Сергей Иванов - Остров Невезения
Направляясь в хозяйскую контору, я подумал, что в своей предыдущей жизни я, вероятно, был каким-нибудь мелким профсоюзным активистом, служившим интересам заводских пролетариев. И теперь я постоянно попадаю в какие-то идиотские трудовые конфликты, в которых мне предлагается применять свой языковой и правовой опыт прошлой жизни.
Моё внутреннее неприятие всякого рода споров и посильное стремление к гармонии в отношениях с окружающими, постоянно сталкиваются с реальными ситуациями, в которых я же и оказываюсь виновником недоразумений и коллизий. Не успеешь объяснить какому-нибудь тугодуму, что сказанное тобой — всего лишь шутка, как тебя уже принимают за отъявленную злокачественную язву.
My propriety leads me to notoriety…
Вызревал вывод о том, что надо держаться подальше от тех, кто не переваривает мои шутки. Просто уходить, как из противной мне среды, а не стелиться в вежливых объяснениях и раздавать себя и свой опыт (прошлой жизни).
Войдя в контору, мы вызвали немой вопрос Кларка.
— У нас скоро истекают визы, поэтому мы решили не начинать новую рабочую неделю и хотели бы получить свои паспорта и зарплату, — с порога доложил я о причинах и целях визита.
— Как ваши фамилии? — проворчал Кларк.
Мы назвались. Он, молча, отметил себе в шпаргалке.
— Подождите, — указал он на дверь. Мы вышли из конторы и стали ожидать, когда нас пригласят. Если бы не паспорта, которые он попросил предоставить ему при поступлении на работу, то можно было бы просто дождаться выдачи зарплаты и после этого, молча, покинуть хозяйство, избавив себя от унизительных объяснений.
Кто-то из работников, выходя из конторы, просил нас зайти к боссу. Мы вернулись к нему. По его выражению лица я сразу понял, что он уже чем-то недоволен и ему не терпится прокричать об этом. Перед ним на столе лежали наши паспорта.
— Что ты мне, мать твою, несёшь про истекающую визу!? — выплеснул он в мой адрес и открыл паспорт на странице с визой.
Я знал, что там указана дата выдачи визы 9 декабря 1999 года и дата ее истечения 9 июня 2000. Я и сам-то очень надеялся на этот шестимесячный срок легального пребывания. Но на следующей странице был еще один штамп, проставленный миграционной службой при въезде на остров, в котором срок моего пребывания ограничивался до 7 февраля 2000 г.
Я мог бы вежливо указать ему на другую страницу, но мне хотелось разговаривать с ним в его же духе.
— Смотри следующую страницу, твою мать! — ответил я.
Кларк на какой-то миг опешил, затем просмотрел паспорта и брезгливо отодвинул их от себя, давая понять, что мы можем забирать эту фигню. Затем он вытащил из ящика стола заготовленные конверты и быстро, как при задержании нарушителей зачитал нам условия расчета.
— Заработано по 200 фунтов, удержано за спальный мешок 25, за проживание 25, за газ по 10… — выговаривал он нам эти статьи удержаний, как приговор, не подлежащий обжалованию, в виду нашей особой дерзости и общественной опасности.
Окончив, он выложил на стол два конверта с нашими зарплатами, дав понять, что нам не следует задерживаться на его территории. Мы, молча, забрали конверты и поторопились уйти.
На территории хоздвора стоял чей-то приезжий легковой фургон, я предположил, что кто-то, загрузившись продукцией, сейчас поедет в город. Я без труда нашёл водителя этого фургона, им оказался молодой парень, который ответил мне, что уже готов к отъезду и может двоих подвезти. Наши сумки были уже собраны, подбирая их в трейлере, мы заглянули в полученные от Кларка конверты и нашли там по 120 фунтов с мелочью. Меньше, чем мы заплатили за эту работу, но лучше чем ничего. Я ни о чем не жалел и поспешил к отъезжающему фургону. Водитель определил по нашим сумкам, что мы покидаем ферму и сам начал разговор с нами.
— Уезжаете?
— Да, с радостью, — ответил я.
— Долго проработали?
— Ровно одну неделю.
— Не понравилось? — улыбаясь и зная ответ, спросил водитель.
— Нет, не понравилось.
— Тяжёлая, нудная работа… Я знаю, здесь работники долго не задерживаются, — понимающе комментировал местный парень, выезжая с территории фермерского двора.
— Не только работа. Условия проживания здесь зимой паршивые. В трейлерах холодно и сыро, по несколько человек, да ещё и хозяин удерживает за газ и электричество, кроме платы за проживание.
— Да уж, условия дерьмовые! — согласился водитель.
— После удержания из зарплаты за проживание, газ, электричество, выходит, что работаешь здесь менее чем за три фунта в час, — калькулировал я.
— Shit![11] Вы правильно решили съехать отсюда. Куда сейчас направляетесь?
— Нам бы к автобусной остановке. Откуда можно доехать до Эксэтера.
— Тогда, нам по пути.
Занимался чудный солнечный день, веселящий душу явными признаками весны.
На остановке нам не пришлось долго ждать, скоро нас подобрал, полупустой автобус и мы поехали далее. На пути к Эксэтеру нас сопровождала чудная погода и живописные виды залитых солнцем зеленых холмов.
4
— А Эндрю Вебера вы случаем не знаете?
Прибыв на автовокзал города Эксэтер, я поинтересовался о ближайшем рейсе до Лондона, и нам предложили билеты на автобус, который отправляется не ранее, чем через два часа. Это время мы скоротали в просторном вокзальном кафе, где позавтракали и выпили немало кофе. По согласованию с земляком, я вернул ему половину суммы, потраченной на меня за услуги по кратковременному трудоустройству. Остальное — обещал вернуть при первой возможности.
Связь с фермой мы договорились поддерживать через единственный мобильный телефон Аркадия. Для этого надо было сделать ему звонок с телефона-автомата, чтобы у него определился номер, и ожидать его ответного звонка на этот же телефон. Предполагая, что он сейчас стоит у конвейера и не посмеет отреагировать, да и, не имея пока новостей, мы не стали беспокоить его. По нашим расчётам времени, мы едва ли поспевали прибыть сегодня в Лютон в рабочее время, как нам хотелось бы, а приезжать туда на ночь не имело смысла. Телефон Татьяны упорно не отвечал, вероятно, также — работа не позволяла отвечать на звонки. Услышать её мы так и не смогли. На телефонные номера, которые позже обнаруживались, как звонившие ей, она тоже не могла дозвониться, так как нас там уже не было. Ещё одна дурацкая ситуация, причина которой — отсутствие своего телефона.
Переезд от Эксэтера до Лондона занял часа четыре-пять и прибыли мы на вокзал Виктория уже вечером. Там мы нашли остановки пригородных маршрутов, с одной из них по расписанию регулярно отходили автобусы в Лютон. Но мы не стали туда ехать, ибо связаться с Татьяной так и не удавалось, и мы не имели представления, где и как коротать время в том незнакомом городе до утра.
Связавшись с Аркадием, мы доложили ему о ситуации и просили его названивать пропавшей Татьяне, а сами задумались о том, где провести время до утреннего автобуса.
Домашний телефон Виктора долго не отвечал, а когда, наконец, отозвалась его жена, то на мой неловкий вопрос о вынужденном ночлеге, она рекомендовала обращаться к Виктору. Интонации её ответа легко улавливались. Я изложил земляку свои предположения, о нашей неуместности там и моём нежелании обременять кого-то. Он задал мне вопрос относительно наступающей ночи, на что я не имел чёткого ответа, обещающего комфортный ночлег. На тот момент я никого больше не знал в Лондоне, куда можно было заявиться с попутчиком и остановиться на ночь. О существовании разного типа отелей-ночлежек по 10–15 фунтов за ночь, которых полно в Лондоне, я также пока не ведал. До первого утреннего автобуса, отходящего в Лютон, у нас было часов десять. Убить это время в Лондоне дело несложное, но завтра нам предстояло бегать по незнакомому городу в поисках жилья и работы, и перед этим марафоном хотелось бы ночью поспать. Погода в Лондоне была менее весенней, и к ночным гуляниям по улицам не располагала, поэтому время мы убивали в пабах и кафе.
Случайно оказавшись в пустом ресторане Мак Дональдс, мы хорошо задержались там благодаря приветливому чёрному парню. Этот приятель работал там, в качестве дружинника, присматривающего за порядком в зале. Ресторан работал ночью, и этим объяснялась потребность в его услугах. Так как в это время там было тихо и пусто, скучающий охранник легко распознал в нас посетителей, убивающих время, и по-свойски присоединился к нашей компании. Он оказался очень разговорчивым и от души довольным, получив в рабочее время возможность, поговорить с двумя русскими. Вскоре, мы неплохо знали друг друга.
Товарищ был коренным лондонцем, но неуютно чувствовал себя в современных товарно-денежных отношениях, проявлял живой интерес к социализму, и я, как мог, удовлетворял его искреннее любопытство. Он по-приятельски жаловался нам, что все родственники признали его неисправимо ленивым и безынициативным типом. Но сам он не считал себя таковым. Пояснял нам, что докатился до такой работёнки, потому, что у него не лежит душа к жёстким, бесчеловечным отношениям, в которых неизбежно оказываешься, если пытаешься больше зарабатывать и потреблять. Так, он решил не насиловать себя и отойти в сторонку. Этой ночью он, увлеченный беседой с нами, пил кофе, рассказывал о себе и расспрашивал, о жизни и людях в странах несбывшегося коммунизма. Мы хорошо сидели, пока в ресторан не вошли двое полицейских; мужчина и женщина, которые привезли из участка бумаги, с которыми предложили нашему приятелю ознакомиться и подписать. Ему пришлось оставить нас и присесть с полицейскими за другой стол. Насколько я понял, в этот вечер в ресторане имело место обычное мелкое правонарушение и задержание по вызову работника ресторана. Теперь они хотели, чтобы он выполнил некоторые формальности, как свидетель и участник происшедшего.
