Ханья Янагихара - Маленькая жизнь
После ужина они стояли у ресторана, Виллем и Джей-Би курили, они обсуждали ближайшую выставку Джей-Би, уже пятую по счету, его студентов в Йеле, где Джей-Би преподавал последние пару лет; но это хрупкое перемирие было нарушено какой-то девушкой, которая подошла к нему («Можно с вами сфотографироваться?»), отчего Джей-Би издал нечто среднее между стоном и фырканьем. Позже, на Грин-стрит, они с Джудом вволю посмеялись: над тем, как потрясен был Джей-Би, и как он старался проявить благородство, и как непросто ему это далось, и над его вечным, неизменным эгоцентризмом.
— Бедный Джей-Би, — сказал Джуд. — Я думал, у него голова просто взорвется. — Он вздохнул. — Но его можно понять. Он всегда был влюблен в тебя, Виллем.
— Но не в этом смысле.
Джуд посмотрел на него:
— А теперь кто не может увидеть себя со стороны?
Именно так всегда говорил Джуду Виллем: что его видение, его версия себя не имеет ничего общего с реальностью.
Он тоже вздохнул:
— Надо ему позвонить.
— Сегодня не надо, — сказал Джуд. — Он сам позвонит, когда будет готов.
Так и вышло. В воскресенье Джей-Би явился на Грин-стрит, Джуд впустил его, извинился (много работы) и закрылся в кабинете, чтобы оставить их наедине с Виллемом. Следующие два часа Виллем сидел и слушал сумбурные излияния, в которых вопросы и упреки то и дело прерывались припевом «Но я действительно счастлив за вас». Джей-Би был сердит: почему ему не сказали раньше, почему Виллем с ним не посоветовался, почему Малкольму и Ричарду — Ричарду! — сказали раньше, чем ему? Джей-Би был расстроен: пусть Виллем скажет наконец правду — он всегда больше любил Джуда, чем его, да? Почему бы наконец не признаться в этом? И всегда ли он был в него влюблен? Что, все эти годы, когда он трахал женщин, были одной сплошной ложью, которой Виллем надеялся сбить их с толку? Джей-Би ревновал: он понимает, что Джуд привлекателен, ей-богу, понимает, и понимает, что его претензии лишены логики и даже немного эгоистичны, но он бы покривил душой, если бы не сказал о своей обиде: почему Виллем выбрал Джуда, а не его.
— Джей-Би, — повторял он снова и снова, — все получилось само собой. Я не говорил тебе, потому что мне нужно было время, чтобы обо всем подумать. А насчет того, чтоб влюбиться в тебя, — что я могу сказать? Нет, меня к тебе не влечет. И тебя ко мне тоже! Мы пробовали однажды, помнишь? Ты сказал, что тебя с души воротит, помнишь?
Джей-Би, однако, игнорировал эти доводы.
— Я не понимаю, почему вы сначала сказали Малкольму и Ричарду, — повторил он обиженно, на что Виллему было нечего ответить. — И вообще, — добавил Джей-Би после паузы, — я очень счастлив за вас. Правда.
Он вздохнул:
— Спасибо, Джей-Би, это много для меня значит.
Они снова помолчали.
— Джей-Би, — сказал Джуд, выходя из кабинета. — Он явно был удивлен, что Джей-Би до сих пор здесь. — Хочешь с нами поужинать?
— А что у вас на ужин?
— Треска. И запеку картошку как ты любишь.
— Ну ладно, — сказал Джей-Би мрачно, и Виллем улыбнулся Джуду за его спиной.
Он пошел за Джудом на кухню и стал резать салат, а Джей-Би переместился к обеденному столу и принялся листать роман, оставленный там Джудом.
— Я это читал! — крикнул он. — Хочешь знать, чем кончается?
— Нет, Джей-Би. Я только на середине.
— Священник все-таки умрет!
— Джей-Би!
После этого настроение у Джей-Би улучшилось. Последние залпы негодования звучали неубедительно, как будто он выпускал их из чувства долга, а не по велению сердца.
— Через десять лет вы будете как две старые лесбиянки. Дело дойдет до кошек, помяните мое слово!
Или:
— Вы вдвоем на кухне — это прямо как та картина Джона Каррена, только с чуть меньшей степенью расовой определенности. Знаете? Ну, посмотрите при случае.
— Вы собираетесь вылезать из чулана или будете скрывать? — спросил Джей-Би после ужина.
— Мы не планируем выпускать пресс-релиз, — сказал Виллем. — Но и прятаться тоже не станем.
— По-моему, это ошибка, — быстро добавил Джуд. Виллем не стал даже отвечать — они спорили об этом уже месяц.
После ужина они с Джей-Би сидели на диване и пили чай, а Джуд загружал посудомоечную машину. К этому времени Джей-Би почти угомонился, и он вспомнил, что его настроение всегда выписывало эту кривую, еще на Лиспенард-стрит: в начале вечера Джей-Би был колюч и ехиден, а к концу усмирялся и добрел.
— Как секс? — спросил Джей-Би.
— Офигительно, — быстро ответил он.
Джей-Би помрачнел.
— Черт, — сказал он.
Но, конечно, это была ложь. Он понятия не имел, будет ли секс офигительным, потому что никакого секса у них не было. В прошлую пятницу приходил Энди, и они сказали ему, и он встал и очень торжественно обнял их обоих, как будто приходился Джуду отцом и ему только что сообщили о помолвке. Виллем провожал его к выходу, и пока они ждали лифта, Энди спросил тихо:
— И как оно?
Он помедлил.
— Хорошо, — сказал он наконец, и Энди сжал его плечо, как будто понял все то, чего он не сказал.
— Виллем, я знаю, что все непросто, но ты явно делаешь все правильно: я никогда не видел его таким расслабленным и счастливым, никогда. — Казалось, он хочет еще что-то добавить, но что он мог сказать? Не мог же он предложить «Звони, когда захочешь о нем поговорить» или «Дай знать, если нужна будет помощь», так что он просто ушел, помахав Виллему из уплывающего вниз лифта.
Вечером, после того как Джей-Би ушел домой, он вспомнил разговор с Энди в кафе, как Энди предупреждал его, что будет очень трудно, а он не вполне ему верил. Теперь он был рад, что не поверил Энди, — поверив, он мог бы испугаться так сильно, что не стал бы пробовать.
Он повернулся и посмотрел на спящего Джуда. Сегодня ночью тот снял одежду и сейчас лежал на спине, закинув руку за голову, и Виллем, как он часто делал, пробежал пальцами по этой руке, по ее печальному пейзажу: шрамы превратили ее в долины и горы, опаленные огнем. Иногда, если он был уверен, что Джуд спит очень крепко, он включал лампу со своей стороны кровати и изучал его более пристально, поскольку Джуд никогда не показывался ему при дневном свете. Он откидывал одеяло, проводил ладонями по его рукам, ногам, спине, чувствуя, как текстура кожи меняется от шершавой до глянцевой, удивляясь, сколько метаморфоз может пережить кожа, как по-разному залечивает себя тело, сколько бы его ни пытались уничтожить. Однажды он снимался в фильме на Гавайях, на Большом острове, и в выходной вся труппа пошла в поход по плато застывшей лавы, наблюдая, как меняется земля — от скал, пористых и сухих как окаменевшая кость, до сверкающих черных пейзажей, где лава застыла глазурью взметнувшихся водоворотов. Кожа Джуда была так же разнообразна и чудесна, иногда настолько не похожа на кожу, которую он когда-либо видел или осязал, что казалась чем-то потусторонним, футуристическим, прототипом кожи будущего, какой она станет через десять тысяч лет.
