Элизабет Джордж - Женщина в красном
— Давно.
— Что ты собираешься с ним делать?
— Сначала я не знала.
— Но теперь знаешь?
— Я копила деньги.
— Для чего?
— Чтобы поехать во Францию.
— Во Францию, вот как? Хочешь в весёлый Париж?
— В Лизье[59],- ответила Тэмми.
— В Ли… как там дальше?
— В Лизье. Это где… ну ты знаешь…
— А! Паломничество, что ли? Или что-то более серьёзное?
— Неважно. У меня пока мало денег. Но если бы хватило, я бы уехала отсюда.
Тэмми догнала Селевана и пошла рядом.
— Ничего личного, дедушка, — добавила она, словно оправдываясь.
— Понимаю. Но я рад, что ты не сбежала. Как бы я объяснил это твоим родителям? Укатила во Францию молиться какому-то святому, о котором говорится в одной из её святых книжек. Ничего другого она не читает, но я разрешил ей эти книжки, поскольку наивно полагал, что вреда они не принесут.
— Это не совсем так.
— Всё равно я рад, что ты здесь, иначе твои мать и отец сняли бы с меня шкуру. Ты и сама представляешь.
— Да, дедушка, но некоторые вещи не изменить.
— И это — одна из них?
— Да.
— Ты в этом уверена? Людей заманивают религиозные секты, а потом посылают на улицу просить деньги. Люди чувствуют себя, словно крысы на тонущем корабле. Ты ведь слышала такие истории? Некоторые большие гуру ищут девчонок вроде тебя. Они ведут себя как шейхи с гаремом из двух десятков жён. Придерживаются полигамии.
— Неужели ты и в самом деле в это веришь, дедушка? Ты, наверное, шутишь. Только мне это не кажется смешным.
Они подошли к машине. Тэмми посмотрела на заднее сиденье и увидела свой старый мешок. Она выпятила губу и тут же её закусила. Домой в Африку, к родителям — сказали её глаза. Теперь они придумают другой план, пытаясь заставить её подчиниться. Затея с дедом провалилась, нужно изобретать что-то новое. Например, отослать дочь в Сибирь или к австралийским бушменам.
Тэмми села в машину, пристегнулась ремнём и скрестила руки на груди. Она хмуро смотрела на канал, и выражение её лица не изменилось даже тогда, когда она увидела утят, перебиравших крошечными лапками, чтобы догнать свою мать. Утята напоминали крошечных бегунов, стремящихся к чуду. Селеван думал, что они понравятся Тэмми, но внучка не была тронута. Она ушла в свои мысли: далеко ли до Хитроу или до Гэтвика? Когда она улетает в Африку — сегодня или завтра? Скорее всего, завтра, следовательно, ей придётся провести ночь в отеле. Возможно, даже сейчас Тэмми строила план побега. Из окна отеля или как-нибудь ещё, лишь бы добраться до Франции.
Селеван размышлял, стоит ли развеивать заблуждения внучки. И решил, что жестоко заставлять страдать бедную девочку. Она и так намучилась. Держалась стойко, а значит, избранная цель действительно важна для неё, даже если никто из них не понимает этого.
Селеван завёл двигатель.
— Я позвонил, — сообщил он. — Дня два назад.
— Что ж, ты должен был это сделать, — глухо произнесла Тэмми.
— Конечно. Они настаивали, чтобы ты приехала. Просили позвать тебя к трубке, но я ответил, что тебя нет дома.
— И на том спасибо.
Тэмми смотрела в окно. Они двигались по Страттону к автостраде А-39. Из Корнуолла выбраться не так-то просто.
— Я не слишком хочу общаться с ними, дедушка. Нам нечего сказать друг другу.
— Ты считаешь?
— Мы говорили и говорили. Ссорились. Я пыталась объяснить, но они не слушают. Отказываются слышать. У них одни планы, у меня — другие. Вот так-то.
— Я и не знал, что ты с ними говорила.
Селеван сознательно сделал свой голос задумчивым, как у человека, размышляющего над словами собеседника.
— Да что ты! — отозвалась Тэмми. — Это всё, что мы делали, прежде чем я сюда приехала. Я говорила, мама плакала, я говорила, папа кричал. Я говорила, они мне возражали. Только я не желала спорить, потому что считаю, что спорить не о чём. Ты либо понимаешь, либо нет. А они не понимают. Да это и невозможно. Мама не представляет, что это за цель — посвятить себя Богу. Её интересуют только журналы мод или те, в которых печатают светские сплетни, советуют, как превратить себя в Пош Спайс[60]. А ведь мама находится там, где почти нет магазинов с дизайнерской одеждой. И весит она значительно больше, чем Спайс. Или как там она себя называет.
— Кто?
— Пош Спайс. Мама выписывает журналы «Хелло!» и «ОК», я молчу уже о «Вог» и «Татлер». В этом и заключаются её амбиции. Выглядеть как все они и жить как они. Это не моё, дедушка, и никогда моим не станет, так что отправишь меня домой — ничего не изменится. Я не хочу того, чего хотят они. Никогда не хотела и не захочу.
— Я и не знал, что ты с ними говорила, — повторил Селеван. — Они даже не упомянули об этом.
— Что ты имеешь в виду?
Тэмми повернулась и взглянула на деда.
— Мать… как там её. — Селеван замялся. — Аббатиса. Как её называют?
Тэмми прикусила нижнюю губу и по-детски втянула её. У Селевана сжалось сердце. Внучка всё ещё была маленькой девочкой. Он понимал, что родителям сложно представить её исчезнувшей за монастырскими дверями. Ведь оттуда можно выйти только в гробу. Это так не по-девичьи. Ей бы сейчас мечтать о туфлях с острыми носами и на высоких каблуках, о помаде, о всяких там фигли-мигли в волосах, о юбках мини, макси или миди, о кофточках и маечках, о музыке и мальчиках, о кинозвёздах и о сексе. В семнадцать лет ей не следовало размышлять об устройстве Вселенной, о войне и мире, голоде и болезнях, бедности и невежестве. А уж о чём ей и вовсе стоило забыть, так это о рясе, о келье с железной кроватью, о кресте, о чётках, о том, чтобы вставать на рассвете и молиться, молиться, отгородившись от мира.
— Дедушка… — выдохнула Тэмми, не в силах закончить фразу.
— Да, девочка, я твой дед. Дед, который тебя любит.
— Ты звонил?
— В письме ведь сказано: позвони матери… как там её? Мы условились о визите. «Девушки иногда не могут приспособиться» — это её выражение. «Они думают, что в такой жизни есть романтика. Я заверяю вас, мистер Пенрул, что это не так. Но мы предлагаем пристанище отдельным девушкам и группам, так что, если она желает, мы её примем».
Глаза Тэмми снова стали глазами Нэн.
— Дедушка, так ты везёшь меня не в аэропорт?
— Конечно нет, — ухмыльнулся Селеван, словно это была самая естественная вещь на свете: наплевать на родителей Тэмми и везти её к шотландской границе, чтобы она провела неделю в монастыре кармелиток. — Они не знают и не узнают.
— Но если я решу остаться… если обнаружу, что всё так, как я представляла, тебе придётся открыть правду моим родителям. И что тогда?
