Альбер Коэн - Любовь властелина
Вернулась домой я в восемь часов вечера. Без пяти девять побежала в сад, чтобы посмотреть на Полярную звезду. Надеюсь, Вы были на месте. Я, кажется, это почувствовала. Потом я пошла прогуляться в лесок. Вернулась довольно поздно. В постели я перечитывала Ваши телеграммы, но немного, чтобы они не потеряли своей прелести. Потом я смотрела на Вашу фотографию, постепенно, не слишком долго. Я тоже ее экономлю, дабы она не потеряла своей силы. Я положила ее под подушку, чтобы спать с ней. Но испугалась, что она помнется, и вынула ее. Я положила ее на столик у изголовья, чтобы увидеть сразу, как только проснусь. В половине двенадцатого мне захотелось спать, но я старалась не закрывать глаза до полуночи, чтобы уже наступила пятница и остался всего один день до Вашего приезда.
А вот что я делала сегодня. Утром, после ванны, я долго загорала на солнышке в саду у стены, думая о Вас, потому что была не слишком одета. Мое тело, такое же теплое, такое же тяжелое, такое же твердое и гладкое, как стена на солнце, ощущало пробегающие по нему легкие пальцы ветра, перебирающего пряди волос и ласкающего бедра, и оно уже не помнило, где оно само, а где стена. То, что я написала, несколько литературно, знаю. Что-то вроде эссе, довольно неудачного, но это — чтобы Вам понравиться. Бедная Ариадна, какая глубина падения. Потом я ушла из дома и побрела по городу куда глаза глядят. Остановилась около магазина для охотников, мой интерес привлекли в витрине упаковки «Spratts». Ужасно захотелось войти и купить эти печенья для собак, которые страшно манили меня в детстве, ведь наверняка они такие восхитительно твердые. Но я сдержалась, потому что Ваша возлюбленная не должна грызть собачье печенье. Затем, чуть подальше, я купила лакричные леденцы. Чтобы съесть их незаметно для окружающих, я остановилась за Машинным мостом. Они были невкусные, я все их бросила в Рону. Пересекая набережную Безансон-Хюг, я чуть не попала под машину, водитель обозвал меня идиоткой. Я сказала ему, что так не считаю.
Что я еще делала? Ах, ну да, писчебумажный котик, с которым я недавно познакомилась. Я зашла повидать его, потому что он очень милый и хорошо воспитанный. Поскольку мне показалось, что он ослаблен, я принесла ему пачку общеукрепляющих гранул, на базе печени и сушеной рыбы. Ему, по-моему, они понравились. Потом я пошла посмотреть на Вашу гостиницу, на окна Вашей квартиры. У меня появилось желание пообедать в ресторане Вашего отеля. Войдя, я чуть не упала, потому что споткнулась о ковер. Все было очень вкусно, я даже заказала два десерта. На протяжении всего обеда какой-то довольно красивый господин почти непрерывно смотрел на меня!
Любимый, я прервусь на минуту, чтобы нарисовать для Вас Большую и Малую Медведицу, листочек прилагаю, красная точка — это Полярная звезда. Храните этот рисунок, он Вам пригодится для следующих командировок. Выйдя из ресторана, я подошла к конторке администратора и сказала, что хотела бы посмотреть номер, потому что моя подруга, которая вскоре должна приехать в Женеву, просила меня навести справки. Они мне ответили, что в данный момент свободных номеров нет, на что я и рассчитывала. Тогда я коварно поинтересовалась, нельзя ли взглянуть на номер какого-нибудь отсутствующего клиента, в надежде, что они покажут мне Ваш. Увы, они отказали. Не удалась моя хитрость. Потом мне захотелось пойти в кино, но шел любовный фильм. Герой был, как всегда, настолько хуже Вас, меня даже возмутило, что героиня так с ним носится, и потом, они слишком много целуются в губы, это тоже меня задело. Затем я взяла такси и отправилась во Дворец Лиги Наций. Я стояла и смотрела на окна Вашего кабинета. Потом я пошла в парк и нашла нашу скамеечку. Но на этой самой скамейке двое влюбленных неприятного вида целовались на глазах у всех. Я ушла оттуда.
А потом — мрачное блуждание по улицам, мне не хватало вас больше, чем обычно, и сумочка уныло болталась на руке. Покупка книги о том, как заботиться о красоте, и еще одной, о международной политике, чтобы не чувствовать себя полным ничтожеством. Затем я села в трамвай и отправилась в Аннмас, это маленький французский городок рядом с Женевой, Вы, наверное, знаете. Обе книги я забыла в трамвае. А теперь я скажу Вам, зачем отправилась в Аннмас! Чтобы купить обручальное кольцо! Никогда раньше не хотела его носить, а теперь вот захотела. Мне понравилась идея купить его во Франции, это как-то более секретно, вроде бы наша общая тайна. Любимый, я сказала ювелиру в Аннмасе, что праздную свадьбу 25 августа!
Что касается Аннмаса, мне вспомнилась история из моего детства. Простите, я Вам ее уже как-то вечером рассказывала, уж не сердитесь. Еще одно юношеское воспоминание, вот какое. Когда мне было пятнадцать или шестнадцать лет, я искала слова, запрещенные в словарях, такие как объятие, поцелуй, страсть и другие, которые я даже не могу произнести. Теперь это уже не нужно.
Продолжаю рассказ про сегодняшний день. Вернувшись в Женеву, с кольцом на пальце, я купила Вам очень красивый домашний халат, самого большого размера, какой только бывает, и забрала его сразу же, чтобы разложить на моей кровати. Потом я купила двенадцать пластинок Моцарта, которые тоже взяла с собой, несмотря на их солидный вес. После этого я зашла в аптеку взвеситься. Ужаснулась, насколько увеличился мой вес. Неужели я стала жирной, сама того не заметив? Но тут я поняла, что держу два альбома дисков, очень тяжелые. Я вышла из аптеки, напевая про себя: "О, любовь моя, я твоя всегда". Глупо, знаю.
Вернувшись в Колоньи в половине шестого, я сняла кольцо, чтобы избежать лишних вопросов, ведь Мариэтта отлично знает, что я не ношу колец. Читала Гегеля, пытаясь что-нибудь понять. Потом в качестве компенсации принялась за постыдное чтение женского журнала: сердечный вестник и страница гороскопов, чтобы знать, что же будет со мной на этой неделе, конечно же я в это не верю. Потом я попробовала нарисовать Ваше лицо. Результат был ужасен. Потом я нашла Ваше имя в ежегоднике международных организаций. Потом, поскольку у меня есть Ваша фотография во многих экземплярах, я вырезала Вашу голову и приклеила на открытку с изображением Аполлона Бельведерского, на место его головы. Ужас! Потом я подумала, что я могла бы сделать для Вас. Связать что-нибудь? Нет, это вульгарно.
Я спустилась посмотреть, как происходит покраска стен. Мариэтта была там, и я вынужденно присутствовала при ее очередном "медицинском приступе". Она взахлеб рассказывала о разнообразных заболеваниях ее племянниц и кузин. Рассказ о болезнях — это ее праздник, ее мрачный пир. Я попыталась остановить Мариэтту, сказав, что, может, лучше не думать на такие мрачные темы. Но она была в состоянии транса и совсем зашлась, даже не услышала меня и продолжала рассказывать мне о разнообразных хирургических операциях, выложив передо мной в воображении все ампутированные органы своих родных.
