Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья
Подойдя к сооружению из длинных жердей и больших кусков полотна, Киона остановилась. Она так сильно разволновалась, что во рту у нее пересохло. К ней направилась какая-то женщина, одетая в платье из серой хлопчатобумажной ткани. Ее длинные черные волосы были заплетены в косы. Эта женщина заговорила с Кионой на французском языке.
– Наку тебя уже заждался, Киона. Пожалуйста, заходи. Я приготовила чай. Есть и просто питьевая вода. Я оставлю вас одних.
– Благодарю тебя.
Чувствуя неловкость перед тем, кого ей хотелось называть своим прадедушкой, Киона скользнула в вигвам. В нем, поджав свои тощие ноги, сидел на ковре старик. В руках с пергаментной кожей он держал ожерелье из маленьких ракушек. Он посмотрел на Киону своими блестящими и проницательными черными глазами, которые казались молодыми вопреки множеству морщин, покрывавших его лицо с орлиным носом.
– Я рада снова тебя видеть, Наку, – прошептала Киона на языке монтанье.
– Почему же ты дрожишь? Садись передо мной и дай мне выпить воды, – ответил старик на том же языке.
Киона поспешно опустилась на колени, наполнила металлический стакан водой и дала его Наку. Он сделал глоток, отставил стакан в сторону и затем протянул Кионе ожерелье, которое он держал теперь своей левой рукой.
– Я сделал для тебя много подобных ожерелий, Киона. Я делал их каждый раз, когда твоя мать Тала приходила ко мне и просила: «Помоги моему ребенку, почтенный Наку, защити его от духов из потустороннего мира, которые его терзают». Мне было жаль Талу. Моя внучка обладала мужеством и гордым сердцем волчицы, но вышла замуж за бледнолицего.
Старик замолчал и пошевелил губами так, как будто жевал какую-то невидимую еду.
– Тала доставила мне много неприятностей. А ей самой доставляла неприятности ее красота. Ты пришла ко мне в том возрасте твоей жизни, в котором хочется узнать побольше про других людей и про саму себя. Ты правильно делаешь, что торопишься: этой зимой я усну навсегда. Шоган тоже просил у меня ожерелья и амулеты, и всегда для тебя, Киона. Этим летним днем я наконец-то увидел тебя такой, какой ты стала, – красивой молодой женщиной. Но я недоволен. Твои волосы! Зачем ты подрезала свои волосы? Я в своих снах всегда видел тебя с длинными косами – косами цвета заходящего солнца.
– Я сделала это для того, чтобы саму себя наказать! Это было жертвоприношение.
Киона сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Рядом с Наку она была лишена энергии, своего ясновидения и воли. Этот человек вот уже несколько десятилетий славился своей шаманской силой и видениями, которые случались с ним как во сне, так и наяву. Он, без всякого сомнения, знал о ней, своей правнучке, буквально все, однако ему, похоже, хотелось, чтобы она откровенно рассказала о себе сама. Поэтому Киона – обстоятельно и ничего не опуская – поведала Наку обо всем том, что произошло с ней в июле, начиная со своего побега с Делсеном и заканчивая преждевременной кончиной Шарлотты. В ходе своего рассказа она, однако, задала ему один конкретный вопрос, который еще никому задавать не осмеливалась.
– Ты спрашиваешь у меня, почему у тебя было видение о том, как твою мать насилует бледнолицый, когда за тобой гналось дитя демонов? – пробормотал старик. – Тала показала тебе его, чтобы дать силы, необходимые для борьбы со злом и для победы над ним. Это произошло давно, на берегу Перибонки, когда твой брат Тошан был еще совсем маленьким. Один бледнолицый взял ее силой, угрожая ей ножом. Ее муж – высокий ирландец – об этом не узнал, но я отправил Махикана – одного из самых смелых мужчин моего народа – наказать виновного. Ты должна это правильно понять, Киона. Врать, скрывать свои раны – это нехорошо. Тале-волчице нужно было бы рассказать о том случае своему мужу. Он разобрался бы с обидчиком сам.
Киона, ошеломленная этим откровением, сказала растерянно:
– Однако мне следовало бы узнать об этом намного раньше. У меня никогда не было никаких видений на этот счет. Наку, зачастую тяжело жить с тем природным даром, которым я обладаю, и порой очень трудно вдруг оказываться на время лишенной этого дара, причем непонятно почему. Мне хотелось бы иметь возможность управлять этим даром, который все называют сверхъестественными способностями.
– Дай мне еще воды, малышка. Когда много говоришь, начинает хотеться пить.
Киона посмотрела на своего дедушку пристальным взглядом, и ей не поверилось, что он и в самом деле умрет следующей зимой. «Я бы это предчувствовала!» – подумала она.
– Не в том беспокойном состоянии, в котором ты сейчас, – ответил старик.
Произнося эти слова, он улыбнулся, обнажив свои десны, на которых уже не хватало многих зубов.
– Ты прочел мои мысли, – сказала Киона, не испытывая большого удивления.
– Я читаю их с того момента, как ты пришла сюда. Тебе не терпится раскрыть мне свой секрет, но ты боишься это сделать.
– Твой рассудок наглухо закрыт, – посетовала девушка с таким видом, как будто Наку ее коварно перехитрил.
– Потому что я хочу, чтобы он был закрыт. Ты считаешь себя достаточно хитроумной для того, чтобы обхитрить почтенного шамана Наку, родившегося еще в прошлом веке? Киона, мне уже девяносто два года, и жизненного опыта у меня намного больше, чем у тебя.
Старик насмешливо, но при этом абсолютно беззлобно рассмеялся.
– Возьми вот это ожерелье. Оно тебе поможет, Киона. В каждой маленькой ракушке содержится много магии. Ты совершила ошибку, когда обрезала себе волосы и сожгла их, ведь твой мозг стал беззащитным. Он остается беззащитным и теперь. А это ожерелье тебе поможет.
Киона послушно повесила ожерелье себе на шею. Наку с удовлетворенным видом хлопнул в ладоши.
– Я благодарю тебя от всего сердца за амулеты и ожерелья, которые избавили меня от многих страхов, когда я была маленькой девочкой, и за это ожерелье, такое красивое, что я не буду его снимать никогда, – сказала Киона.
– Ты можешь снять его, когда твои волосы дорастут вот до сих пор! – заявил старик, показав на грудь Кионы. – В тот день ты почувствуешь себя уверенной, мудрой и преисполненной радости.
Киону подбодрили эти слова, но она все никак не находила в себе достаточно мужества для того, чтобы заговорить о самой мучительной для нее проблеме. Ее прадедушка оставался невозмутим. Если он и читал ее мысли, то никак этого не выказывал.
– Почтенный Наку, – заговорила она, – мы все идем по пути, начертанному высшими духами, – пути, который бледнолицые часто называют судьбой. Еще в раннем детстве у меня бывали видения о том, что произойдет на таком пути у тех или иных людей – как у близких мне, так и у чужаков. Я также могла перемещать часть моего существа в пространстве, чтобы прийти на помощь своему брату или другу, если вдруг начинала чувствовать, что с ними случилось несчастье или что им угрожает опасность. Чем больше я росла, тем больше у меня появлялось уверенности в том, что я могу противостоять судьбе, вмешиваться в ход событий. Однако теперь я в этом уже отнюдь не уверена. Лоранс, дочь Тошана, – она утонула бы без моей помощи или нет? А сын одной моей знакомой женщины, следы которого я сумела разыскать, вернулся бы он и без моей помощи к своей матери или нет? Я не могу привести тебе все примеры, потому что…
