Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа
В течение часа мы уговорили почти всю бутылку. Давно уже я так не напивался, и ощущение было чертовски приятным. Камаль рассказал, что родился в Стамбуле, но приехал в Париж тридцать лет назад, пятилетним мальчиком.
— Мои родители были легальными иммигрантами, так что никаких проблем с властями. Но вот французская школа в Сен-Дени стала для меня настоящим кошмаром. Я ни слова не знал по-французски. К счастью, как и половина детей в школе. Но все-таки я довольно быстро освоил язык — деваться было некуда. А теперь… теперь у меня французский паспорт.
— Так вы, выходит, француз?
— Я ощущаю себя французом. Но французы по-прежнему видят во мне immigre.[58] Здесь навсегда остаешься чужаком, если только ты не коренной француз. Это не что в Лондоне, где все чужаки, включая англичан, — вот уж где настоящая мешанина. А в Париже французы держатся французов, северо-африканцы — северо-африканцев, турки — турков. Tant pis.[59] Мне лично все равно. Так уж устроен здешний порядок.
Камаль не слишком откровенничал о себе. Сказал у него есть жена и двое маленьких детей, но упомянул о них вскользь. Когда я спросил, как зовут детей, он сразу же сменил тему, поинтересовавшись, чем я занимался в Штатах. Услышав, что мой брак недавно распался, он спросил;
— А кто была та, другая женщина?
— Это длинная история…
— А где она сейчас?
— Это другая длинная история.
— Вы не очень-то разговорчивы.
— Так же, как и вы.
Мой собеседник еле заметно улыбнулся:
— Так чем вы теперь занимаетесь?
— Пытаюсь стать писателем.
— Это приносит доход?
— Никакого.
— Но как же вы живете?
— Очень скромно. Ровно через шесть недель мои денежные запасы иссякнут.
— И что тогда?
— Понятия не имею.
— Вы ищете работу?
— У меня нет carte de sejour,[60] к тому же американцам очень трудно получить здесь разрешение на работу.
— Вы могли бы поспрашивать в разных университетах и колледжах.
Нет, не мог — потому что там сразу начнут проверять мое прошлое и в первую очередь затребуют рекомендации из колледжа, где я преподавал в течение десяти лет. И стоит им узнать, что произошло…
— Это проблема, — сказал я.
— Понимаю, — тихо произнес Камаль и потянулся к пачке сигарет. — Выходит, дела у вас плохи?
— Можно и так сказать.
— Что ж… может, вас интересует какая-то работа?
— Как я уже сказал, я нелегальный…
— Это не имеет значения.
— Почему?
— Работа, которую я собираюсь вам предложить, тоже не совсем легальна, вот почему.
7
Работа была не пыльной.
— Это должность ночного сторожа, — сказал Камаль. — Вы приходите в офис, сидите там, читаете, пишете, можете даже принести с собой радио или телевизор, если захотите. Приходить надо в полночь, уходить в шесть. И все.
— Не может быть, чтобы это было «все», — возразил я. — Наверное, что-то еще…
— Ничего, кроме того, что я сказал.
— И что за контора? Каким бизнесом она занимается?
— А вот это вас уже не касается.
— Выходит, бизнес нелегальный?
— Как я уже сказал, вас это не касается.
— Наркотики?
— Нет.
— Оружие?
— Нет.
— Сексуальное рабство?
— Нет.
— Оружие массовою поражения?
— Бизнес, о котором идет речь, всего лишь бизнес. Но, чтобы вас не мучили вопросы об этом бизнесе, лучше вам ничего о нем не знать.
— А если нагрянут копы?
— Этого не случится. Потому что они не знают о его существовании.
— Тогда зачем вам — им — нужен ночной сторож?
— Потому что нужен. Им. И на этом разговор окончен. Послушайте, друг мой, если у вас есть сомнения, лучше отказаться, пусть это и стоит триста евро за шестидневную неделю…
— Пятьдесят евро за ночь?!
— Ваши математические способности впечатляют, выходит чуть больше восемнадцати евро в час — и делать ничего не нужно. Будете сидеть за столом, снимать трубку домофона в тех редких случаях, когда кто-нибудь позвонит, и впускать посетителей. Вот и все.
Разумеется, это было не все. Я знал, что за предложением Камаля стоит нечто противозаконное. А раз так я рискую оказаться в потенциально опасной ситуации с угрозой для собственной свободы. Но куда сильнее моих сомнений была утешительная мысль: теперь уж все равно. Если у тебя отобрали самое дорогое, стоит ли переживать о том, что опускаешься еще ниже?
Теперь уж все равно… Какое облегчение несет мысль. Теперь уж все равно, поэтому и рисковать нечем. Тем более что нужны деньги.
— Я бы предпочел шестьдесят пять евро за ночь, — сказал я.
Легкая улыбка Камаля. Он понял, что я сдался.
— Я уверен, что с этим выйдет, — сказал он.
— Я действительно не соглашусь на меньшее.
— Вы согласитесь на эту работу за любые деньги, — ответил он.
— Не обольщайтесь.
— Согласитесь. Выбора у вас нет.
В голосе турка не было ни враждебности, ни торжества — лишь спокойное подтверждение истины. Я промолчал. Камаль снова наполнил мой стакан. Виски прошло, не обжигая, — моя глотка уже получила анестезию после выпитого ранее.
— Не надо так волноваться, — сказал Камаль, закуривая сигарету.
— Я и не думал волноваться.
— Вы в постоянном напряжении. Идите домой, проспитесь и завтра вечером, к шести часам, приходите сюда. К тому времени у меня будут новости.
Я вернулся, как было сказано, следующим вечером. Камаль — как всегда с телефоном в руке — жестом показал мне на компьютер. Меня дожидалось электронное сообщение. Это было письмо от жены Аднана. Закончив разговор бармен перевел его для меня.
«Уважаемый мистер Рикс!
Деньги поступили сегодня утром. Я была поражена суммой — еще раз выражаю вам огромную благодарность за то, что вы сделали. Эти деньги буквально спасли нам жизнь. Да благословит Господь вас и ваших близких!»
Нет у меня никого из близких.
— Вы сделали доброе дело, — сказал Камаль. — А добрые дела всегда вознаграждаются.
— Не всегда.
— Вы большой циник. Но в данном случае это правда. Вы получите свои шестьдесят пять евро за ночь. Хозяин поначалу сопротивлялся.
— А кто хозяин?
— Эта информация не представляет для вас интереса.
— Ладно, — кивнул я. — Когда приступать к работе?
— Сегодня ночью, если вас устроит.
— Отлично.
— Будьте здесь в половине двенадцатого, я отведу вас.
— Далеко отсюда?
— Нет.
— А как я буду получать деньги?
— Каждый день, после часу дня, вас будет ждать конверт. Здесь вы заканчиваете работу в шесть утра, так за жалованьем приходите, как проснетесь. Кстати, хозяин сказал, что вы должны работать шесть дней в неделю, если вы хотите седьмой день…
— Хочу.
— Договорились.
— Я могу брать с собой компьютер и книги?
— Берите все, что вам понадобится, чтобы не уснуть. Поверьте, делать ничего особенного не придется.
Расставшись с Камалем, я спустился по Фобур Сен-Мартен и за тридцать евро приобрел маленький транзистор — он пригодится мне на… работе. Потом я вернулся к себе, открыл банку с супом, отрезал кусочек сыра, хлеб и съел свой незатейливый обед под музыку Берга и Бетховена на «Франс-Мюзик». Через час я заварил целый кофейник кофе и весь выпил. Мне предстояла длинная ночь.
В интернет-кафе я вернулся с поклажей — в моей сумке лежали лэптоп, транзистор, блокнот с ручкой и роман Сименона «Три комнаты на Манхеттене» на французском. Камаль уже закрывался. Увидев меня, он полез в холодильник достал две большие бутылки минеральной воды «Эвиан».
— Вот, пригодится ночью.
Мы вместе вышли на улицу. Камаль опустил стальные ставни, достал из кармана ключи, запер висячий замок и жестом показал следовать за ним вниз по улице де Птит Экюри.
— Идти недалеко, — сказал он.
В конце улицы мы свернули на Фобур-Пуассоньер, перешли на другую сторону, прошли мимо бутика какой-то марки мужской моды… Я хорошо знал этот участок, поскольку он находился прямо за углом моего дома. Однажды я купил здесь в греческом сувлаки-баре сэндвич (по счастью остался жив) и как-то даже побаловал себя комплексным обедом за семь евро в traiteur asiatique.[61] Но я не обращал внимания на подворотню по соседству с этой забегаловкой на четыре стола. В глубину двора вел туннель, настолько узкий, что в него мог протиснуться разве что обладатель стройной фигуры. Туннель упирался в стальную дверь, над которой висела камера видеонаблюдения; порог освещал точечный светильник. Рядом с дверью панель домофона.
