Дуглас Кеннеди - Момент
«Я обязательно приеду на открытие, — написал я в ответ. — И, если у тебя возникнет желание позвонить мне — просто чтобы поболтать, — вот мой скайп».
«Уменя тоже есть скайп! — ответил он. — Здорово, нам обоим это будет бесплатно, и я смогу грузить вас новинками манги».
«Грузи на здоровье, — подхватил я. — И знай, что ты можешь звонить мне в любое время. Дня и ночи. Потому что я, как и ты, почти не сплю».
Но в тот вечер я заснул сразу и проспал всю ночь. Девять часов беспробудного сна. Когда я проснулся, меня встретил один из тех редких зимних дней в Мэне, когда небо сияет голубизной. Морозец ниже нуля, но не арктический. Снег девственно-чистый. И мир кажется прибранным и правильным в такое ясное солнечное утро.
Я разобрался с корреспонденцией. Написал несколько страниц своего объемного очерка по поездке в Мавританию, которую предпринял еще до Рождества. Потом сел в машину и поехал в итальянский ресторанчик в Брансвике, который так нравился Кэндис. Она уже ждала меня за столиком. Когда я вошел, она не сразу заметила меня, зато я успел ее разглядеть. Сдержанная и элегантная, одетая просто, но стильно, в черном свитере и джинсах, — интеллектуалка и симпатяга, но лишенная угловатой холодности своей матери.
Она сидела, склонившись над книжкой, и грызла кончик карандаша.
— Что, книга, достойная прочтения? — спросил я, подходя к столику. Она подняла голову и осчастливила меня широкой улыбкой, хотя в главах промелькнула тень беспокойства.
— Томас Манн. «Волшебная гора». «Великие произведения мировой литературы в переводе». У меня экзамен в понедельник.
— Роман очень длинный, но хорош в своей назидательности.
— Назидательности. Мне нравится.
— Дарю, — сказал я, присаживаясь. — Могу я соблазнить тебя бокалом вина?
— Ты же знаешь, мне еще несколько месяцев до совершеннолетия.
— Если нагрянут копы, я отобьюсь.
— Мой отец вне закона, — улыбнулась она.
— Послушай, когда я учился в колледже, пить можно было с восемнадцати. Правда, это было в декадентские семидесятые, когда мы не были так озабочены микроменеджментом социального поведения в стране.
— Ты говоришь как истинный либертарианец.
— Я говорю как мужчина, которому перевалило за пятьдесят.
Подошел официант, и мы заказали полбутылки «Кьянти».
Он взглянул на Кэндис, пожал плечами и отправился за вином.
— Вот видишь, мы их обманули, — сказал я.
— Хорошо, только бокал — это мой предел.
— Мой тоже, потому что я за рулем. И я только что вернулся кое-откуда.
— Что за «кое-откуда» на этой неделе?
— Между прочим, я целых полтора месяца никуда не ездил.
— Это новый рекорд.
— Я был в Берлине.
— По старым местам? Ты сегодня какой-то не такой, отец. Что-нибудь случилось там?
— Много чего.
— Не хочешь поделиться?
— Хочу… но пока не готов.
Я видел, что моя дочь изучает меня. В присущей только ей спокойной манере аналитика. Потом она улыбнулась понимающей улыбкой и сказала:
— Нет проблем, пап. Когда будешь готов рассказать… конечно, мне очень хочется послушать. Но ты действительно выглядишь… задумчивым, так бы я сказала.
— Пожалуй, ты права. Но когда я увидел тебя за столиком, ты выглядела… да, я бы сказал, задумчивой. И это, как я понимаю, с Томасом Манном никак не связано?
Принесли вино. Мы чокнулись. Я видел, что Кэндис пытается сформулировать что-то очень важное и трудное — у нее было такое выражение лица, как всегда бывает, когда она принимает важное решение. Застав ее в момент внутреннего конфликта, я почувствовал, как меня переполняет любовь к дочери. И отчетливо понял, что она уже вступает во взрослую жизнь со всеми сопутствующими сложностями.
Опустив глаза, она сказала:
— Пол сделал мне предложение.
Пол Форбуш. Очень милый, очень рассудительный парень из Нью-Йорка, ее однокурсник, он изучал философию и религию; мы встречались несколько раз, и я неизменно отмечал, как он добр и внимателен к моей дочери. Он даже признавался мне в том, что обожает ее. Тогда они приехали ко мне на уик-энд, и я не изображал «шокированного отца», когда они легли в одну постель в гостевой комнате. Улучив момент, он сказал мне:
— Вы знаете, сэр, что ваша дочь, Кэндис…
— Пол, мы же не в романе Джейн Остин, так что зови меня Томас. И я, конечно, знаю, что Кэндис моя дочь, поэтому…
— Ну, я просто хотел сказать, Томас… сэр… что Кэндис — это лучшее, что было в моей жизни.
— Это очень приятно слышать, Пол.
— И еще я думаю, что она самый умный человек на свете.
Я почему-то сразу решил, что — в силу моих постоянных разъездов и прохладных отношений с ее матерью — Кэндис, возможно, и выбрала Пола за его порядочность и стабильность. Прекрасные качества, но явно не самые выдающиеся и интересные.
И вот теперь…
— Когда же поступило это предложение? — спросил я.
— Три недели назад.
— Понятно.
— Я знаю, надо было сказать тебе об этом раньше.
— Вовсе нет. Тебе нужно было время все обдумать, прежде чем говорить со мной.
— Я и с мамой еще не говорила.
— Ну, хорошо, как ты, довольна? Удивлена? Напугана?
— Все вместе. Знаешь, Пола недавно приняли в Йельскую семинарию. Он закончит там магистратуру, а может, и докторантуру. И потом его посвятят в духовный сан епископального священника.
— Замечательно, — сказал я.
— Слышу иронию в твоем голосе.
— Епископальцы, к счастью, не пятидесятники. И он отличный парень. Но…
— Я думаю, что люблю его, пап.
— Это уже ближе к теме, если ты собираешься за него замуж. Но, заметь, ты сказала «я думаю». Извини… я понимаю, что другой бы на моем месте прыгал от радости и кричал: «Фантастика!» Просто…
— Он тебе не очень, да?
— Как я уже сказал, я нахожу его исключительно приятным и рассудительным молодым человеком. И я знаю, что он обожает тебя.
— Я все жду, когда прозвучит «но».
— Но… ты знаешь, я отложил пятнадцать тысяч долларов на подарок тебе к окончанию колледжа. Я надеюсь, что ты примешь эти деньги и свалишь куда-нибудь на год. Помотайся по Юго-Восточной Азии, потом поезжай в Австралию. Сделай себе рабочую визу, которую дают сразу по окончании колледжа. Проведи полгода на Барьерном рифе или поработай в газете в Сиднее. У меня там есть кое-какие связи. И возвращайся — или нет, — а там уж посмотришь, какой сделать следующий шаг.
— Другими словами, не выходи замуж.
