Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
Я прошу, прости меня за все, не суди! А я тебя ни в чем не ви-ню! Абсолютно уверена, что ты свою будущую жену не любишь, и не будешь любить, да и никого ты не любишь, любишь только себя. У тебя другие помыслы в жизни, ты много достигнешь, птицу по поле-ту видно, а женщины – это так.
Спасибо тебе за все и за эту упоительно-сказочную ночь!
А теперь конец. Как условились – напиши два слова о йитар и оставь на столе, бабуля мне передаст, чеченского не поймет.
Арзо! Запомни! Впредь, любой контакт со мной для тебя за-прещен. Если ты преступишь это – я посчитаю тебя не мужчиной, и скажу это тебе в лицо.
Давай простим друг друга за все!
Бабуля явится в 10.00. Дверь захлопни.
Прощай! Будь счастлив! Береги себя!
18.04.87 г. Байтемирова Полла».
Прочитав послание, Арзо быстро оделся, ринулся на автобус-ную остановку, мечтая поймать Поллу, потом помчался на такси к общежитию, он думал, что если поймает ее до входа в общежитие, то может сослаться, что еще не читал письмо. Однако он не успел. Еще час простоял он у входа, желая войти и страшась «стать не мужчи-ной». Потом устал, просто ноги подкашивались от бессилия. Ему все надоело, опротивело. Он познал возлюбленную, и теперь в нем воз-никло отвращение, презрение, отторжение ко всем женщинам мира. Он хотел только домой, в Ники-Хита, к маме! А там спать, спать, спать…
В Минеральных Водах, пересаживаясь из одного автобуса в другой, он вспомнил, что не написал о йитар, от этого расстроился, даже подумал вернуться, но сон и леность одолевали его, и он, ре-шив, что пошлет письмом, спокойно стал погружаться в желанный сон, и тут последние мысли:
«А может, Полла увлекается этим делом? Уж больно хороша!… Даже прибарахлилась: новые костюм, туфли напялила! А разукраси-лась как! А как искусна: просто опыт. А что ей терять? На то и же-ро… Да-а-а. Все они твари!»
От этих выводов чуть не пропал сон, но он отогнал их, теперь это его не интересовало, и под убаюкивающее покачивание мягкого автобуса он беззаботно предался сну.
* * *
Свадьба, по велению Мархи, состоялась в начале мая. В отли-чие от Ясуевых, Букаев потребовал соблюдения всех чеченских тра-диций. Однако было и новшество, придуманное чеченской элитой. Обычно в доме невесты не происходит никакого церемониала, все должно быть тихо, даже скрыто; дочь уходит в чужой дом, она долж-на принять все правила и обычаи нового очага, должна отказаться от норм и традиций родного дома и вить новое гнездо в строгом соот-ветствии с заведенным под мужниной крышей законом.
Но ныне у знати иное в моде. В доме невесты тоже торжество: накрыты столы; играет ансамбль народных инструментов, приглаше-ны популярные артисты. Молодые и не очень, разнаряженные люди вьются вокруг элитного обкомовского дома. Те, кто поважнее, захо-дят в квартиру Букаевых, поздравляют их. Если они стоят того, то гостей приглашают за стол; а раз по рангу выше Букаева только не-сколько человек в республике, то и сиденья пустуют. Правда, ста-рейшины рода на строго почетных местах: в этом Букаев консервати-вен, в отличие от Ясуева имеет партийный иммунитет – заслужил службой в Афганистане, да и не только там.
В строго оговоренное время подъезжает кортеж жениха из Ни-ки-Хита. Как он жалок и нищ по сравнению с машинами, заполнив-шими двор Букаева!
Старцы из Ники-Хита заходят в дом невесты, происходит про-цедура там-махъ, надо выводить невесту. Ну нет! Это не красиво! Надо еще часа два подержать друзей жениха. Ведь не кто-нибудь, а дочь Букаева замуж выходит. Ну и что, что она в возрасте? Зато учится в Москве, юрист, отец – сила, мать – сверхсила, а сама она – просто мощь – топнет по земле ногой – из почвы влага сочится. (А может, плачет земля?). Как бы там ни было, Марха слезится, сожале-ет: такую дочь! Вырастила, выучила, на ноги поставила, и вот на тебе – уходит. И куда?! В дремучее Ники-Хита! Да такого названия даже чеченцы не знают?!… Но любовь есть любовь! Букаевы – либералы, чтут волю дочери. Через три часа ожиданий невеста выходит: на ней платье заморское, как брильянты на ушах, руках, и груди, блестящее. И все на ней в обтяжку, а лица не видно – под вуалью, а еще к ее рос-ту – каблуки высоченные; и никихитцы ахнули от восторга! Вот это невеста! Вот это габариты! Вот кто будет помогать Кемсе по хозяйст-ву. Да она одной рукой буйволицу поднимет! Молодец, Арзо! Вот что значит вкус и ум! Просто здорово!
От невесты в дом жениха никто не едет, только одна женщина – сопровождающая. Посему к Ники-Хита отъезжает хилая кавалькада; сливки, а может, излишний навар, или просто спесь, остались в горо-де, и поэтому в селе скромно – всего одна гармонь, да барабан, и раз-нообразия блюд нет: зато вдоволь мясного. А сколько веселья, задо-ра, искренности, танцев до утра!
Пять дней прожила Марина в Ники-Хита. В двух тесных комна-тенках колхозного коттеджа молодожены живут одни, только днем родственники навещают их, а ночуют у соседей.
На шестой день молодые улетают в Москву: то ли в свадебное путешествие, то ли у Марины дела и учеба.
До официальной церемонии нуц-вахар* Марха Марину к себе не впускает – дурная примета, если дочь до этой про-цедуры войдет в родной дом. Зато в аэропорту много Букаевых про-вожает Марину. Наконец, мать и дочь смогли уединиться в машине. Они сидят рядом на заднем сиденье министерской «Волги».
– Мама! Ты не знаешь, как я настрадалась! – жалуется со слеза-ми на глазах Марина. – Это кошмар! Это ужас! Я больше туда не по-еду… Воды нет, газа нет, никаких удобств нет.
– А где они воду берут?
– За сто метров к роднику ходят. Еще рядом река.
– И кто ж тебе воду таскал?
– А я дала соседской девочке червонец, она все дни бегала, еще спасибо сказала.
– Могла бы сама немного потрудиться – может похудела бы.
– Перестань, мама!… Ты знаешь, как тяжело… Все ходят, смот-рят… А как я испугалась этих гомш*! Это видеть надо!… Такие огромные, грязные, вонючие… Тьфу! Этот навоз! Не дай бог еще это увидеть!… Правда, природа там! А вид – просто дух захватывает! И чай вкус-ный… Ты знаешь, я ведь с собой кофе в зернах взяла. Ну я не могу без кофе; так там оно не пьется, совсем другой вкус, дрянной, неестест-венный… а какой там воздух! И люди тоже простые, добрые, что не скажешь – всему верят. Наивные – просто ужас!… Но больше я туда не поеду… Нет, если построим дачу, то идеальней места нет. Ты зна-ешь, какая там вода, а это буйволиное молоко и сметана… Конечно, там много завидного, но быта нет! Больше туда ни шагу!
– И где ты жить собираешься?
– В Москве.
– А когда вернешься?
– Ты знаешь, мама, у него ордер на квартиру в старом обкомов-ском доме. Говорит, до Нового года сдает, а после – его. И гараж во дворе и дача огромная, правда, недостроенная. Мы вчера ездили, он все мне показал.
