Андрей Аствацатуров - Скунскамера
Мою фамилию объявили последней. Я, испуганный до полусмерти, и мало что соображая, под аплодисменты подошел к столу. Мне надели медаль, вручили диплом, сказали «молодец», и я вернулся на свое место. Что было потом, у меня в памяти не сохранилось. И это странно, потому что события детства я часто вижу гораздо ярче и яснее, чем то, что со мной происходит сейчас.
Помню, как уже дома, на кухне, мы все: я, мама, папа, бабушка — сидели за столом и пили чай с пирожными, которые достала по такому случаю Любовь Григорьевна. Мама с бабушкой наперебой рассказывали папе, как Андрюше вручали медальку с дипломом. Папа морщился, просил сменить тему, махал рукой, говорил «мне и так уже все ясно». Но они его словно не замечали. Бабушка рассказала, что на торжественном вечере некоторые родители, она обратила внимание, волновались не меньше детей.
— Я сидела рядом с одним мужчиной, — говорила она. — Видный такой, с усами. Наверное, военный. Так он очень переживал, все дергался. И даже, я слышала, сказал соседке, что боится, как бы его дочь не описалась со страху.
— Это Ани Шамаевой папа, — вмешался я, оторвавшись на секунду от пирожного. — Она всегда писается. Мы ей даже кличку придумали — «водопровод».
— Что за глупости! — рассердилась бабушка. — Девочка просто болеет. Нельзя над этим смеяться, слышишь! Неприлично!
— Идиоты, — вздохнул папа и отхлебнул чай. — Вечно эти олухи какую-нибудь глупость выдумают. Нет, чтобы стихотворение хорошее выучить.
— Леня, не забывай, сколько им лет и сколько тебе! — сказала мама.
— Я, промежду прочим, в их годы…
— Ой, ты в их годы! — насмешливо махнула рукой мама.
— Между прочим, Лёсик в детском саду вел себя очень прилично! — ревниво заметила бабушка и продолжила: — Ну так вот… А нашего Андрейку вызвали последнего. Помнишь, Верочка?
— Кажется, да… Андрюша! Хватит есть столько пирожных! Тебя стошнит!
— Да не кажется, а точно! Андрейкин диплом лежал самым первым, по алфавиту. Там эта дама… директор… как ее?
— Нелли Пална, — подсказала мама.
— Нелли Пална. Она взяла Андрейкин диплом… Лёсик, ты меня слушаешь?
— Да, мама.
— Не смогла прочитать фамилию и отложила его в сторону. А потом, в самом конце, когда деваться уже было некуда, все-таки вызвала Андрейку, но самого последнего.
Я почувствовал обиду. Мало того, думал я, что все меня считают олухом царя небесного и лодырем, так еще мне и фамилия досталась какая-то не такая, сложная. Из-за нее я теперь все время буду самым последним.
Однако эти опасения, как вскоре выяснилось, совершенно не подтвердились. В школьном журнале моя фамилия всегда стояла самой первой. Учитель физики даже называл меня «человеком номер один», когда я получал двойку по его предмету. И всякий раз принимался хохотать над этой фразой. Видимо, она и в самом деле была очень остроумной.
Неприличные фамилии
Непонятные фамилии меня всегда смущают, также как и неприличные надписи на стенах туалета. И даже иногда пугают. Пять лет назад я принимал в одном питерском вузе вступительные экзамены. Все шло своим чередом. Сначала я внимательно и строго беседовал с дрожащими абитуриентами, стараясь унять усиливавшееся с каждой минутой отвратительное ощущение собственной значимости. Потом, как это обычно бывает, мне сделалось до смерти скучно. Абитуриенты садились напротив меня, отвечали, вставали и уходили. Садились, отвечали, вставали, уходили. И так несколько часов подряд. Испуганные дети, только что выскочившие из кошмарных закупоренных классов. В какой-то момент мне стало казаться, что даже лица у них у всех одинаковые.
Пока за мой стол одна за другой не сели две девушки. Одна в документах значилась как «Жавно», а другая — «Ялда». В первую минуту я не придал этому обстоятельству никакого значения. Фамилии и фамилии. Вот когда я был маленьким, у одного футболиста из «Динамо» была фамилия «Жуликов». И ничего. Бегал, играл, даже голы забивал.
Или, например, партийный деятель Куйбышев. Его именем раньше называлась большая шумная улица на Петроградской стороне. Согласитесь, тоже ведь не очень благозвучная фамилия. Так и тянет сказать «Хуйбышев». Но мы ведь сдерживались. Все, кроме диссидентов, конечно. Жили рядом, ездили по этой улице и не обращали внимания.
Ну «ялда», ну «жавно», думал я. Ничего страшного. Какая, в сущности, разница? Выйдут замуж, сменят фамилии на более благозвучные. Станут какими-нибудь Ивановыми-Сидоровыми. Так даже скучней сделается… Чего я-то так волнуюсь?
И тут я вдруг понял, чего я волнуюсь. Ведь уже через какие-то полчаса мне нужно будет объявить оценки. И произнести эти фамилии вслух. Экзамен тем временем шел к концу, и неприятный момент неуклонно приближался. Я запаниковал и отпросился в туалет. По дороге туда мне даже в голову пришла отчаянная мысль — сбежать. Но я таки сумел взять себя в руки.
В туалете мое внимание сразу же привлекло объявление, наклеенное вдоль всей стены над писсуарами:
«ГРАЖДАНЕ! НЕ БРОСАЙТЕ ОКУРКИ В ПИССУАРЫ!»
Чуть ниже, уже на самой стене, недавно побеленной, кто-то коряво вывел черным фломастером пояснение:
«а то их потом фигово раскуривать».
Сбоку я разглядел едва заметную надпись карандашом, имевшую отношение уже лично ко мне:
«ACT, пожалуйста! Не заваливай меня на экзамене!»
Рядом другим почерком написали:
«Ладно, хрен с тобой. Не буду!»
И еще ниже:
«Спасибо, ACT».
«Сволочи, — подумал я. — Совсем уже охренели. От моего имени разводят тут… Еще неприятности будут. До декана дойдет…»
И тут меня осенило.
Я вернулся в аудиторию, где заседала комиссия, и самым решительным тоном заявил всем, что пора, наконец, вызвать абитуриентов и объявить им их оценки. Потом, покусав губы и изобразив на лице секундное раздумье, повернулся к Тамаре Александровне, секретарю, и добавил, что, наверное, правильнее будет, если о результатах работы комиссии абитуриентам доложит именно она.
— Вы ведь лицо официальное, — сказал я строго. — Представитель администрации, да? А я кто? Я — просто преподаватель. Принимал у них экзамены.
— Ой, ладно, Андрей, не скромничайте, — улыбнулась Тамара Александровна. Она всегда относилась ко мне с симпатией.
Тамара Александровна взяла из моих рук список абитуриентов с оценками, пробежала его глазами и вдруг усмехнулась.
— Вы, Андрюша, напрасно так испугались, — сказала она, не отрывая взгляда от бумаги.
— В смысле? — я, как мог, изобразил на лице полное непонимание.
— В этих фамилиях, — Тамара Александровна протянула мне список, — ударение ставится на первые слоги. Вот и все. Ничего страшного.
— Какие ударения, какие фамилии? — у меня отлегло от сердца.
— Да вот эти, — она ткнула в лист пальцем, — Жавно и Ялда.
— Да я…
— Ладно, Андрюша, я объявлю оценки сама, раз вы так хотите. Мне это совершенно не трудно. Только не переживайте. Идите во двор покурите.
Я двинулся к выходу.
— Вообще-то, Андрей, я на вас удивляюсь, — сокрушенно произнесла Тамара Александровна. — Человек вы вроде неглупый. А при малейшей сложности смущаетесь как ребенок. Это знаете… совсем… не по-мужски.
Вагонная зубная щетка
Настоящий писатель ничего не должен стесняться. Так говорил художник-авангардист Леня Гвоздев. Когда я приходил в его крохотную мастерскую на Васильевском, он всегда принимался меня ругать за то, что я постоянно чего-то стесняюсь и смущаюсь.
Вот сам Гвоздев никогда не смущался и не стеснялся. Мне, наверное, нужно было брать с него пример. Чтобы все-таки стать настоящим писателем.
Однажды — дело было давно — Гвоздев ехал на поезде дальнего следования куда-то на Юг. Проснувшись утром в своем купе, захватив умывальные принадлежности, Гвоздев поспешил в конец коридора, где располагался туалет. Отстояв положенное время в утренней очереди среди заспанных пассажиров, он, наконец, оказался за заветной дверью и облегченно вздохнул. Однако радость предвкушаемых гигиенических процедур была недолгой. Заглянув в свой полиэтиленовый пакет, он не обнаружил там зубной щетки. Гвоздев сначала расстроился. Но тут его взгляд случайно упал на одну из металлических полочек, прикрепленных над грязным умывальником. На ней лежала зубная щетка, видимо, кем-то по нечаянности оставленная. Гвоздев, не долго думая, взял ее, и, выдавив положенное количество пасты, принялся старательно чистить зубы. Внезапно в дверь туалета постучали, и мужской голос попросил открыть дверь «буквально на минуточку». Гвоздев с зубной щеткой, торчащей изо рта, открыл дверь, и в туалет тут же протиснулся интеллигентного вида мужчина. Мужчина внимательно оглядел металлические полочки, потом нагнулся и заглянул под умывальник. Затем он выпрямился, и взгляд его остановился на Гвоздеве. На лице мужчины отразился ужас. Гвоздев насторожился.
