Фатерлянд - Мураками Рю

Ким посмотрела на часы. До полудня оставалось несколько минут. Разговор с доктором Сераги займет не больше четверти часа, так что в отеле ее не должны хватиться. Она отошла от стойки регистратуры и успела проскользнуть в закрывавшиеся двери лифта.

— Вам какой этаж? — спросил ее пожилой мужчина.

— Третий, пожалуйста, — ответила она, слегка поклонившись.

Лифт остановился. Здание медицинского центра было настолько большим, что здесь ничего не стоило заблудиться. Направо и налево по коридору шли ряды дверей. Ким растерялась. Чистый пол отражал свет ламп. Она подошла к медсестре и спросила, где находится кабинет доктора Сераги. Та поинтересовалась, зачем ей нужен доктор, и Ким сказала, что Сераги назначил ей встречу на двенадцать часов, они собирались обсудить возможность организации его лекции. Медсестра, преувеличенно артикулируя, но, впрочем, довольно вежливо объяснила, как пройти.

Шагая по коридору, Ким ощущала легкую ностальгию, которую навевали на нее запахи лекарств, да и вообще специфическая атмосфера больницы. Та больница, где работал ее отец, представляла собой деревянный барак с устаревшим оборудованием и, конечно, не могла сравниться с этим местом. Но ощущения были почти такими же.

Она миновала группу врачей, кивнула им и прошла дальше. По обрывкам фраз она догадалась, что те собираются в столовую. Однако до двенадцати часов еще оставалось время, и она рассчитывала застать доктора Сераги у себя.

Повернув направо, Ким прошла мимо конференц-зала, небольшой кухни, комнаты для санитаров и вскоре увидела двери врачебных кабинетов. Кабинетов было всего пять, и их разделяли стеклянные перегородки от пола до потолка. На первой двери висела табличка с надписью «Научно-исследовательское управление». Далее следовала надпись «Кинетическая интроскопия», затем «Сердечно-сосудистая физиология» и «Трансплантация органов». Последний кабинет был рядом с застекленным балконом, выходившим на здание отеля, стадион и палатки Экспедиционного корпуса. На табличке по-английски и по-японски значилось: «Иммунологический научно-исследовательский центр». На уровне глаз была прикреплена карточка с именем доктора Сераги. Сердце Ким учащенно забилось. Прежде чем постучать, она несколько раз глубоко вдохнула.

— Войдите! — раздался голос из-за двери.

«Что я делаю?» — мелькнула мысль. Она пришла сюда без всякого разрешения и действовала только на свой страх и риск. А вдруг ее попытаются захватить в плен сотрудники полиции или Сил самообороны? На всякий случай Ким проверила в сумочке ПСМ. «Если что, выход есть всегда», — сказала она себе и подняла руку, чтобы постучать еще раз, но в этот момент дверь отворилась, и на пороге возник сам доктор Сераги и внимательно взглянул на нее сквозь очки.

— Кто вы? — спросил он мягко, но тем не менее не давая пройти в кабинет.

Ким догадалась: доктор понял, что перед ним кореянка.

— Меня зовут Ким Хван Мок. Я лейтенант Экспедиционного корпуса Корё.

При упоминании ЭКК Сераги нахмурился и быстро посмотрел, нет ли кого за ее спиной.

— Вы одна? — спросил он.

Ким кивнула, и доктор отступил в сторону.

Три стены кабинета занимали книжные полки. Посередине располагался большой письменный стол, за окном виднелся балкон. Сераги не предложил ей сесть, и сам остался стоять, сложив руки на груди. Дверь он оставил открытой. Он показался Ким меньше ростом и старше, чем когда она увидела его в первый раз. Он был совсем не похож на ее отца. Но теперь, когда он был так близко, она поняла, почему этот человек являлся ей во сне и зачем она пришла к нему. При этом у Ким было такое ощущение, будто вышла из нагретой комнаты на мороз. Она хотела объяснить цель своего визита, но не могла вымолвить ни слова.

— Что вам угодно? — откуда-то издалека прозвучал голос Сераги, когда она села.

Ким вынула пистолет и сняла с предохранителя. В комнате явственно прозвучал металлический щелчок боевой пружины. Доктор испуганно метнулся к двери.

— Вам лучше остаться на месте, — сказала Ким.

— Вы что, пришли, чтобы застрелить меня?

Она покачала головой и вынула из сумочки белый шлепанец.

— Я хотела вернуть это вам.

Сераги подошел поближе, поправил очки и стал рассматривать шлепанец, по-видимому не понимая, что это его собственный. Наконец, ему удалось разглядеть свою фамилию на внутренней стороне, и он глубоко вздохнул, вероятно, вспомнив обстоятельства, при которых потерял этот предмет.

— Зачем вы его принесли? — спросил он.

— Я подумала, что вам он пригодится.

Сераги подошел к двери, выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, закрыл ее. Со шлепанцем в руке он вернулся к столу и сел в кресло напротив Ким. На столе Ким заметила раскрытый ноутбук, фотографии членов семьи, несколько книг и исписанные листки бумаги. Ее внимание привлек странный предмет: чучело цыпленка с черными крыльями на подставке с надписью «Химера». Сераги, проследив за ее взглядом, объяснил:

— Химера — потому что этот цыпленок является организмом, составленным из различного генетического материала. Например, крылья у него от перепела. В самом начале эмбрионального развития часть его медуллярной трубки была заменена трубкой перепела. Оттого у него черные крылья. Вылупившись из яйца, цыпленок погиб почти сразу. Он не мог двигать крыльями и ходить и в конце концов умер от истощения. Его иммунная система отторгла клетки перепела.

Сераги положил шлепанец на стол, задаваясь вопросом, какова же истинная цель визита его гостьи, однако вслух он этого не спросил.

— Мой отец — врач, — промолвила Ким. — И он тоже увлечен своей работой.

Еще не успев закончить фразу, она поняла, что говорит об отце в настоящем времени.

— Простите… мой отец уже умер.

Когда она служила в охране железнодорожных путей близ китайской границы, до нее дошли вести, что отец серьезно болен. Командир дал ей внеочередной отпуск. На следующее утро Ким села на поезд, а потом долго тряслась в кузове грузовика, который перевозил уголь. Когда она добралась, отец уже совсем ослаб, у него началась пневмония, и понятно было, что он долго не протянет. Ким сидела у его изголовья. В последние минуты он приподнял голову с подушки и сказал:

— Хорошо бы нам еще сходить на рыбалку…

А потом:

— Люби и береги своих детей.

Люби и береги своих детей… Она снова и снова повторяла эти слова, запрятанные в памяти.

Сейчас Ким пыталась что-нибудь сказать, чтобы разрядить напряженность, но у нее пересохло в горле и язык не повиновался. Сераги налил ей кофе, и она наконец задала свой вопрос: почему он пытался защитить тех солдат?

Доктор молча смотрел в окно. Из него хорошо был виден палаточный лагерь. Только что начался обед, и солдаты собирались за столами, на которых дымились котелки.

— Позвольте, я расскажу вам очень старую историю, — вздохнув, произнес доктор. — Во время войны я был свидетелем многих казней, которые мы проводили в вашей стране. Правда, мы делали и хорошие вещи — например, построили дороги и плотины, мы создали ирригационную систему и осушили большие площади. Я был совсем молодым и, конечно, не смог бы остановить расстрелы, но ужас в том, что я даже и не пробовал. Это мне просто не приходило в голову, так как я не видел в казнях ничего плохого.

Слушая доктора, Ким разглядывала книги в шкафах. Еще раз посмотрела на чучело цыпленка; оно было настолько искусно сделано, что птичка казалась живой. Кофе без сахара горчил, но от него шел чудесный аромат.

— Мне тогда было пятнадцать лет, — продолжал доктор. — Я совсем ничего не знал. Не то чтобы я был полным невеждой… но нет ничего хуже невежества. После того как мы вернулись на родину, мне начали сниться кошмары. Только много позже, когда я пошел учиться, до меня стал доходить смысл всех этих казней. С тех пор прошло уже семьдесят лет, но кошмары не уходят. Мне восемьдесят три, и я понимаю, что могу умереть в любой момент, но новые кошмары… нет, они мне не нужны.