположном. «Давай перейдем через музыку», — сказал я ему, и мы перебрались за сцену, на которой выступали исполнители, так что их звуки превратились в барьер, отделявший нас от посетителей, поглощавших алкоголь у стойки бара.
— Что нового? — спросил я Уиза.
В Уизе хорошо то, что он полностью забывает о ссорах. Борьба необходима ему, как пища, и когда она заканчивается, он просто о ней больше не думает. Он посмотрел на меня с одобрением, и я понял, что вновь стал его старым надежным приятелем, может быть, единственным, на кого он мог бы положиться в этом тысячелетии.
— У меня есть для тебя новости, — сказал он.
Я должен сказать, что немного побаивался, ибо новости Уиза смывали тебя в море, и ты барахтался в нем до тех пор, пока не свыкался с ними.
— Я думаю, — начал он, — открыть дело с девкой.
— О, вот как. Умница. Я навещу тебя в Брикстоне, — сказал я с отвращением.
— Ты не одобряешь?
— Как я могу? Ты же не тот тип сутенера.
— Все в жизни надо попробовать…
— О, конечно. О, конечно, о, конечно. Дальше будут ограбления со взломом.
Я пошел за напитками и заодно получил время все хорошенько обдумать. Потому что я всегда представлял себе, что Уиз однажды встанет на эту дорожку, но всегда успокаивал себя тем, что у него достаточно мозгов придумать что-нибудь получше, а не попасть в кулак какой-нибудь девицы из будуара. Потому что, согласны вы с этим или нет, при таком раскладе дел женская сторона берет бразды правления в свои руки, даже если она отдает всю выручку мужчине, и он забавляется с ней воскресными вечерами, после еженедельного посещения Одеона. Просто причина в том, что ее действия, что бы вы об этом ни думали, легальны, а его — нет, и если развязывается какой-то спор, все, что ей нужно сделать, это набрать номер ближайшего детектива-сержанта Такого-то.
— Здоровье, богатство и счастье, — сказал он саркастично.
— Счастье! Молчал бы!
Наступила тишина.
— Ну же, — сказал затем Уиз. — Давай драться.
— Зачем, если ты уже все решил?
— Все равно давай.
Я зарычал, действительно зарычал.
— Просто, Уиз, дело в том, что это не твой род занятий. Назови мне хоть одного сутенера, у которого есть мозги.
— Я знаю некоторых.
— Я не имею в виду хитрость или опыт, я имею в виду мозги. Конструктивные мозги.
Уиз сказал:
— Я могу тебя познакомить с несколькими букмекерами, владельцами клубов и прокатов машин, основавшими свой бизнес на деньгах, заработанных на улице.
Я сказал:
— Я могу познакомить тебя с несколькими парнями в субботу вечером в аптеке, несколькими зеками, и несколькими трупами, которые тоже так думали.
