Александр Беатов - Время дня: ночь
"И зачем он мне "пудрил мозги", объясняя, как доехать, будто бы ничего не знает о моём заявлении?" — думал Саша, стоя в поезде метро. — "Видно, пар уже вышел… Устали гоняться… Больше не торопятся… Поняли, что от "психа" мало будет проку… А впрочем, напротив, может, раскусили мою игру, делают вид, будто я им не особенно нужен… Но жалоба — всё-таки какой-никакой, но — козырь. Пусть видят, что я знаю законы, и что допрос должен быть по форме…"
Войдя в кабинет следователя, Саша сразу перешёл в наступление.
— Прежде всего, — сказал он, — Я хотел бы знать, по какому делу вы меня вызвали.
Следователь улыбнулся.
— Да-да! Конечно, — ответил он вежливо, — По делу Александра Виры. Знакомы вы с ним?
— Нет.
Саша знал, что настоящее имя Санитара — Александр Вира. Но он решил сделать вид, будто знаком с Санитаром не настолько глубоко, чтобы знать его фамилию.
— Ну, давайте не будем, товарищ Волгин! — воскликнул следователь. — Нам достоверно известно, что вы в течение долгого времени общались с Вирой.
— Я не знаю такого человека.
— Хорошо. Знакомы ли вы с Владимиром Бондаренко?
— Да.
— Встречались ли вы с ним четыре дня назад?
— Да.
— Говорил ли он вам о том, по какому делу его вызывали в Прокуратуру?
— Да.
— Так по какому делу его вызывали, скажите пожалуйста.
— А вы уверены, что его дело относится к тому, по которому пришёл я?
— Да. Уверен.
— Хорошо. Его вызывали по делу некоего… Санитара.
— Ага! Вот оно что! И вы, товарищ Волгин, не знаете, что настоящее имя Санитара — Александр Вира?
— Нет.
— Хорошо. Будем называть Александра Вира Санитаром.
— Стало быть, вы меня вызвали по делу Санитара?
— Так точно, товарищ Волгин.
— Могу я тогда спросить?..
— Да, конечно, товарищ Волгин.
— По какой статье обвиняется товарищ Санитар?
— О! Товарищ Волгин! Давайте не будем!
— Почему? Вы должны мне это сообщить, согласно Процессуальному Кодексу.
— О! Давайте не будем! — Следователь откинулся на спинку стула.
— Хорошо. Тогда я тоже вправе не отвечать на ваши вопросы.
— Вы знаете, товарищ Волгин… — следователь снова придвинулся к столу, — Мне бы не хотелось, чтобы у вас были неприятности… Я доподлинно знаю, что если сейчас, пока вы находитесь здесь, я отдам распоряжение на обыск в вашей квартире, то он доставит мне столько улик, что вы из свидетеля перейдёте в обвиняемого. И тогда я посмотрю, как вы станете отвечать на мои вопросы…
Саша ничего не ответил. Конечно, вынудив его сюда придти, они с него просто так не слезут и теперь вытянут всё, что им нужно. Именно этого-то он и опасался больше всего. И хотя он знал, что обыск — лишь запугивание, что в его квартире нет ничего "криминального" (он давно уже вывез и передал в надёжные руки все западные издания книг, самиздат, ксерокопии, звукозаписи), — всё же, если устроят обыск и ничего не найдут, то просто подбросят нужный им компромат, и приглашённые понятые подтвердят всё, что будет нужно… Конечно, следователь понимал, о чём догадывался Сашка. В этом-то и заключался расчёт запугивания. И Саша решил изменить тактику: из нападения перейти в оборону.
Следователь выждал с минуту, и видя, что его подопечный "проглотил" информацию и более не возражает, положил перед собой бланк протокола и начал допрос…
После ряда формальных вопросов, он перешёл к главным…
— Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Александром Вирой, по кличке Санитар?
— Это — не кличка, — возразил снова Саша. — Это — его профессия. Он работал санитаром в больнице. Поэтому его все так звали.
— Все? Кто — "все"? — ухватился следователь.
— Меня познакомил с ним дворник.
— Какой дворник.
— Дворник — его так тоже прозвали за его должность дворника — это Владимир Бондаренко, о котором вы говорили.
— Кто ещё?
— Другой Владимир. Фамилию не помню. Он тоже был дворником. Но мы его звали хиппи, потому что он носил длинные волосы.
— "Мы" — это кто?
— Я, Санитар и дворник.
— Ещё кто?
— Это, пожалуй, все, кого я знал…
— Хорошо, — следователь вытащил из стола сигареты, закурил и снова спросил: — Когда и как вы познакомились с Александром Вирой?
— Я помню, что познакомил меня с ним дворник после того, как я вышел из психбольницы. Это было в 1976 году. Я тогда очень плохо себя чувствовал. И дворник сказал, что Санитар может мне помочь.
— Ну и как же он помог?
— Я не знаю, помог ли он мне. Но мы стали встречаться, разговаривать о философии, религии, литературе.
— Кто ещё был на этих встречах?
— Не помню. Иногда — дворник. Иногда — хиппи. Но чаще мы встречались одни.
— Что вы знаете об экуменическом самиздатском журнале?
— Такого журнала я никогда не видел.
— Говорил ли вам Вира об экуменическом движении?
— Я не помню… Я читал о таком движении в книгах…
— В каких книгах?
— Например, в "Карманном справочнике атеиста" или в "Настольной книге атеиста". В "Критике буржуазной философии и религии". У меня дома много такой литературы…
— Так-так… — Следователь отбросил авторучку, прекратил вести протокол, закурил новую сигарету. Помедлив, он сказал:
— Я знаю, что ты поссорился с Вирой… И в отместку написал целую книгу, где обвинял его в создании секты. Если ты хочешь, мы можем опубликовать твою книгу большим тиражом. Почему ты его защищаешь? Ведь, он тебе — враг…
— Почему враг? Нет… Мы просто разошлись по идейным соображениям. Я был не согласен с его точкой зрения на философию Владимира Соловьёва и Николая Бердяева. Мы просто перестали встречаться. И только… А той книги у меня нет. Я что-то писал по поводу взглядов Санитара, но это было очень наивно и в очень обобщённой и, скорее, отвлечённой форме… Я потом выбросил ту рукопись…
— Неправда! Я знаю, что она у тебя осталась. Ты хочешь, чтобы я на самом деле выписал ордер на обыск? Поверь мне, в этом случае я найду не только эту книгу!
Саша молчал. Рукописи у него действительно уже давно не было. Начав писать её по совету Никанорова, который подначивал Сашку тем самым показать Санитару "кузькину мать" и, чтобы твёрже укрепиться в своих новых взглядах на религию и с трудом завершив её примерно через несколько месяцев после разрыва с группой Санитара, юноша в первую очередь отдал книгу на прочтение отцу Алексею. Отец Алексей — передал ей Никанорову, чтобы узнать его мнение обо всём случившемся и сложить свой собственный взгляд. Когда Саша спросил у своего духовника о своей книге, то услышал следующее:
— Знаете, Сашенька, у меня в саду, есть такое место, которое я называю "Голгофой". Вы ведь, знаете, что то место, где распяли нашего Спасителя, когда-то служило свалкой, где сжигали городской мусор. От этого и возникло там возвышение, где потом начали казнить преступников. Так вот, можете ли вы себе представить, сколько своих черновиков и неудавшихся работ я сжёг на той своей "Голгофе", в саду?..
На следующий же день, Саша взял лыжи и с Виталием, мужем сестры, с которым был в хороших отношениях и который был посвящён во многие его дела, направился в Зюзенский лес — чтобы убить двух зайцев: покататься, отдохнуть, посидеть у костра, слегка выпить и главное — сжечь свою книгу…
Прошло уже несколько лет с того дня…
"Нет рукописи — напишем!" — подумал Саша. — "Долго ли состряпать?"
Наверное о том же подумал и следователь.
— Хорошо, — тихо пролепетал Саша. — Я поищу… Возможно она где-нибудь ещё лежит…
— Так-то лучше! Приятно иметь дело с догадливым человеком! — Следователь снова придвинул к себе протокол и начал в нём что-то быстро писать.
— Прочти и подпиши, — сказал он, наконец, отрываясь от бумаги и протягивая её Сашке.
Он начал читать. В основном всё было нормально — точно так, как он на самом деле отвечал на вопросы следователя. Однако он попросил убрать слово "кличка", перед "Санитаром", и слова "много разных" в предложении: "На квартире Александра Виры я встречал много разных людей". Следователь сделал приписку в конце протокола, оговаривавшую Сашины поправки, но слова в тексте остались без изменения. Саша подписал протокол, спросил о справке для диспансера. Следователь вытащил бланк повестки, с печатью, поставил дату и расписался.
— Жду тебя завтра в это же время, — сказал он, поднимаясь из-за стола.
— До свидания, — ответил Саша, подхватывая со стола повестку, превратившуюся в справку, и направляясь к выходу.
Оказавшись на свободе, чтобы придти в себя, он решил пройтись пешком до Садового Кольца и направился вдоль трамвайной линии.
"Подонки!" — с горечью думал Саша, шагая, — "Заложили всё до мелочей! Даже про книгу настучали. Уж, казалось бы, чего надо: на нет — спросу нет. Нечего сказать — молчи. Зачем же стучать о том, о чём никто больше не знает и не узнал бы?.. Какую же теперь "куклу" подсунуть вместо сожжённой книги? Вот дурак! Думает, я на самом деле рукопись отдам! Даже если б она у меня была! Да, ни за что на свете! А ещё — следователь! Хотел сыграть на мелком тщеславии! Думал, я обрадуюсь поводу выместить обиду… Такие, как он, не в состоянии понять, что несмотря на все мои обиды и разногласия с Санитаром, — он мне во сто крат ближе, чем все вы, блюстители законов, вербовщики стукачей, предатели! И ведь, уверен, подонок, что напугал меня до смерти угрозой обыска! Неужели, он, каналья, полагает, что я такой дурак, что не понял сразу, что он блефует? Наверное, большинство на самом деле пугаются, и страх не даёт им возможности трезво размышлять и притупляет не только умственные способности, но и человеческую совесть! Да, иди, сука, обыскивай! Самому тебе будет дороже — всё одно ничего не получишь!"
