Фаусто Брицци - 100 дней счастья
Тишина.
– Как я сказал, так и будет. Если виновный признается, я ему ничего не сделаю.
Из предосторожности Пульчинелла решает воздержаться от мыслей.
Карабас медленно пятится вдоль стенки в проеме между баулами, занавесами, пыльными декорациями. Он пристально всматривается в каждую из кукол: Пульчинелла, Бригелла…
– Я отлучился буквально на пару минут, и что же…
…Панталоне… Джандуйя…
– Сел вон там, и знаете, что я обнаружил на столе?
…Доктор Баландзоне… Коломбина…
– Нет, не знаете. Но можете себе представить. На столе лежала вот эта жареная нога… И прямо в центре красовался след от укуса!
С этими словами он подошел к Арлекино так близко, что борода почти касалась куклы, левой рукой он принялся протирать жирное пятно в уголке нарисованного рта.
– А я ведь еще не притрагивался к этой ноге! – сказал Карабас, пристально глядя в нарисованные коричневые глазки.
– Очень кушать хотелось… – пробормотала разноцветная кукла тонюсеньким голосом с заметным венецианским акцентом.
Остальные куклы в изумлении уставились на него: Арлекино заговорил!
– Я знал… я знал, – сказал Карабас-Барабас, снимая куклу с крючка под потолком и сажая ее на мешок. …Я ведь знал, что это ты… Ты что ж это, думал, я не заметил, как ты шатался здесь, пока я отлучился?
Арлекино не пошевелился. Он лежал, опутанный нитками, там, где его положили.
– И что собираешься делать? Что притих? – Карабас уселся напротив него, подняв облако пыли. – Не бойся. Я совсем не злюсь на тебя. Отчего же мне злиться? Я должен был это предвидеть. С тех пор, как я выпустил Пиноккио, вы изменились… Мои дорогие. Наверное, время деревянных кукол прошло, а может, не только кукол, но и кукловодов. И ты, Арлекино, всего лишь первая ласточка… Я понял… Все вы рано или поздно от меня уйдете, один за другим… Апчхи! Чертова простуда… С тех пор, как я расчихался из-за этого Пиноккио, никак не могу перестать… Старею, похоже? Что скажешь, Арлекино, дружок? Когда я увидел, что нога надкушена, я тут же понял, что все кончено. Наверное, все дело в дурацкой фее, о которой мне говорил Пиноккио. Она уже сделала его ребенком, и вы все тоже станете детьми… мои дорогие куколки. Вот где источник заразы.
Пульчинелле было показалось, что на глазах Карабаса мелькнула слеза, однако, не смея верить собственным глазам, он решил, что ему показалось.
– Ты не ошибся, Пульчинелла, – пробормотал великан, утирая лицо лапищей. – Вы думаете, что я и заплакать-то не могу… Нет, это я не специально. Слезы сами так и льются… Апчхи!..
Арлекино протянул ему кусочек цветастой ткани. Карабас схватил ее и как бы случайно задел руку куклы: она была теплой.
Он поднял глаза и увидел перед собой, среди завалов рулонов ткани и ниток, крепкого мальчишку с плутовским выражением лица.
– Я знал, я знал… – прошептал Карабас, утирая слезы. – Это жуткая человекоэпидемия… Еще несколько дней, и мой «Большой кукольный театр» исчезнет с лица земли… А с ним и я… Куда деваться кукольнику без кукол… Это все равно что коляска без колес. С места не стронешь.
Карабас встал и аккуратно поправил кукол.
– Люди заплатили за билеты, мы не можем их разочаровать. Пока можем выступать – будем!
Карабас, схватив под мышку всех кукол, направился к двери. Он уже начал спускаться по ступенькам, как вдруг обернулся к Арлекино, который так и сидел на мешке.
– Там я тебе немного мяса оставил. Ешь сколько хочешь, потом еще пожарим. И не отходи от коляски… Вернусь через час… Если спать захочешь, ложись прямо здесь… Но не забудь прикрыться, ты уже не деревянный, простудишься.
С этими словами, не дожидаясь ответа, великан спустился по скрипящим ступенькам и исчез в тумане. Жалкие домишки едва виднелись в белой пелене.
Арлекино немного посидел, не шевелясь.
Он не знал, приняться ли ему за мясо или поспать.
Выбрать не так уж сложно.
Но он еще не привык быть человеком.
– Синьор Баттистини?
На мгновение мне кажется, что это Карабас-Барабас.
– Синьор Баттистини! Проснитесь!
Нет, это не он. Но суть одна. Это болтливая медсестра, что встретила меня на входе. Она уже извлекла из вены иглу. Я заснул. Какой детский сон.
Как давно мне не снились подобные сны.
– Посидите несколько минут, – говорит она. – У вас может быть головокружение.
Я киваю и покорно сижу.
Глаза открыты, но мысли унеслись прочь.
«Приключения Пиноккио» – моя любимая сказка. Наверное, это первая книжка, которую я прочел. Сравниться с ней может только «Остров сокровищ», где куча пиратов. Интересно, почему я подумал об этой сказке именно сейчас? Кто знает, быть может, мой сон пригодился бы Коллоди для сиквела.
Я всегда с любовью относился к Коллоди, для меня он – король среди писателей, что прославились единственной книгой. Написали-то они куда больше, но только одна книга прогремела на весь мир и оказалась так хороша, что заслонила собой все прочие.
Данте – «Божественная Комедия».
Свифт – «Путешествие Гулливера».
Дефо – «Робинзон Крузо».
Мандзони – «Обрученные».
Антуан де Сент-Экзюпери – «Маленький принц».
Коллоди – само собой, «Приключения Пиноккио».
Эта книга начинается совершенно незабываемо.
Просто шедевр металитературы, а до чего кратко и весело!..
– Жил-был…
– Король! – тотчас же воскликнут мои маленькие читатели.
– Нет, дети, вы не угадали. Жил-был кусок дерева.
На фоне этого «Земную жизнь пройдя до половины» или «Тот рукав озера Комо, который тянется к югу» кажутся какими-то дилетантскими зачинами, написанными поэтами-графоманами.
Коллоди побеждает Данте и Мандзони, один – ноль. Ручку по центру.
Непредвиденный побочный эффект химиотерапии: у меня в голове кто-то переключает каналы.
Я думаю о бессмысленных пустяках, мне сняться апокрифы из «Пиноккио» и я начинаю сравнивать наших классиков, точно это футбольные клубы. Для начала лечения совсем неплохо.
Я выхожу из больницы. Иду. Мне не лучше, не хуже. Хотелось бы наконец-то проснуться и обнаружить, что все это просто сон. Очень страшный и совсем не детский.
– 89
Я жду, когда проявятся побочные эффекты химиотерапии, как ждут опоздавшего гостя. Гостя, видеть которого не слишком-то хочется. Стол давно накрыт, ризотто стоит на плите, горят свечи, но гость все не идет и на звонки не отвечает. Ты уже думаешь, что он никогда не придет. И вот, когда рис уже подгорел и погасли свечи, а ты облил вином белую рубашку и обнаружил, что молоко, которое ты добавил в ризотто, давно прокисло, наконец-то раздается долгожданный звонок.
– Прости, дружище, понимаю, что я непростительно задержался, никак не мог припарковаться!
Кажется, я отвлекся чуть больше, чем позволительно. Перейдем к перечислению побочных эффектов. Я помню их наизусть, как стихотворение, выученное в начальной школе.
«Усталость, проблемы с пищеварением, рвота, утрата аппетита и изменение вкуса, температура, кашель, боль в горле, головная боль, тяжесть во всем теле, раздражительность, ослабление волосяных луковиц и утрата интереса к сексу».
Медленно и постепенно, маленькими дозами, все они дают о себе знать.
Утрата аппетита.
Только сегодня я понимаю, что со вчерашнего дня ничего не ел. А ведь я никогда не пропускаю встречи с обеденным столом.
Первый симптом – есть!
Изменение вкуса.
Я с трудом заставляю себя съесть яблоко. Оно кажется горьким. Нет – это мой рот его не распознает.
Второй симптом – есть!
Кашель не в счет. Я и до этого кашлял. Но в любом случае, симптом налицо!
Проблемы с пищеварением.
Яблоко уже просится обратно.
Есть!
Боль в горле.
Вам знакомо такое пощипывание? Оно говорит о том, что завтра ты проснешься осипшим.
Есть!
Головная боль.
Шестьсот миллиграммов ибупрофена – и ее как не бывало. Но скоро она вернется.
Есть!
Утрата интереса к сексуальной жизни.
И в самом деле, я уже не слишком одержим сексом. А раньше думал о нем по сто раз на дню, как любой нормальный мужчина.
Есть!
Только сейчас, когда я начал записывать симптомы, я обнаружил, что у меня снова радикулит. Радикулит – это жуткая вещь, хуже, чем звонок в домофон в три часа ночи.
И это есть!
Раздражительность.
Да я как вулкан, который вот-вот начнет извергаться.
Есть!
Тошнота.
Есть!
Рвота. А вот и яблоко.
Есть!
Усталость.
По сравнению со вчерашним днем ничего не изменилось.
А вот чего вроде бы нет.
