Николай Зайцев - Вертикальная радуга (СИ)
— Так. Ничего значительного. С кем пил?
— Ты не знаешь. — Сима отмахнулся. — Хорошие ребята. Молодые бандюги.
— Опять сброд?
— Но-но. Это мои друзья!
— Я твой друг. Руслан твой друг. Остальные собутыльники. Часто случайные.
— Еврей мне не друг!
— Ошибаешься.
Сима ухмыльнулся. За презрительной бравадой скрывалась боль. Он почесал пятку и сказал:
— Ганс завтра приезжает.
— Кто?! — удивился я.
— Папа. — Превратности судьбы: кто-то сравнивает папу со святым коммунистом, кто-то со свирепым фашистом.
Из ванной комнаты раздался дикий крик. Сима упал со стула. Я резко вскочил и напрягся, готовый неизвестно к чему. А может, просто испугался? Сима матерился. Крик из ванной повторился. Мы осторожно прошли в коридор и включили свет. Я не заметил, как в руке оказался нож и теперь разглядывал застывшее масло на лезвие. Сима открыл дверь. В ванной лежал голый Брагин. Кажется, он умирал или наоборот приходил в себя. Мы перевели дыхание и вздохнули с облегчением, поспешив на помощь: я выдернул пробку из ледяной воды, открывая слив; Сима достал с вешалки большое розовое полотенце и помог Брагину вылезти из ванны.
— Я думал ты ушел.
— Я тоже так думал, — простучал зубами известный меценат всех праздников. — Звери.
— Кто?
— Твои новые друзья. Я же мог утонуть.
Он прошел в кухню и приложился к бокалу с теплым кофе. Выпил до дна. Пробормотал:
— Ещё, — и стал плотно кутаться в полотенце.
Я наступил в холодную лужу оставленную Брагиным, и вмиг кожа стала «гусиной». Он посмотрел на меня.
— А ты когда пришел? Не помню тебя ночью. Пора завязываться с выпивкой. Я потихоньку синею.
— Это от холода, — предложил Сима, усаживаясь напротив.
— От водки!
Мне места не хватило, и я принес из гостиной стул. Чайник засвистел, быстро вскипая на газу.
— Надо ещё прибраться, — устало сообщил Брагин и пояснил мне. — Завтра, к парню, приезжает Ганс.
— Вытереть пыль, проветрить комнаты, выкинуть бутылки. А так — у вас чисто. — Я знал, что говорю. Сказывался богатый опыт.
— Твои, бандюги, прибрались?..
— А то! Классные парни.
— Удивительно. — Брагин покачал головой. — А кровь и порванный лифчик? — с ужасом спросил он, вспоминая эпизоды из ночи.
— Я ничего не заметил, — признался я.
Сима напыжился, довольный новыми друзьями. Хотел закурить, но передумал. Разогнал дым от спички руками — надо проветривать. Да, да. Надо проветривать. Надо не забыть, а то достанется от Ганса по самые гланды.
— Слышал? — Брагин обратился ко мне. — Сима стал хомячками торговать. Хрю, хрю. — Парень покачнулся и зашелся в смехе. Сима нахмурился и закурил.
— Какими хомячками? — осторожно спросил я.
— Самыми настоящими. Хрю, хрю. — Брагина распирало. — Стоит на рынке и торгует хомячками. Длинношерстные. Рыженькие, беленькие. Тебе не надо парочку?
— Что за бред? — спросил я у Симы.
— Вот именно «бред». Какие «хомячки»? Иди, оденься! Да мы тебе жизнь спасли! Ещё бы немного и замерз насмерть! «Хомячки»!
— И где ты их держишь?
Брагин согнулся пополам в новом приступе смеха. Сима спихнул его со стула и пинками отправил в комнату, на поиски одежды.
— Слушай больше. Нет никаких хомячков. Нет. Понял? Я с парнем познакомился. Ему восемнадцать лет и у него своя фирма по продаже аудиокассет. Теперь я у него правая рука. Я не торгую хомячками! Не торгую! Кассеты продают продавцы. Их много. У нас точек в половине города. Я вам покажу, на что способен! Вы ещё пожалеете. Посмотришь.
Я налил себе кофе и продолжал молча слушать друга. Ничего не менялось в его жизни. Люди — да. Они приходили и уходили, оставляя какой-нибудь след. События — нет. В другой раз я бы нахмурился или попытался провести нравоучительную беседу, и был ласково и не принужденно послан куда-либо. Но сейчас, я наслаждался моментом. Мне хотелось, что бы ворчания друга продолжались и тогда бы время моего одиночества, голой тоски и глупого зарабатывания денег задержалось, заблудилось и не дошло до меня, потерявшись в трудной дороге.
Увы. Злая действительность пришла вместе с окриком:
— Хватит мешать! Решил в стакане дыру сделать?!
Ложка громко звякнула, выпадая из руки на стол. Я посмотрел на Симу и наши глаза встретились. Демон в его зрачках какое-то время жил, метая молнии, но вскоре пропал совсем. Обычным голосом, Сима спросил у меня:
— Почему ты никогда не кричишь? Это так здорово.
В соседней комнате запел Брагин. Выходило очень плохо. Так тошно, что Сима снова взорвался в истерическом припадке.
Странные часы провел я в этом доме. Так долго Семена я видел в последний раз.
А вечером ко мне пришел Коростылев с другом, который постоянно боксировал с тенью и с самим собой. Сергей тоже от него не отставал, и проводил невидимому противнику быстрые хуки левой, не забывая прихлебывать из чашки травяного настоя.
— Если на тебя кто-нибудь наедет из бандитов — говори мне. Я забиваю «стрелу» и любую сумму кошу наполовину. — Хук левой рукой. — А, если бандиты думают, что они бандиты, но ты в этом не уверен и у тебя есть хоть долька сомнения, то тогда ты обязательно должен меня поставить в известность. И знаешь почему? За правильную информацию ты можешь получить сто долларов. — Хук правой рукой. — В этой жизни все должны играть свою роль, иначе можно нарушить чьи-то правила. Понял?
— Нет.
— А у тебя есть во дворе бесхозные машины? — спрашивал его друг, улыбаясь щелью сквозь узкие губы.
— В смысле?
— Не лезь! — Коростылев хмуро посмотрел на товарища. — Нас интересуют грузовики в первую очередь. В любом состоянии. Я видел грузовик у тебя возле дома. Знаешь, чей он?
Я замялся. Конечно, знал — соседа с третьего этажа — достался ему по низкой цене, когда распродавали имущество очередного государственного предприятия искусственно сделанного банкротом.
— Нет. Не знаю. Грузовик стоит с другой стороны дома. Наверное, хозяин не с нашего подъезда.
— Точно? — Коростылев по-волчьи ухмыльнулся. Месяц и с ним произошли разительные перемены. Не в лучшую сторону. Я стукнул его по плечу. Улыбнулся.
— Точно.
Сергей дернулся. Нахмурился.
— Не надо меня трогать. У меня удар встречный может пойти автоматически. И тогда произойдет беда.
— У него может, — хохотнул дружок.
— Вот так! — Сергей показал на друге и тот, ударившись головой о стену, сполз со стула и затих.
— Ты же его в нокаут послал. Сотрясение мозга обеспечено!
— Думаешь, у него есть мозги? — тихо спросил Коростылев, пригнув шею. — Мозги у меня. Язык у меня. В моей бригаде мои законы.
— Я не в твоей бригаде!
— А хочешь?
— Нет.
— Зря. У меня все бойцы ездят. Я каждого обеспечил транспортом.
— Где ты взял столько машин?
— У моряков. Они рады избавиться от металлолома, который привезли со свалок. Хочешь, открою тебе цепочку? Дело верняк.
— Не надо…
— Надо. — Коростылев набычился. — Мои друзья не должны ходить пешком. Так вот. Находишь лоха. Убалтываешь его на сделку. Даешь сто долларов аванса, выписываешь расписку на остальную сумму и всё. Садишься за руль и катаешься.
— А отдавать?
— Зачем?
— У них же расписка.
— И что?
Я примолк. Чувствовал я себя и так неуютно. Спорить не хотелось.
— Знаешь, что они могут сделать с этой распиской? Вот, вот.
Я подумал и сказал:
— Странно, что находятся люди, которые идут на такое.
— Моряки — это такой тип людей, которые живут в своём мире и по своим законам. Шизофреники, вот кто они по научному писанию. Я забираю у них рухлядь, а потом из утиля одной марки, собираю машину. Лишнее продаем. Хочешь заняться автозапчастями?
— Нет. Не хочу.
— Зря. Я бы тебя ими завалил.
Друг заохал. Сергей помог ему подняться. Свел в ванную умыться. Через некоторое время они вернулись за стол и Коростылев, мило улыбаясь, спросил:
— А ты не знаешь, чей грузовик стоит у дома?
На следующий день я сходил на завод. Огромное серое здание поражало своей унылостью. Шум, работающей техники, оглушал. Я чувствовал себя косолапым мишкой, заалевшего в муравейник. Естественно меня никто не ждал, и все по-своему пытались отделаться от назойливого гостя — работники-муравьи спешили прочь, пытаясь избежать прямых вопросов; вахта и охрана раз пятьдесят проверила у меня паспорт, куда-то звонила, с чем-то сверялась. Каждый этаж давался мне с боем, и я не предвидел, что моё перемещение может отнять столько душевных и моральных сил. В приёмной четыре секретарши хмуро следили за моими движениями, пока я жался на скамейке и ждал позволения войти. Никто не верил, что меня вызовут. Я тоже. Однако директор завода вышел в приемную, и готов было уже покинуть помещения, как ему о моём присутствии напомнила самая передовая секретарша, явно не боявшаяся гнева и последствий:
