Фаусто Брицци - 100 дней счастья
– Разумное с твоей точки зрения.
– Поссориться хочешь? Я и так уже завелся, лучше не провоцируй.
– Кто тебя провоцирует, кто? Ты сам сказал, никто за язык не тянул. Точка.
– Я не специально. Просто так вышло.
– Ладно, не злись. Как ты?
– Спасибо за беспокойство. Не считая постоянной боли в желудке, затрудненного дыхания и дерьмового настроения, все отлично.
– Сходим к другому онкологу, поговорим?
Я знал, что рано или поздно она это скажет. Это называется «пойти по спирали», то есть сначала идешь к одному врачу, потом к другому, и так далее, и каждый ставит тебе диагноз и назначает совершенно разное лечение. Из этой спирали не выбраться, она держит тебя, как персонажей картин Маурица Эшера.
Почти все семьи на свете попадали в эту бессмысленную и унизительную спираль. Вокруг тебя кружится хоровод лекарств, больницы и аптеки обогащаются, врачи берут пациента за руку и отправляют на тот свет, но сначала обдирают как липку. Но я не дамся. Я обещаю себе, что не дамся.
– Сегодня у меня еще одна томография. Тогда и решим.
Я говорю во множественном числе, намекая Паоле, что понятие «мы» для меня важно и даже фундаментально. Она молчит. Очевидно, что я обидел ее куда сильнее, чем мог предположить.
Я беру тетрадь с портретом Дзоффа и снова пишу ярко-красным:
сделать так, чтобы Паола меня простила
Пусть будут две главных цели. Если даже я вылечусь, а Паола меня не простит, это будет уже не жизнь.
– 94
Результаты компьютерной томографии готовы.
Посмотреть не хватает смелости.
Я выхожу на улицу.
Я направляюсь к Роберто, еще одному другу, который работает продавцом в книжном магазине. Нет, пожалуй, «друг», это я загнул. Он просто приятель. Но хороший приятель. Мы не виделись уже несколько месяцев, я был занят своими хлопотами, о которых читатель уже в курсе.
Роберто добрых пятьдесят пять лет. У него маленький магазинчик на углу позади Кампо-деи-Фиори, где он продает книги и комиксы. Настоящая дыра. Пыльная витрина, на которой угадываются очертания последних бестселлеров, начиная с «Я убиваю» Фалетти и заканчивая книгами Дэна Брауна, а рядом сгрудились состарившиеся и пожелтевшие классики. Несколько лет назад благодаря Роберто мне удалось собрать все выпуски любимого комикса «Дьяволик». Роберто продает книги по цене, написанной на обложке. Даже если книга вышла лет пятьдесят назад и на ней написано «150 лир», он переводит лиры в евро и выдает тебе сдачу с точностью до цента. В углу у него особая полка. На ней стоят романы, которые написал сам Роберто за последние тридцать лет, когда на работе выдавалась свободная минутка. С десяток книг. Они напечатаны на машинке и сшиты спиральной пружинкой. Каждая книга существует в единственном экземпляре. Цена каждой – двадцать евро. И если одна продается, то для автора она утеряна навсегда. Когда Роберто рассказал мне об этом, я думал, он шутит.
– Ты написал кучу романов и продаешь их, не оставив себе даже копии?
– А зачем?
– Ну, не знаю, чтобы не потерять. Чтобы заработать.
– Да кому нужны эти деньги. Я писал, и процесс доставлял мне удовольствие. Я уносился в другой мир. И этого мне вполне достаточно. А двадцать евро беру, чтобы окупить бумагу и чернила.
Мне всегда казалось, что Роберто – романтичный безумец. Ему нравится писать для собственного удовольствия, он не мечтает о славе, не надеется выиграть премию, не хочет участвовать в конкурсах, попасть в лидеры продаж.
Сегодня я пролистал книжку в синей обложке – типичная приключенческая история в стиле Жюль Верна. Потом вторую – замысловатые любовные перипетии на фоне событий Первой мировой войны, как в романах Негретти. За свою писательскую карьеру Роберто опробовал себя во всех жанрах, в зависимости от настроения и желания он писал то одно, то другое. Книги, о которых не узнает никто. Они никогда не станут золотой классикой. Лишь немногие «избранные», которым посчастливилось их купить, смогут насладиться чтением. За свою жизнь я купил с десяток романов Роберто и, надо сказать, прочел их с большим удовольствием. Не шедевры, признаться, но читаются быстро, а кроме того, тот факт, что ты единственный читатель (и обладатель) этого романа, оставляет в душе ни с чем не сравнимое чувство.
Сегодня Роберто собрался начать новую книгу – о крушении корабля вблизи неизвестного острова, не указанного на картах, где живут злобные каннибалы. В отличие от Дефо, Роберто собрался отправить на корабле не Робинзона Крузо, а юную и вечно ссорящуюся пару молодоженов. Идея не то чтобы слишком оригинальная, но суть не в том.
Некоторое время я слушал, как стучит печатная машинка «Оливетти» и завороженно следил за движениями Роберто, точно слушал концерт, исполняемый самим Шопеном. Затем попросил иметь меня в виду, когда новый бестселлер появится в продаже. Весь тираж разойдется в одно мгновенье – вот это успех, так успех.
Потом я немного прогулялся и вернулся домой. Там я наконец-то открыл папку с анализами, устроившись так, чтобы Паола меня не заметила.
Новости плохие.
Даже очень.
Метастазы активно развивались. Они пожирали меня, точно убийца, пытающий жертву, выпускающий кровь капля за каплей. Я смотрю на черные пятнышки, которые живут во мне, и невольно улыбаюсь. Мои легкие похожи на игру в детском журнале, где надо соединить точки, чтобы получился рисунок. Наверное, чувство юмора – тоже один из побочных эффектов рака. Оно возникает не к месту и не ко времени.
– 93
– Послушай, что если мне попробовать химию? Один пробный цикл. Что скажешь? – спрашиваю я Паолу, пока она сливает воду из кастрюли с макаронами.
– Почему ты передумал?
– Сам не знаю. Нельзя же ничего не делать.
– Ты помнишь, как было с отцом Джиджи?
Джиджи, то есть Джанлуиджи – близкий друг Паолы, известный энолог. Его отец умер от рака кишечника несколько лет назад. Он был известным телеведущим, но последние годы его отправили вести телемагазин. Жизнерадостный, энергичный, веселый мужчина. Мы все наблюдали, как он медленно угасал, как будто химия высасывала из него все силы. Накануне своей смерти он был совершенно не похож на того веселого человека, в которого валом влюблялись итальянки семидесятых.
– Плохой пример, – решительно парирую я. – Отец Джиджи перевалил за семьдесят, курил, пил не просыхая, кутил всю жизнь, не занимался своим здоровьем. А я спортсмен. Ну, или почти спортсмен. Черт побери, со мной все будет не так!
– Не ругайся при детях.
– Дети ругаются похлеще меня, Лоренцо может экзамен по ругательствам сдавать.
– Еще бы, ты хорошо постарался.
– Милая, брань летит отовсюду – только ее и слышишь на улице, в кино. Пытаться бороться с ругательствами – это все равно, что стараться не промокнуть во время грозы. Не расстраивайся!
– У тебя на все оправдание найдется.
Как несложно догадаться, все наши ссоры начинаются именно так. Из ничего. Для них даже не надо искать причину. Мы начинаем спорить, разговор теряется в подробностях, мысль цепляется за слово, и костер разгорается так, что не остановить.
К счастью, Паола придумала прекрасное средство, чтобы не продолжать эту серию пререканий. Она внезапно подносит ладони к макушке, делая своеобразные «ушки» и говорит: «Я кошка, я кошка. Я не понимаю ни слова». Я смеюсь, и ссора сходит на нет. Гениальный способ снять напряжение. Жаль, что после истории с Изабеллой Морони Паола больше не прибегает к нему. Наши разногласия перерастают в настоящие ссоры, иногда до крика, а пару раз дошло даже до битья посуды. Какой пример детям! У каждого из нас есть свои причины злиться и напрягаться, так что результат обеспечен.
На этот раз я беру все в свои руки и обрываю ссору. Выхожу на улицу и звоню онкологу.
– Я принял решение. Я хочу начать курс химиотерапии.
– 92
Мой пес меня терпеть не может. Не переносит на дух.
Не знаю, как такое возможно, но Волк никогда меня не любил. Когда Паола или дети приходят домой, он радостно машет хвостом и прыгает. Когда возвращаюсь я, он даже головы не поднимет. А ведь это я спас его из приюта, и я же гуляю с ним, чтобы он сделал свои делишки, как рано утром, так и поздно вечером. Даже когда я кладу в его миску обед или ужин (между прочим, роскошный – натуральная курица с овощами, купленными у знакомого фермера), пес меня игнорирует, не жалуя даже взглядом, даже лаем, и лапу не дает. Ну и пусть. Для Волка я совершенно чужой человек, который живет у него в доме и обслуживает его нужды. Что-то вроде мажордома, или нет – пожалуй, «раб» будет точнее. Мне кажется, он думает, что является законным собственником нашей недвижимости. Хозяином, мужем и отцом моих детей. А я просто жалкий слуга, которого приходится терпеть, потому что от него есть определенная польза. Но лучше держаться с ним построже.
