Александр Новиков - Записки уголовного барда
— А татары есть? Татарам-то должна быть лафа?
— Не-е. Татары молодцы. Татары вообще не читают! Ха-ха!..
Вода в банке вскипела. Он засыпал чай и вытряхнул из мешка на стол шоколадные конфеты.
— Давай чайку попьем лучше. А то сейчас придет этот... как его... Тищенко, испортит все настроение.
— А сколько человек на сегодня осталось? — в заключение все-таки спросил я.
— Хохлов? Человек сорок... Может, пятьдесят. — Он развернул конфету, откусил и добавил: — Надо их всех актировать. В списках для штаба пусть числятся, а так — на хуй нужны. Список я для себя веду. Филаретов если узнает, что у меня в библиотеке всего двадцать человек, — обомлеет. Заставят ходить по отрядам, агитировать, загонять. А так все ништяк. По списку — триста. А приходят двадцать. Милейшее дело.
В дверь постучали.
— Да-а! Кто там? Входи!
— Марат, звал?
На пороге стоял человек в застегнутой на все пуговицы телогрейке. На нагрудной бирке было написано: «Васильев В.».
— Звал. Как фамилия?
— Тищенко.
— А-а-а! Тищенко! — обрадовался Мустафа. — Вот и Тищенко! А я тут думаю, где потерялся? Значит, Тищенко?
— Так точно.
— А почему на бирке — «Васильев»?
— Та шоб по дороге не чекернули... Завхоз выходить с отряду не дает. Не верит, шо до клуба.
— Хохол?
— Так точно.
— В библиотеке записан?
— Так точно.
— В СПП состоишь?
— Так точно.
— Ты что заладил — «так точно... так точно...»? Отвечай: хохол ты или не хохол?!
— Хохол.
— А я так думаю, что ты не хохол... А чистый пидор!
Мустафа вскочил из-за стола, схватил его, как и предыдущего, за грудки и начал бить по бокам, приговаривая на каждый удар: «Так точно!» Тищенко обмяк и повис на кулаке Мустафы.
— Не-е... не пидор... не пидор...
— Повторяй, гидра, быстро за мной: «Все хохлы, которые не сдали книги, — пидарасы... Так точно! Все хохлы, которые покопали книги, — пидарасы!.. Так точно!» Повторяй, козлопетух!
На каждое «так точно!» Мустафа бил его наотмашь пятерней по темени.
Потом загнал в угол, поднес к самому носу кулак и, выкатив глаза, прорычал:
— Ну что, будешь дальше ходить в библиотеку?!
— Нет... не буду... никогда не буду.
— Книгу принес?! Ну-ка, давай сюда.
Тищенко запустил руку под телогрейку и извлек ее из- за пояса.
— Та-а-к... Сейчас все страницы пролистаю, если, не дай бог, есть хоть одна портачка — будешь повторять сто раз то же самое на одной ноге, вот здесь, прямо в углу! Понял?!
Мустафа начал листать.
— Так... смотрим прямо с первой страницы... Ага!.. Вот на десятой пятно от чифиря! — изо всей силы треснул он Тищенко по башке. — А вот на пятнадцатой!.. А вот, на двадцатой!.. А вот, блядь, вся книга покоцана! Вот! вот! вот! — продолжал бить его по темени Мустафа. — Я тебя научу, суку, книги читать! Вот! вот! вот!
Очередной читатель выломился так же, как и первый. Его нагнал такой же увесистый пинок.
— Ну вот, видишь, Александр, приходится из-за таких козлов нервы портить.
Он сел за стол, придвинул список.
— Та-а-к... Тищенко... Выписался добровольно... Книгу сдал. Какое сегодня число?
— Девятое апреля, кажется.
— Так и запишем. Девятое апреля, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Кто у нас там следующий по списку?
В коридоре послышались шаги и голос, напевающий что-то.
— Файзулла пришел. Наверняка чего-нибудь пожрать с биржи притащил, — сказал Мустафа и стал собирать бумаги со стола.
Отворилась дверь, в проеме выросла фигура Файзуллы с карикатурно выпяченным вперед животом и втянутой шеей, всем видом изображающая Дюжева:
— «Всем оставаться на местах!.. Приготовить к добровольной выдаче запрещенные предметы!.. Члены СПП от шмона освобождаются!.. Мустафин — в изолятор!»
Файзулла довольно улыбался и кривлялся.
— Я же говорю, жратву принес, — сказал Мустафа.
Потом повернулся к двери и куражно отчеканил:
— «Осужденный Файзулленко! Вы хотите записаться в библиотеку? Только что освободилось два места. Вам надо срочно заполнить анкету!»
Файзулла достал из-за спины сверток и, врашая им над головой, дразня и кривляясь, стал припевать фразу из известного фильма на башкирский манер.
— Я вам денежки принес... за квартиру за январь... Я вам денежки принес...
Мустафа картинно схватил его за шиворот, будто повторяя на бис два только что исполненных номера, и начал, гримасничая, задавать вопросы, сам же на них отвечая:
— Фамилия? — Файзулленко! Национальность? — Хохол! В СПП состоишь? — Еще с воли! На Дюжева работаешь? — Еще как! Читателем хочешь стать? — О-о-чень!
Он вывернул из рук Файзуллы сверток и, выпихнув его за дверь, крикнул вслед:
— На сегодня — свободен! За книгами будешь приходить с салом!
— У-у-у, крыса ненасытная... — прогудел из-за двери Файзулла. — Пошли ко мне, Александр.
В разгар нашего застолья в дверь резко постучали. Через несколько секунд стук повторился с утроенной силой, и голос из-за двери прокричал:
— Откройте! Сколько раз говорил — не запираться! Файзулла!..
Голос был с явным татарским акцентом, неимоверно громкий и противный.
— Загидов приперся, завклуб, — констатировал Файзулла. — Сейчас начнет гундосить.
— Александр, сиди, не обращай внимания. Он так-то беззлобный — поорет и уйдет, — добавил Мустафа.
Открыли дверь. В комнату впрыгнул среднего роста дедушка, весь в черном, обритый налысо, с фуражкой в руке. Он размахивал ею, помогая себе говорить. Повышая тон, задирал ее над головой. Понижая — опускал ниже пояса.
— Так... Понятно. Конечно же — едят. С завклубом хер поделятся! — то ли серьезно, то ли в шутку начал он, не обращая на меня ни малейшего внимания. — Конечно, Загидов — старый.... Загидову— скоро на волю... Загидов сало не ест... Загидов — татарин. Зачем ему сало!
— Ладно, ладно, Загид-бабай, чего ты разволновался? — хитро похлопал его по плечу Мустафа.
— Файзулла, планшеты для замполита сделал? — перешел на деловой тон Загидов.
— Давно лежат готовые. Никто не приходит забирать.
Не слушая Файзуллу, он пошел вкруговую по комнате,
заглядывая за планшеты, в шкаф, по углам, будто выискивая что-то.
Он отворачивал стоящие вдоль стен рамы, поднимал что-то с пола, заглядывал под тряпки. Причем как-то бессмысленно, автоматически, бросая вещи, лежащие на самом виду — на подоконниках, на верстаке. Даже в стоящее у входа мусорное ведро заглянул так пристально, будто на дне его лежало что-то ценное. При этом приговаривал:
— Конечно, бля... Еще бы, бля... Бардак, бля...
Сделав круг, опять очутился у стола.
— Из какого отряда? — неожиданно спросил он, повернувшись ко мне.
— Как тебе не стыдно, Загид-ата? Не узнаешь самого известного на зоне человека?.. Это Александр Новиков.
Я улыбнулся. Загидов неожиданно тоже. Мы одновременно протянули друг другу руки. Знакомство состоялось.
— Надо было не закрываться тут. Надо было человека ко мне пригласить, — переходя на добрый тон, начал он выговаривать Файзулле. — Мозги от сала совсем заплыли... мылом.
Еще раз протянул мне руку и уже совсем приветливо сказал:
— Очень приятно. Заходи, как будет время. Поговорим о делах наших клубных. В шахматы поиграем. В шахматы хорошо играешь?
— Играл когда-то. Вроде бы неплохо...
— Приходи, я тебя обыграю. Не просто обыграю — разгромлю.
Он потряс фуражкой над головой и выпрыгнул гак же быстро, как и появился.
— Хитрый татарин, — произнес вслед удалившемуся Загидову Мустафа. — Сделал вид, что тебя сразу не узнал. Уже кто-то цинканул, что ты здесь — пришел проверить. Завтра утром Филаретову побежит докладывать. Ему освобождаться скоро, а он все за свое место трясется. Помиловку ждет. Полгода назад написал. Каждый день ждет. Все на домино гадает: скинут — не скинут. Крыша едет потихоньку.
Остаток дня прошел в разговорах о воле. В воспоминаниях и даже в анекдотах. На душе как-то отлегло и посветлело. Это был и вправду настоящий выходной. К вечеру, перед проверкой, я вернулся в барак. О том, что этот выходной — последний, я, конечно, еще не знал.
Вечерняя проверка, как оказалось, во многом отличалась от утренней. Во-первых, народу было в несколько раз больше — почти вся зона. Плац был забит до отказа. Кроме этого, было уже темно и, несмотря на развешанные по углам площади прожекторы, все тонуло в полумраке. Огромная сине-черная масса, состоящая почти из двух тысяч человек, гудела, ходила ходуном и пристукивала каблуками. В конце каждого строя шло движение. Земляки перекрикивались, иногда что-то быстро передавали друг другу. Очень быстро и незаметно. В этом людском месиве, в сумрачном свете вряд ли кого-то можно было распознать. Надвинул на глаза шапку, повыше задрал воротник, и — родная мать не узнает.
Пока ждали начальство, можно было отбежать на несколько минут в сторону, чтобы с кем-то пообщаться. Земляки или друзья иногда не могли неделями увидеть друг друга — работали в разные смены, в разных концах. Кто на бирже сырья, кто на лесозаводе. Поэтому вечерняя проверка была единственной возможностью встретиться. Начальство зорко следило за такими перемещениями и строго наказывало за них. Почему — я узнал чуть позже. А пока толкался в конце строя, подбивая чечетку каблуками кирзовых сапог и пересмеиваясь с окружением.
