Екатерина Кариди - Переспать на удачу
Они разошлись по своим комнатам, и в кухню Майя снова зашла уже перед сном. Налила себе стакан воды, не включая света, выглянула в окно. Да так и замерла, не донесши стакан до рта. В пустом ночном сквере на скамейке сидел он, Владька Марченков.
* * *Да он выпил, прилично выпил, потом пошел пройтись. И незаметно для себя опять оказался в сквере перед ее домом. Раз уж пришел, оставалось только присесть на скамейку и пялиться на ее окна. Владу хотелось подняться и сказать ей… Да, ей… Что это несправедливо… Черт бы ее побрал… Никто его не любит…
Мужик выпил лишнего, и теперь бормотал себе под нос какую-то одному ему понятную мешанину:
— Алька! Где тебя носит… Не хочет… Двадцать лет не вспоминал о ней! Заделал ей ребенка и свалил! Я не знал! Не знал! Я не знал… Я знал… Знал…
Он закрыл лицо руками, тяжело дыша и пытаясь успокоить что-то, странно болевшее внутри. Душу, наверное. Боль прорвалась сквозь пальцы тихим стоном.
Прохладный ночной воздух постепенно вернул ясность сознания, хмель отступил, стало холодновато. Пора домой. Глупость какая, сказал бы кто, что он на старости лет будет вот так, как малец под окнами околачиваться, ни за что не поверил бы. Много еще обиженных пьяных мыслей вертелось в голове, и чувствовал мужчина себя очень тоскливо. Сегодня ему впервые было по-настоящему больно.
* * *Она смотрела на него из окна и думала, думала.
Повела плечами. Да уж… Когда тебя не желает признавать твой ребенок… Невольно представив себя на его месте, женщина ужаснулась. Никому не пожелаешь такого.
Майе вдруг показалось, что она чувствует его боль.
Боль.
Она хорошо знает, что такое боль. Сейчас она только кажется уверенной и непреклонной. Внутри боль. Сомнения и горечь воспоминаний. И страх перед будущим. И черт побери! Глупое бабское желание пожалеть его! Надо же! Увидела, как он «страдает» и все! Размякла! Пожалеть его, пригреть… Как же… Таких нельзя жалеть.
— Воспользовался однажды и бросил. Сделает это еще раз. Ты посмотри на него, глупая ты баба. Ты посмотри, он же не угомонился, все хочет от жизни свой приз получить. Ты его еще котлетами накорми! Ненавижу!
Она резко задернула жалюзи, чтобы не видеть. Зло выплеснула в раковину воду из стакана и вышла из кухни.
— Ненавижу, — процедила сквозь зубы.
Вот только слова эти были обращены совсем не тому грустному мужику на скамейке. А себе, себе бестолковой, жалостливой дуре.
Глава 12
Теперь он мозолил ей глаза. Сидел, гад, каждый вечер на скамейке. Хорошо хоть приходил после темноты и Сереже на глаза не попадался, не хватало только сцены устраивать на глазах у всей улицы. И так весь вечер на нервах.
Хорошо, что после вечера настает ночь, а за ночью — утро. Утром надо идти на работу. И это замечательно, потому что иначе мы бы закисли в своих проблемах, а так, оправляясь на работу, можно оставлять домашние неприятности дома и наоборот. Майя Михайловна последние насколько дней была несколько мрачна и напряжена. Может кому-то и безразлично, но друг распознает, когда нужно проявить заботу. А Филипп Рудинский был ее другом. Он был моложе Майи лет на десять, но для молодого мужчины не совсем обычный. Не то, чтобы его не интересовали женщины, просто далеко не все его могли заинтересовать, и ценил он в них не сексапильность, а ум и сердце. Майя говорила, что он просто не встретил еще свою родственную душу, а тот скептически улыбался. Был Филипп высокий худой, сутулый, но жилистый, и вероятно, даже сильный. Никто никогда не знал его с этой стороны. В общении сухой и резковатый, женатый на науке, про таких говорят. Но если приглядеться, даже красивый, особенно глаза, светящиеся, умные и ласковые, когда на студентов не смотрят.
Так вот, посмотрев на Майю Михайловну несколько дней, Филипп не выдержал:
— Что у тебя стряслось. Последнее время на тебе лица нет.
Она махнула рукой:
— Так… Прошлое догнало…
— И?
— И не знаю, что делать…
— Ну, мадам Сухова, если Вы доверите мне Вашу тайну, мы могли бы проанализировать. Сама знаешь. Это же старо как мир: не понимаешь сам — начни объяснять студенту. И все сразу станет ясно.
Она невесело хмыкнула.
— Я серьезно, Майя. Расскажи, легче станет.
Посмотрев на него с сомнением, женщина отвернулась, потом подумала, что может и стоит рассказать. Свежий взгляд все-таки…
* * *От покойных бабушек помимо наследства бывает еще и совершенно неожиданная польза. Например, то, что все документы на въезд еще действуют, надо только билет купить, и можно лететь в родную Рашу.
Если бы Марченков не был так удручен своими неожиданно вылезшими семейными проблемами, он может и оценил, что приезд семейства Беспольских напоминал скорее старый добрый водевиль с некоторым трагическим уклоном, или даже небольшой шпионский роман. Сперва прилетел в страшной спешке, словно за ним черти гнались, сам глава семейства, вслед за ним понятно за кем погнавшаяся жена. А уже за ними дочь с важной миссией — проследить, чтобы предки не наломали дров! Хорошо, что хоть у кого-то еще голова варит. Да, Влад бы посмеялся, если бы не был так печален.
* * *Впрочем, то несчастье, что постигло Вдадьку Марченкова тоже иначе, чем мелодрамой не назовешь. А что удивительного, человек уже смирился с холостяцкой жизнью, цинично плевать хотел на всякие там очаги, и вот вам. Просто зашел на это… на удачу… короче. И тут выясняется… Кошмар…
То, что Владислав узнал, полностью перевернуло его мир и заставило на всю прошедшую жизнь взглянуть по-новому. А этот новый взгляд заставлял его чувствовать себя таким дураком… Как будто глаза вдруг открылись и он увидел себя голым и жалким, сидящим в дерьме у всех на виду. И что самое обидное, он сам себя в эту грязь и загнал. За эти несколько дней он столько чего передумал, переосмыслил.
Что была вся его жизнь? Погоня за чем? Чего он старался добиться?
Он довольно-таки скотски проживший свою пустую жизнь холостяк, пусть и женатый трижды, и трижды неудачно. Что его холостяцкая жизнь? Непонятные движения, случайные подружки, большая часть из них просто шлюхи. Непонятно для чего проделываемая и не приносящая удовлетворения работа, развлечения… Даааа. Его развлечения просто верх интеллектуальной мысли! Попойки, дружки. Не друзья. Из друзей один Алька, черт его дери.
Где та интересная жизнь, которая рисовалась ему в молодости? Открытые дороги, свобода? Где? Не хотел гнить в НИИ? Думал достичь высот! Смеялся над Майкиным желанием иметь семью, над ее маленькой мечтой — сидеть с любимым мужем и детьми на диване и вместе смотреть телевизор. И ведь у нее почти все получилось. Только ее любимый оказался редкостный гад, который… Зубы сводило от отвращения к себе.
Мальчик вырос без него, взрослый мужик уже, что ж удивляться, что не хочет его знать. Он на его месте тоже не захотел бы себя знать. Майка… Как она одна, маленькая, слабая смогла вырастить сына да еще и учебу не забросить, и карьеру сделать? Как? Влад был ей бесконечно благодарен за то, что оставила ребенка, что не испугалась трудностей, что смогла, что такого сына вырастила. И вину такую чувствовал, которую не искупить.
Вышло так, что он шел по жизни, словно кто-то ему на голову горшок глиняный нацепил, и он так и ходил, ничего вокруг себя не видя. А теперь горшок разбился, и выяснилось, что в настоящем мире все совсем не так. Он шел не туда, все время не туда. Но… Господи милосердный… Удача не отвернулась от него… Он все-таки пришел, сам не зная как, пришел туда, куда ему надо было с самого начала.
И теперь ему до дрожи в руках и в душе хотелось самого простого, человеческого, того, над чем смеялся тогда — сидеть на диване в шлепанцах и смотреть телевизор, а рядом чтобы сидела Майка в халате и его сын. Хотелось есть борщи и котлеты. Котлеты! Боже мой! Да он сейчас молить на коленях был готов, чтобы его приняли в семью.
Да не берут!
И от этого всего ему хотелось выть от тоски.
* * *Надо сказать, что не только Майя Михайловна наблюдала из окошка за одиноким мужчиной, сидящим на скамейке в сквере после наступления темноты. Она думала, вернее надеялась, что Сережа его не видел. Но Сережа видел, он просто не хотел лишний раз нервировать мать. Когда заметил в первый раз, еле сдержался, чтобы не выйти и не вломить этому типу как следует. Но потом подумал, что мать расстроится, и, сжав зубы, сделал вид, что ничего не заметил. А пару дней назад он даже прошел мимо него. Хотелось сказать, чтобы убирался к чертовой матери, но удержался, просто посмотрел на него… Так посмотрел, как он того заслуживает. А тот в ответ не сказал ничего, только глянул как пес побитый. Осадок у Сергея остался такой… Неприятный, неоднозначный…
А за всеми за ними наблюдал Василис. Глядя с уютного подоконника в ночной сквер, кот воспринимал мужчину на скамейке как своего бездомного собрата-кота, вымаливающего подачку. Даже жалко становилось как-то. Видел кот, как на него смотрит хозяйка, подолгу, не отрываясь. Как смотрит ее сын. Приходят в кухню по очереди, тайком друг от друга. И делал кот философские выводы, верные, непогрешимые, потому что не человеческие. У котов свои жизненные правила.
