Том Вулф - Я - Шарлотта Симмонс
Во время перерыва Майк то и дело перемещался к одной из трибун и перекидывался парой фраз с шикарной блондинкой, сидевшей в первом ряду. Такую девушку не пропустишь. Волосы у нее были вьющиеся и очень длинные. Они придавали ей какой-то дикий вид.
— Что, Майк, — поинтересовался Джоджо, — понравилась тебе эта девчонка?
— О чем ты? Ты ж меня знаешь. Я просто всегда стараюсь быть дружелюбным с болельщиками.
— Ты мне зубы не заговаривай. Кто она такая?
— Со старшего курса. Имеет какое-то отношение к работе приемной комиссии, занимается размещением первокурсников и посвящением в студенческую жизнь. Завтра же новенькие приезжают, вот и будет им показывать, что тут к чему.
— Ты с ней знаком?
— Да говорю же — нет.
— А как ее зовут?
— Без понятия. Знаю только, что выглядит она классно.
Посвящение в студенческую жизнь. Джоджо всякое посвящение в студенческую жизнь миновало, поскольку баскетболисты, поступившие в университет на спортивную стипендию, были избавлены от таких формальностей. Они вообще нечасто видели студентов, не выступавших за университетские команды. На занятия они ходили не так уж часто и в основном знали своих однокурсников и уж тем более однокурсниц в качестве болельщиков и поклонниц. Если ты играешь так классно, что на тебя положил глаз сам Бастер Рот, то тебя ждет посвящение в студенты на баскетбольной площадке. Ну вот… один первокурсник сегодня как раз был посвящен в студенты. Что ж, Вернон Конджерс сам напросился! В другой раз не будет называть Джоджо Йоханссена столбом или деревом, а тем более наезжать исподтишка… В какой-то миг Джоджо снова стало не по себе. Кто его знает, как еще дальше все обернется с этим парнем. В конце концов, вся эта история может только еще больше разозлить его.
Наконец тренер подал с верхнего ряда сигнал о том, что тренировка закончена, и «Одетые» с «Раздетыми» покинули площадку. Болельщики кубарем скатились с трибун и окружили игроков плотной толпой. Когда еще подвернется такой шанс — оказаться наедине со своими любимчиками! Никаких тебе охранников, мешающих выразить кумиру свое восхищение! До него можно даже дотронуться! Джоджо окружили со всех сторон. К нему отовсюду протягивали ручки, маркеры, блокноты, открытки, просто листки бумаги, прося автограф. Какой-то придурок даже отодрал от входной двери кусок картонной таблички с надписью «Не курить» и теперь требовательно совал этот огрызок под нос Джоджо. Благодаря своему росту, а в какой-то степени и положению Джоджо мог смотреть на беснующихся болельщиков сверху вниз. Рядом один из них орал: «Отличный пас и проход, Кантрелл! Отличный пас и проход, Кантрелл!» Можно подумать, что Кантреллу Гвотми есть дело до того, как какой-то фанат анализирует его игру. Джоджо медленно направился к раздевалке, на ходу раздавая автографы и увлекая за собой гудящий рой болельщиков. Тут была и парочка его постоянных поклонниц в обтягивающих трикотажных топиках, не столько скрывающих, сколько выставляющих напоказ их бюсты. Девчонки улыбались и кричали: «Джоджо! Джоджо!», стараясь встретиться с ним глазами и поймать его взгляд — более глубокий, чем те, которыми он удостаивал обычных фанов. Майк был где-то по соседству. Выступая во второй пятерке, он не мог собрать вокруг себя такую ораву народу, но закадрить ту блондинку с шикарными длинными локонами ему было наверняка по силам. Она улыбалась ему той самой хорошо узнаваемой улыбкой постоянной поклонницы, стараясь придать своему взгляду не только вполне очевидное значение, но и некоторую загадочность. Самый большой рой, естественно, вился вокруг Трейшоуна. Джоджо слышал, как тот повторяет: «Нет проблем, детка», что на его личном жаргоне означало: «Рад познакомиться» для девчонок, благодаривших кумира за автограф. У Трейшоуна все особи женского пола, любого возраста и цвета кожи, именовались детками. Умом спортсмены воспринимали увивавшихся за ними поклонниц как неизбежное зло, которое нужно терпеть, и притом терпеть с блаженной улыбкой на лице, воспринимая его как обязательную часть существования на публике. Но подсознательно они давно уже подсели на это обожание как на наркотик. Если бы в один прекрасный день все эти толпы поклонников и в особенности поклонниц куда-то исчезли и осталась бы просто группа парней, бредущих в раздевалку с баскетбольной площадки, они почувствовали бы себя опустошенными, брошенными, неудовлетворенными и обманутыми в лучших ожиданиях. Самое забавное заключалось в том, что как бы каждый из игроков ни устал, как бы ни надоели и ни утомили его бесконечно пристающие к нему лично болельщики, все прекрасно знали, вокруг кого в команде вьется самый шумный и разноголосый рой. Больше того: любой игрок мог абсолютно точно выстроить всю команду по уровню значимости каждого, используя лишь один критерий: количество поклонников, просящих автограф и сопровождающих баскетболиста до самого входа в раздевалку.
— Вернон!
— Эй, Вернон!
— Вернон, мы здесь, наверху!
Для Джоджо эти крики были как отрезвляющий холодный душ. Несколько испуганно он посмотрел… наверх. Они — болельщики, поклонницы, сотрудники университета — все они переживали за Вернона Конджерса и поддерживали его. А ведь этот парень еще не сыграл ни одного матча за Дьюпонт и вообще ни за одну команду первого дивизиона! Наверное, он им просто понравился: этакий красавчик, если, конечно, пучок засаленных косичек соответствовал представлениям болельщиков о красоте. Точно, подумал Джоджо, это они кричат авансом, из-за его нестандартной внешности. И потом, нельзя забывать, что этого парня хорошо знали благодаря слухам, прокатившимся среди болельщиков еще весной, полгода назад: тогда говорили, что восходящая звезда баскетбола не пойдет в колледж, а рванет прямо в профессионалы. Естественно, все это были лишь спекуляции журналистов. Но такая шумиха, понятно, пошла сопляку на пользу: вот около него уже ошивается целая орава поклонниц и болельщиков.
Миновав наконец «полосу препятствий», молодые боги скрылись за дверями раздевалки.
«Знаешь, что я тебе скажу?
Мудак ты хренов и козел, вот так!
Я тебя достану и отымею в рот.
Что поджал член и дрожишь, урод?
Нечего выпендриваться, если кишка тонка.
Въехал, что я тебе сказал?»
Рэп Доктора Диза перекатывался из одного угла раздевалки в другой. Рэп, включенный на полную катушку, орал и надрывался в раздевалке всегда. Звучал он отовсюду, сразу со всех сторон, и не только потому, что тут был установлен шикарный музыкальный центр со стереозвуком, но и потому, что эта территория принадлежала им — чернокожим гигантам. Привилегия выбирать компакт-диск, который будет проигрываться бессчетное количество раз, принадлежала капитану. В этом году капитаном был Чарльз. Он хотя и перешел из стартовой пятерки во вторую, но по-прежнему пользовался в команде непререкаемым авторитетом. Не было тут никого круче Чарльза, которого игроки могли бы назвать самым отмороженным. Что касается музыки, в этом Чарльз был, по мнению Джоджо, просто циничным соглашателем: хотят ребята слушать рэп — пусть получат рэп… самый отвязный, бандитский, самый грязный и омерзительный рэп, какой только можно найти на CD. Кёртис же клялся, что видел, как Чарльз выходит из Оперного театра Фиппса после концерта, на котором какой-то белый симфонический оркестр из Кливленда «пиликал» Дюка Эллингтона и Джорджа Гершвина. Это доказывало, с точки зрения Кёртиса, что на самом деле Чарльз любит слушать всякое дерьмо. Однако в раздевалке после тренировки Чарльз в очередной раз запустил Доктора Диза. Этот исполнитель был совершенно антисоциальным и к тому же омерзительно безвкусным, и у Джоджо родилось подозрение, что на самом деле Доктор Диз откровенно прикалывается над публикой, на самом деле просто пародируя жанр рэпа. Он рифмовал, например, «пошел на…» с «козел ты…», и это были еще самые приличные слова: встречались у него и другие, которые даже дьюпонтовские победители национального чемпионата по баскетболу никогда не решились бы произнести вслух на людях. Больше того, они даже не всегда понимали, что там поет — или говорит? — Доктор Диз, закручивая очередной матерный оборот…
«Знаешь, что я тебе скажу?
Полицию, козел, собрался вызвать? Да засунь себе член в задницу,
Ты уже обосрался от страха, слышишь, как плюх-плюхается твое дерьмо?
Вытри свой член, он весь в каком-то вонючем шоколаде.
Трахни, мудак, сам себя в задницу, а потом сделай себе минет.
Въехал, что я тебе сказал?»
Вот такая музыка гремела сейчас в раздевалке. Другое дело, что само помещение, где переодевались игроки и где хранилась их форма, было оборудовано куда более роскошно, чем даже могли себе вообразить тысячи болельщиков, наблюдавших за игрой «случайно собравшихся побросать мяч» студентов. Даже шкафчики для одежды здесь были не металлические, а из полированного дуба, сохранившего свой естественный светлый цвет и текстуру. Каждый шкафчик имел девять футов в высоту и три с половиной в ширину, двустворчатые дверцы были набраны из планок наподобие жалюзи. Внутреннее пространство шкафов было устроено толково и со вкусом: полки, подставки для обуви, плечики из бука и даже лампы подсветки, включавшиеся в тот момент, когда открывались дверцы. Внизу, на самом дне каждого шкафчика, круглосуточно светилась флюоресцентная трубка, благодаря которой все оставленные в шкафу вещи были всегда сухими. На дверцах шкафчиков были привинчены полированные латунные таблички с выгравированными именами игроков, и над каждой из них красовалась большая, высотой в фут, фотография, сделанная на площадке во время игры и вставленная в дубовую рамку. Фотография Джоджо была получена из архива рекламного отдела Студенческой спортивной ассоциации. На этом снимке он был запечатлен взметнувшимся выше частокола вытянутых черных рук и забрасывающим мяч в кольцо. Джоджо очень любил эту фотографию.
