Чак Паланик - Кто все расскажет
— Хэйзи, доброе утро.
А в сценарии Лилиан Хеллман упорно тащится сквозь холодную чёрную пустоту вдоль корпуса «Френдшип-7», возвращаясь к воздушному шлюзу.
Уэбстер достаёт из посудного шкафа кофеварку. Выдвигает ящик и вытаскивает оттуда шнур питания. Всё это, заметим, с первой удачной попытки, без долгих поисков. В холодильник, за металлической банкой с молотым кофе, он вообще потянулся не глядя. Повернувшись к другому шкафу, извлёк наш поднос для завтраков. Не тот серебряный, что для чая, и не вечерний, для ужинов. Очевидно, парень хорошо помнит, что где лежит в нашем доме, и наизусть знает здешний уклад.
Уж очень шустрый он, этот Уэбстер К. Уэстворд Третий; Явно один из тех юных улыбчивых умников, о которых Терренс Терри когда-то «предупреждал мою мисс Кэти. Один из шакалов. Сорока-воровка.
Насыпая молотый кофе в кофеварку, особь по кличке Уэбстер подаёт голос:
— Если позволишь, Хэйзи… никак не пойму, кого же ты мне напоминаешь?
Не отрываясь от очередной страницы, где Лилиан мучительно задыхается в ледяной стратосфере, бросаю ему:
— Телму Риттер.
Ещё бы, ведь я была Телмой Риттер ещё до того, как она сама ею стала.
Хотите увидеть мою походку — взгляните на Энн Дворак, шагающую по улице в фильме «Домохозяйка». Желаете посмотреть, как я волнуюсь? Пожалуйста: Мириам Хопкинс очень похоже морщит лоб в «Старом знакомстве». Каждое мановение руки, каждое движение тела, отточенное мною и доведённое до совершенства, было украдено кем-нибудь из этих пустышек. Пьер Анджели смеётся моим раскатистым смехом. Гилда Грэй без спроса присвоила мою манеру танцевать румбу. Слушая меня, Мэрилин Монро научилась петь.
Чёртовы подражательницы. Это ещё хуже, чем воровать по карманам деньги.
Допустим, у вас украли колье из жемчуга — всегда можно заказать новое. Но если похищена ваша причёска или, скажем, жест во время воздушного поцелуя, подобрать им замену куда сложнее.
Много лет тому назад я снималась в кино. Ещё до того как встретилась с моей мисс Кэти.
Сегодня я уже не смеюсь. Не пою, не танцую. И не целуюсь.
Всё так, как пытался предупредить Терренс Терри: мир состоит из гиен и стервятников, только и ждущих урвать чужой кусок — сердце, язык или фиалковые глаза, — чтобы скушать за завтраком чей-нибудь лучший кусок.
Не хотите ли увидеть Таллулу Бэнкхед, только настоящую, а не ту, что изображает Реджину Гидденс в «Лисичках» или Джули Мэрсден в «Иезавели»? Понаблюдайте за Бетт Дэвис в картине «Всё о Еве». Предположим, Джозеф Лео Манкевич и вправду списал образ Марго Ченнинг со своей бедной матери, актрисы Джоанны Блюменау, но Дэвис достаточно долго вертелась подле Таллулы, чтобы выучить каждую из её повадок. Произношение и походку. Манеру заходить в комнату. Разговаривать с хрипотцой после первого бурбона, а после четвёртого — полуопускать ресницы, так что глаза начинали напоминать отваренных на пару моллюсков.
Конечно, не все уловили шутку. Какой-нибудь Энди Девайн или Слим Пикенс из Су-Фоллз скорее всего не заметили, что Дэвис попросту корчит из себя балаганную копию Таллулы, но остальные-то не могли этого не видеть. Вообразите, что некий хороший актёр приглядывается к вам на сотне вечеринок, запоминает, как вы напиваетесь, как злитесь и брызжете слюной в лицо Уильяму Дитерле, — а затем отыгрывает ваш образ на сцене и выставляет вас на посмешище всему свету. Вспомнить хотя бы, как эта задница Орсон Уэллс повеселился за счёт Уилли Хёрста и бедной Мэрион Дэвис.
Особь по кличке Уэбстер держит кофеварку над мойкой и наполняет её водой из крана. Насыпает кофе. Присоединяет электрический шнур и втыкает его в розетку.
А ведь неотёсанные обитатели Боулдера, Литл-Рока и Будапешта в большинстве своем и не догадываются, что их провели. То есть целый мир свято верит, будто карикатура, созданная талантливой подражательницей, и есть вы.
Бетт Дэвис выстроила и а этом свою карьеру.
В наши дни, стоит кому-то упомянуть бедолагу Уилли Хёрста, все представляют себе, как толстяк Уэллс орёт на Мону Даркфезер, заодно спуская по лестнице Пила Трентона. Вот и для тех, кто никогда не здоровался за руку с Таллулой, она — рыбоглазая гарпия с мерзкими бледными складками кожи, отвисшими под подбородком Дэвис. В определённом смысле все мы — шакалы, рвущие другу друга куски послаще.
Кофеварка булькает и отключается. Хромированный носик выдаёт струйку белого ароматного пара.
Я объясняю самцу по кличке Уэбстер, что он всё перепутал. Это Телма Риттер старается смахивать на меня. Её походка, выговор, согласованность движений — всё ворованное. Поначалу Джо Манкевич постоянно маячил на горизонте. Сижу я, допустим, за ужином рядом с Фэй Бейнтер, напротив — Джесси Метьюз, никуда не ходившая без своего супруга Сони Хейла, подле него — Элисон Скипуорт, по другую сторону от меня — Пьер Уоткин, а Джо — где-нибудь в уголке, куда даже не ставят солонки, молча пожирает меня глазами.
В его картине Телма Риттер одевается в шерстяные кофты на пуговицах, наполовину расстёгнутые, и закатывает рукава чуть повыше локтя — так вот это я. Телма изображает меня, только в передёрнутом варианте. Также разделяет волосы на прямой пробор посередине. Так же следит глазами одновременно за всем, что бы ни происходило вокруг. Моё имя — Хэйзи. Героиню же звали Берди.
Это всё равно что видеть, как Франклин Пэнгборн передразнивает своего педика-парикмахера, как шоумен Эл Джолсон выступает с зачернённым под негра лицом или Эверетт Слоун играет носатого еврея в «Гражданине Кейне».
Правда, в моём случае остаётся принять двухтонную шуточку на свои плечи и хохотать заодно со всеми. Попытаешься разделить с кем-нибудь своё бремя — прослывёшь занудой.
Вам нужны ещё примеры? Тогда скажите мне, кто позировал Леонардо да Винчи для «Моны Лизы»? И ещё: стоит людям подумать о бедной Мэрион Дэвис, как они представляют себе Дороти Комингор, пьяную, склонившуюся над гигантским пазлом Грегга Толанда в съёмочном павильоне «РКО».
А вы говорите: искусство имитирует жизнь!.. Случается и наоборот.
Между тем, согласно сценарию, Джон Гленн пробирается вниз по внешнему корпусу, обнимает Лилиан Хеллман и затаскивает её внутрь. Сквозь иллюминатор видно, как они страстно целуются. Слышно жужжание сотни раздвигающихся застёжек-молний, и вот уже астронавты стаскивают одежду друг с друга, обнажая незащищённую розовую плоть. В невесомости голая грудь Лили стоит торчком, принимая безупречную форму; пурпурные соски твердеют, словно кремниевые наконечники стрел.
А в кухне самец по кличке Уэбстер пристраивает кофеварку на нашем подносе для завтраков. Потом ещё пару чашек с блюдцами, сахарницу и кувшин для сливок.
Когда мы познакомились, Кэтрин Кентон была никем. Юным дарованием из Голливуда. Официанткой в мясном ресторане, раздающей меню и вытирающей жирные тарелки. Моя профессия — не стилист и тем более не агент по связям с общественностью, но именно я вышколила её, сделав символом для миллионов женщин. А со временем и миллиардов. Пусть я не актриса, однако я сумела создать сильный образ, которому стремятся подражать. Живой пример неимоверно мощного потенциала, сокрытого в каждой из женщин.
Не вставая из-за стола, я тянусь взять серебряную ложечку. Дышу на неё. А потом натираю до блеска подолом белого кружевного передника.
В сценарии Хеллман мы видим её обнажённую шею и плечи, красиво изгибающиеся в иллюминаторе. Мускулы напрягаются и опадают, пока Гленн губами и языком ласкает ложбинку между парящими в невесомости грудями. Наконец исступлённые вздохи любовников совершенно замутняют иллюминатор.
А я вытираю ложечку и говорю:
— Пожалуйста, не обижай её… — Возвращаю прибор на блюдце. — Даже не думай обидеть мисс Кэти — убью.
С этими словами я срываю крахмальный чепец двумя пальцами, не обращая внимания на выдирающиеся заколки и выбившиеся пряди. Поднимаюсь с места.
— Юноша, вы не настолько умны, как вам кажется.
И напяливаю чепец прямо на миловидную макушку красавчика Уэбстера.
АКТ I, СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Резкая смена кадра: вот я бегу в длинном плаще, наброшенном поверх униформы горничной; полы то и дело распахиваются, открывая вид на чёрное платье и белый передник. Камера следует за мной вдоль парковой тропинки, где-то между молочным магазином и каруселью. Тяжело дыша через открытый рот, я из последних сил рвусь в направлении Киндерберга. С моей точки зрения видно, что цель — кирпичный павильон в форме знака «Стоп», притулившийся на вершине.
Вставка: крупным планом — телефон, застывший на столике в прихожей особняка мисс Кэти. Раздаётся звонок.
Резкая смена кадра: я продолжаю бежать. Голова не покрыта, волосы развеваются на ветру. От ударов моих коленей подол передника высоко взметается в воздух.
