Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)
Выпили.
— Продолжаю. Троцкий жил в Дневную эпоху. В Ночи же ему будет соответствовать некий трехголовый Горыныч новых промышленников, я ясно вижу, что фамилии каждого опального богача будут оканчиваться на “кий”. Троцкий — трехглавый, все логично. Обратите внимание, что смерть Троцкого наступила в сороковом году, а его год-перевертыш станет последним мирным годом нашей страны.
Выпили. Брюх пьяными мозгами переваривал информацию. Рябов не давал опомниться:
— А убийство Кирова в тридцать четвертом? Его убили чекисты.
В зеркальной проекции, в шестом году следующего столетия, те же органы убьют своего бывшего крупного агента, фамилию я, естественно, не могу назвать, хотя и знаю ее, однако убиение случится за пределами Родины, и, скорее всего, это будет не пуля, а какие-то более современные средства. Может, это будет мини ядерная бомба? Выпьем!
Разлили и выпили. Брюх уже не пытался ни перебивать майора, ни следить за его рассказом. Хроноп набрался сверх нормы, и ему было все равно. Если бы он не был пьян, разве задал бы он следующий вопрос:
— Вы работаете на Воробьевке?
Но ответа он не дождался — отрубился.
Брюх проснулся оттого, что кто-то держал его за руку. Хроноп открыл глаза. Чужая обстановка. Мысли из хаотической беготни черепашьим шагом переходили к стройному порядку. Майор-отставник. Много бухла. Убийство Кирова в тридцать четвертом. Гражданская война в две тысячи тринадцатом. Бредятина.
Рябов, заметив, что Брюх открыл глаза, отпустил его руку и стал извиняться:
— Простите, я хиромант-любитель и поэтому не пропускаю случая потренироваться по чужим ладоням. Вчера, когда вы уснули, я положил вас у себя, не стал переносить.
— А что у меня с ладонью? — Брюх словно впервые увидел линии.
— Если бы ладонь могла говорить за хозяина, то ваша возопила бы о том, что вам комфортно лишь в то время, когда вы полностью управляете процессом. Вы устраиваете вихрь событий, и он настолько мощный, что многих и многих включает в свою орбиту. Но если что-то идет не по-вашему, вы беситесь. Такой характер.
— Неужели? — Брюх дотянулся до банки с рассолом, ему получшело.
— Мучиться вы будете до пятидесяти четырех лет. А потом все самым прекрасным образом наладится. Боль пройдет. Проблемы истончатся. Препятствия растают. Это, кстати, согласуется с моей теорией — если в первой части жизни все шло как-то ни шатко ни валко, значит, во второй пойдет все как по маслу.
— В пятьдесят четыре года? Вы шутите? Через тридцать лет? На хрен это все тогда?
Майор тоже отхлебнул рассола.
— Сегодня вам в это трудно поверить, но и тогда еще жизнь будет. Правда, непростая. Последствия гражданской войны. Вчера я рассказал вам о том, что будет предшествовать войне тринадцатого года. Сейчас, если вы не торопитесь, скажу, что случится затем.
Брюх попытался обнаружить часы в квартире Рябова. Не нашел и расслабился.
— Суббота. Торопиться некуда. — Майор сел поудобнее, взял вчерашний рисунок. — Тринадцатому году нового столетия соответствует дата — тысяча пятьсот восемьдесят первый год. Правда, как вы понимаете, за это время День несколько раз превращался в Ночь. Так вот именно в тысяча пятьсот восемьдесят первом году Иван Грозный разрешил Строгановым, главным промышленникам Урала, набрать вольных казаков для защиты поселений на реке Чусовой от татарских набегов. Отряд составляли вольные казаки — волжские, донские и терекские. Возглавил же отряд вольнонаемных казаков… кто? Ну же, кто? Вы должны знать! Ермак Тимофеевич, знаменитейший завоеватель Сибири! Страна прирастала Сибирью. Но после гражданской войны тринадцатого года таежная вольница полностью выйдет из состава России. Сибирь отойдет… ну, допустим, Китаю… Кто смел будет, к тому и отойдет. Придется нам учить иероглифы.
Виссарион Игоревич откашлялся.
— А волнения в России десятых годов следующего столетия приведут…
— А что за волнения?
— Вы считаете, что переход к частной собственности в восемьдесят девятом произойдет безболезненно? Передел богатств. Обнищание одних, обогащение других, отсутствие справедливости. Но вот что любопытно, волнения начнутся не где-нибудь, а прямо на Автозаводе. Да! Нас сейчас отделяет от места рождения очередной смуты всего несколько километров. Стоит переплыть Оку… Помните смуту, когда нижегородец Козьма Минин спас наших предков? Спас от полчищ поляков и литовцев? Так вот в нашем времени случится событие с обратным знаком — внешние силы разорят наш город. И еще одно мое озарение — если в эпоху Рюриков семь воевод собрали Русь, то теперь другие семь — развалят.
— Вы работаете на Воробьевке? — повторил вопрос хроноп.
— Конечно нет. Если вы помните, вчера вы уже интересовались этим. А значит, также и должны помнить, что вместо политического ГУЛАГа грядет ГУЛАГ…
— …экономический. Да, я помню. И что?
— Что? Власть будет преследовать не столько политических противников, а таковые будут, но ничего серьезного они сделать не смогут, потому что будут думать только о деньгах. Власть будет преследовать бизнесменов. Но вот что любопытно. Капиталы-то у них отберут, но жизнь всем сохранят. Ведь все, что будет твориться в Ночи, — это фарс, все не по-настоящему.
— Даже гражданская война?
— Увы. Война будет настоящая. Я еще не объяснил, почему заваруха начнется в Горьком. Все потому, что Горький — самое слабое звено в Советском Союзе. Активность населения на нуле. Центр доит нас едва ли не больше всех. Из “кармана” России мы превратились в дотационный район. Городскому голове не дают ничего контролировать, кроме уборки города. Да он и сам живет глубоко в гетто.
Рябов встал, налил себе еще рассола, выпил. Продолжил:
— В две тысячи двенадцатом Горький станет другим. К тому времени его откроют, он превратится в свободную экономическую зону. Бедный город слишком долго был тюрьмой и теперь будет добиваться отделения из состава страны. Заволнуется Автозавод, бронетехника выедет на улицы города. А спустя три года страна развалится на несколько суверенных государств. Я бы сказал — воеводств. География России сожмется до Уральского хребта. Москва и Ленинград перестанут быть столицами, центром станет…
— Горький, — догадался Брюх. — Да?! Ну, это уж слишком. Гетто превратится в столицу? Нет никаких предпосылок.
— Предпосылки? На земле, освященной житием Серафима Саровского, найдет прибежище новая духовная идея. Она и будет в дальнейшем определять политическую модель развития страны. Как будет называться этот строй, я не знаю, допустим — духовный коммунизм. Православие обогатится другими догмами, главным образом исламом, и превратится в религию Святого Духа. Но придется подождать. Только в две тысячи шестьдесят первом году Русь придет в исходное состояние. И вновь настанет Эпоха Дня. Эпоха созидания.
Майор-отставник достал со стола вчерашний рисунок и приписал около года революции новую дату. Брюх приустал от такого количества новой информации.
— Вы шутите? — Впрочем, он уже и сам на это не надеялся. Довольно убедительную теорию выстроил отставной майор.
— Во главе Руси встанет духовный лидер Анти-Христос. Но не путайте его с Антихристом, ничего общего с сатаной он не будет иметь.
— В шестьдесят первом мне будет сто лет… — уныло вымолвил Брюх. — Осталось вам сию минуту предсказать, что это я стану тем Анти-Христосом. И все! Много же мы вчера выпили.
Брюх потянулся за стопкой. Рябов достал початую бутылку “Абу-Симбел” и, сосредоточенно разливая ликер по стопкам, проговорил:
— Никто не ведает, кто станет духовным лидером Руси. Он еще не родился. Хотя дата его появления на свет известна, даже вам. Попробуйте сообразить.
Майор выпил. Брюх поднес стопку к губам и отставил ее.
— Следуя вашей логике, он родится в… две тысячи двадцать пятом. “Зеркальная” дата — год смерти Сталина.
— Верно! Обратите внимание, что этот год расположен в середине Эпохи Ночи. Почти мистика!
Брюх чокнулся, влил в себя сладкую тягучую гадость и спросил:
— И все-таки, кем вы работаете?
— Спасателем на волжском пляже. Я ведь в юности плавал за сборную, был чемпионом спортклуба армии. Ну, обманываю. Был вторым. Засудили! Фотофинишей тогда не было. Но то, что хорошим был пловцом, — правда.
Они пожали друг другу руки.
