М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1
Гриша уже приучил себя к таким вещам, о которых прежде и понятия не имел. Он с удовольствием фотографировался с друзьями за едой (хотя поначалу этот обычай казался ему странным: почему полагается запечатлеть миг, когда стол уставлен тарелками), он привык обедать в девять часов вечера (в то время, когда в Москве пьют чай и собираются ложиться спать), он полюбил пить кофе на бульваре, сидя не лицом к собеседнику, но уткнувшись в оконное стекло и глазея на улицу (зачем они пялятся в окна, точно коты, думал Гриша в первые парижские дни, но потом нашел прелесть в таком сидении в кафе, точно в витрине магазина). Он полюбил европейский обычай, и лишь одно раздражало его - общеевропейское выражение «нет проблем!». Говорили так в каждой стране, которую посещал Гузкин, и это выражение было первым, которое усваивали гости из России. Закажете отбивную? - спрашивал официант. - Нет проблем! - Хотите жить в Париже? - спрашивал риелтор. - Нет проблем! Желаете приобрести акции? - спрашивал банкир. - Нет проблем! И славянские гости слушали эти слова, как музыку, и повторяли их друг другу, точно пароль цивилизации. Так, еще в бытность Гузкина в Германии, его навестил давний друг и духовный наставник Борис Кузин вместе с женой и дочкой. Дочка Бориса, плененная прелестями немецкого быта и безотказностью официантов, возбужденно кричала отцу: папа, у них здесь все kein Problem! Да, - умилялся Кузин, - для ребенка щедрость цивилизации - это большое потрясение. Ничего себе, кайн проблем, мрачно думал Гузкин, смотря на прожорливого ребенка и пересчитывая в кармане тонкую пачку денег - гонорар за очередной опус с пионерами. А Борис Кузин тем временем прихлебывал пиво, крепкой рукой резал отбивную котлету и говорил Грише Гузкину: В сущности, это европейское no problem - есть квинтэссенция цивилизации. В этой краткой формуле воплощается победа порядка над хаосом. Вспомним наш быт. Свежая отбивная котлета - проблема! Пива попить - проблема! Демократия - проблема! Одни проблемы! Да, у цивилизации действительно нет проблем - есть проблемы только у варварства! «Нет проблем!» - вот пароль современного культурного мира! - и, покончив с отбивной, Кузин бросал придирчивый взгляд в глубь стола: что там еще осталось несъеденным в нашем беспроблемном застолье? Что это там такое, на голубенькой тарелочке? Колбаска, кажется? Давайте сюда колбаску. Прежде Гузкин слушал кузинские обобщения, затаив дыхание, и рад был всякому новому слову. Однако, пожив в Европе, Гриша успел узнать, что проблемы у цивилизации есть. Цивилизация (та, о которой Кузин писал и в которой Гузкин существовал) требовала кропотливого труда, безжалостной дисциплины. Ничего себе: kein Problem! Еще какие Problem! А ну как вложился ты не в те акции, да повысили тебе квартплату, да заплатил сорок процентов налогов или, допустим, пригласил друга в ресторан, а у него дочка жрет в три горла - нет проблем, скажете?
VI
Гриша причесался, погладил бежевую льняную рубашку (скромную по виду, но дорогую - аристократы должны узнавать и ценить такие вещи) и направился на рю де Греннель.
- Где вы поселились, Гриша? - спросила Клавдия.
- В Марэ, - Гриша гордился выбором квартала. Марэ сделался модным в последние годы; там селились интеллектуалы, те, что семьдесят лет назад поселились бы в Латинском квартале. Всякий интеллигентный человек хотел жить в Марэ. Если думающий индивид хотел быть опознан в качестве такового, требовалось селиться в Марэ. Барбара настояла, чтобы они снимали там, и Гриша даже заказал визитные карточки с упоминанием района. Он отметил, как Ефим Шухман, живший в 18-м аррондисмане, покосился на эти карточки.
- Напрасно, это вам не идет.
- Что привлекает меня в Марэ, - произнес Гриша фразу, которую произносили все интеллигентные люди, выбирающие квартал Марэ, - это атмосфера. Я, знаете ли, не люблю буржуазных районов, весь этот шик нуворишей, - Гриша смело произнес резкое суждение, справедливо полагая, что его собеседница тоже не любит нуворишей, - а в Марэ чувствуешь себя естественно.
- Чепуха, это безвкусный еврейский квартал. Вы же не хотите, чтобы вас принимали за еврея. Вы - гражданин мира.
- Я также думал о 16-м аррондисмане, - промямлил Гриша, недоумевая, хочет ли он, чтобы его принимали за еврея, и как вывести разговор на Ротшильдов в этой связи.
- Это еще хуже; вульгарно.
- Где же тогда жить?
- Сен-Жермен, Гриша, только Сен-Жермен. Я всегда жила здесь.
- Давно вы расстались с Роланом? - решился Гриша на интимный вопрос. Они сидели рядом, их колени почти соприкасались.
- Ролан застрелился, - хладнокровно сказала Клавдия, - украл больше, чем положено, и вложил туда, куда не следовало. Финансировал Жискара, когда уже пришла пора финансировать Миттерана. Наделал глупостей. Я была в кухне, следила за шантильи. Знаете, есть блюда, которые никому нельзя доверить.
- Безусловно, - сказал Гриша.
- Из кухни выстрел я, разумеется, не услышала.
- Разумеется, - вежливый Гузкин понимающе покивал: в самом деле, разве услышишь из кухни выстрел? Нипочем не услышишь.
- Зашла в его кабинет вечером, перед театром.
- Вы пережили ужасные минуты.
- Оказалось, что все счета не оплачены.
- Чудовищно.
- Даже медицинская страховка.
- Ему, очевидно, страховка была ни к чему.
- Моя медицинская страховка.
- Простите.
- Собирала последнее, чтобы рассчитаться с долгами.
- А как же ваши украшения, - хотел спросить Гриша, однако решил, что вопрос бестактный и спросил о другом, - а где он взял оружие?
- Пистолет моего отца, еще со времен войны. С тех пор, когда немецкий гарнизон стоял в Париже.
- Ах, борцы Сопротивления, - и на смену фальшивой картинке из истории крестоносцев пришла другая, не менее красивая: старый граф, боец Сопротивления, в черном берете и пальто с поднятым воротником, бредет глухими парижскими переулками. - Вы должны гордиться своим отцом.
- Он рассказывал мало - сами понимаете, был уже стариком, когда я родилась.
- Молчаливые люди действия, - сказал Гриша. Он вспомнил некий фильм про суровых людей в черных беретах. Кто там играл? Ди Каприо? Марлон Брандо? Или французский актер? Впрочем, всех героев Сопротивления давно играют американские актеры.
- Вот, собственно, и все. Потом встретила Алана с его глупейшими шутками по поводу Симона де Монфора. Однако деньги Алан всегда размещает правильно. Переезжайте из Марэ в Сен-Жермен, - вернулась она к теме парижской географии, - вы встретите здесь больших шутников.
- Научите меня, графиня. Я чувствую себя потерянным здесь - в великом городе.
Гузкин сел еще ближе к графине. Разговаривая с ним, она мило наклоняла голову, и прядь рыжих волос щекотала Гузкину нос. Он рискнул поднять руку и погладить эту прядь.
VII
Выйдя от графини, Гриша опять прошел анфиладой комнат - другого пути не было - и снова оказался в гостиной. У каминного огня сидел Алан де Портебаль в обществе вальяжного собеседника. Гриша шарахнулся в сторону и притаился у притолоки. Руки его тряслись, сердце гулко билось в щуплой груди. Художнику казалось, что удары его сердца разносятся по всей комнате. Что ты, успокойся, убеждал себя Гриша, они, аристократы, все так живут. Подумаешь, проблема. Они сами в таких случаях говорят: нет проблем. Он тоже врун хороший, наврал мне про крестоносцев. Я сейчас тоже что-нибудь совру, скажу: пришел делать зарисовки вашего интерьера. Нет, скажу так зашел за альбомом Ле Жикизду. А еще лучше тихонько уйду и пережду где-нибудь: не век же они будут здесь сидеть. Пойду и запрусь в ванной. Ничего страшного, посижу на унитазе часик. Подумаю о чем-нибудь. Однако руки его дрожали, и ноги (он попытался сделать шаг) не слушались художника. Глупейшая, несуразная ситуация: значительный, международный мастер, так сказал себе Гузкин, прячется в туалетной комнате. Струев в таких случаях, вспомнил Гузкин своего московского коллегу, всегда прямо идет к мужьям и здоровается. Не пойду в туалет - подойду и поздороваюсь. Или вот что: сяду тихо в соседней комнате, в темном углу, чтобы не заметили. Отдохну в кресле - достойно и просто. Имею я право отдохнуть? Портебаль повернулся в его сторону и что-то сказал. Слова барона гулко отозвались в горячей Гришиной голове, но смысла слов он не понял вовсе. Узнал или нет? Кажется, нет. Или узнал? В гостиной было темно, и мелькнула надежда, что Портебаль принял его, Гришу Гузкина, за лакея. Есть у них такой арапчонок, очень на меня похожий, подумал Гриша, отрицавший до того сходство арабов с евреями, но сегодня окончательно уверившийся в правоте этих предположений. Похож, определенно похож арапчонок на меня, перепутать легко. Может быть, быстро пройти мимо, этаким семенящим лакейским шагом, - сделать вид, что я лакей, подумал Гузкин. - Да это же Гузкин, - сказал собеседник барона, - ты чего там подслушиваешь, Гриша? Иди сюда, у нас секретов нет. При ближайшем рассмотрении собеседник этот оказался бывшим журналистом, а ныне политическим деятелем Дмитрием Кротовым. Гузкин подошел к нему и стиснул своей потной ладонью руку парламентария.
