М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1
- Исключительная.
- Я собираюсь отослать их подруге в Россию. Знаете княгиню Багратион?
- Ах, эту пожилую даму, что замужем за русским партаппаратчиком? Она ваша подруга? - обрадовалась Барбара и выразительно поглядела на Гришу.
- Вы, вероятно, хотели спросить, сколько лет мне? - сказала графиня, глядя Барбаре в глаза.
- Ну что вы, графиня.
- Почему же нет? Мне тридцать пять лет. А вам? - графиня Тулузская включила электричество; вспыхнули венецианские люстры. Внешность графини, предмет заботы профессионалов, смутила Барбару: подобно большинству антропософски настроенных девушек Барбара доверяла природе и не ухаживала за собой; и природа не оправдывала ее доверия, природа вообще не выполняет обещаний. Лет Барбаре было меньше, чем графине Тулузской, но выглядела она хуже. Графиня вынула гребень из волос, и рыжие волосы упали ей на плечи.
- Вас, - сказала графине Грише, - я приглашаю завтра к себе. Скажете Жану - помните камердинера? - и Жан проводит вас сюда. Здесь уютнее, чем в гостиной.
- Как, - смеясь, воскликнула Барбара, - вы приглашаете моего мужа и даже не интересуетесь, как я к этому отнесусь!
- Разве он вам муж? - хладнокровно спросила Клавдия и отвернулась от Барбары.
IV
Вечером того же дня Гузкин беседовал с Оскаром; ему необходим был совет человека, знающего общество.
- Клавдия? - переспросил Оскар, не расстававшийся со справочником Дебре и знающий европейские фамилии наперечет. - Прекрасно представляю тулузский дом. Род восходит к десятому веку, перекрещивается с Барселонской ветвью. Следует поддержать знакомство, Гриша.
- А Барбара? - выдохнул в телефонную трубку Гузкин, - а господин барон де Портебаль?
- Не понимаю, чем ваша дружба может помешать Барбаре фон Майзель и тем более Алану де Портебалю, - трубка принесла сухой смешок Оскара, насколько я знаю, Алан давно не вмешивается в жизнь жены. Не думайте про это, Гриша, зачем вам? Вы художник, а не дипломат.
- Это верно, - приободрился Гузкин, - однако этично ли получается? Вежливо ли?
- Спросите себя, Гриша, достойно ли вашего дара - тратить душевные силы на такие вопросы и хлопоты?
- Возможно, я излишне щепетилен; с детства приучен к прямоте. Однако есть и деловая сторона вопроса. Видите ли, дело в том, что и Майзели, и Портебали - мои клиенты, - слово «клиенты» Гриша произнес значительно; он давно научился тому, что понятие «клиент» применяется широко и вовсе не звучит оскорбительно. Учась в советской школе, он думал, что клиенты бывают лишь в борделе, а, как оказалось, они есть буквально везде, какую область жизни ни возьми - везде свои клиенты: и в банке, и в страховом обществе, и (разумеется) в искусстве - бароны покупают мои картины. Я связан с ними определенными обязательствами, - прибавил Гриша с достоинством.
- И что из того? Научитесь уважать свой дар, и клиенты почувствуют это.
- Однако - не откажется ли барон фон Майзель покупать мои картины? Я имею в виду, - смущаясь, говорил Гриша, - если мои отношения с Барбарой испортятся? Не повлияет ли это на деловые отношения с бароном? Я хочу сказать, что интересы искусства ставлю выше всего - и на барона я рассчитываю как на покупателя. И на господина де Портебаля я тоже рассчитываю.
- Не понимаю, зачем портить отношения с Барбарой, - Оскар пожал плечами, но Гриша этого видеть не мог. - Полагаю, Барбара с пониманием отнесется к вашим фантазиям. Вы - авангардист мысли, Гриша. Вы - пионер, в хорошем смысле этого слова. Разумеется, барон Майзель и барон Портебаль будут рады поддержать вас. Однако, согласитесь, что всегда лучше стоять на четырех ногах, чем на двух, - снова трубка зашлась сухим смехом, - то, что не купит Алан, приобретет Клавдия.
- Это очень знатная фамилия, да?
- Какая вам разница? Ваш собственный род восходит к Аврааму и наверняка древнее любого европейского.
- Справедливо, - сказал Гриша. Эта мысль доселе не посещала его, но сразу же показалась убедительной.
- Еврейство, - хладнокровно развивал мысль Оскар, - это своего рода дворянство.
- Действительно, - Гриша разволновался.
- Вы вполне могли бы иметь герб.
- Думаете?
- Уверен. Вы ведь не какой-нибудь Алешка Иванов, не так ли? Вы - Гриша Гузкин! Почему у Ротшильдов есть герб, а у вас - нет?
- А Ротшильды - дворяне или нет? - Гриша решил разобраться до конца.
- Такие же, как вы, Гриша. То есть наиболее древние дворяне. Их баронский герб и в малой степени не передает древность их рода. И никакой Монфор им не мог навредить. Вот какие коллекционеры вам нужны.
- Но фон Майзели - тоже древняя семья? - уточнил Гриша осторожно.
- Почтенная фамилия.
- А род Клавдии знатнее, чем Майзели?
- Между графами и баронами такая же разница, как между французами и русскими, - ответил Оскар, смеясь. - Всегда лучше быть графом, чем бароном. Однако важно, какой давности баронство, каково происхождение графского фьофа. Клавдия Тулузская не уступит в знатности ни одному королевскому дому, но денег это, к сожалению, не гарантирует.
- Значит, Майзели богаче?
- Сложно сказать. Сегодня сундуков с алмазами не существует (Гриша хотел было сказать, что это не так, что он сам видел такие сундуки, но удержался). Богатство - это возможности, связи. Например, Клавдия может представить вас своей подруге.
- Подруге?
- Саре Малатеста.
- Итальянка? Княгиня? - полюбопытствовал Гриша.
- Не княгиня, нет. Но из клана Ротшильдов. Малатеста по бывшему мужу. Полагаю, знакомство вам пригодится. Не ленитесь, Гриша - вам предстоит еще многого добиться в этом мире.
- Я не ленюсь.
- Мало нарисовать картину, надо пристроить ее. Монтень говорил, что зритель - соавтор художника.
V
Говорил подобное Монтень или нет (нечто похожее, кажется, у него все-таки сказано), но последняя фраза оказалась решающей. Гузкин давно понял, что светские отношения - та же работа для актуального художника, что и собственно рисование. Часы, проведенные подле мольберта, могут значить многое, однако еще более значимы часы, проведенные с тарталеткой в одной руке и бокалом шампанского в другой. В этом утверждении нет ни издевки, ни цинизма. Думаешь, говорил Грише его внутренний голос, Пикассо встречался только с теми, с кем хотел? Как же, и не надейся! Куда надо было, туда и шел как миленький. Создать искусство - полдела, вот преподнести искусство обществу - это да! И Монтень, кстати, был того же мнения. К тому же (Гриша успел заметить это) случай, выпадающий в жизни, случайным не бывает никогда: то, что кажется тебе случайным, на самом деле закономерно - надо лишь внимательно следить за жизнью, понять ее законы и не упустить момент, когда она дает тебе шанс. Этот урок преподал ему Ефим Шухман, описывая свои парижские труды и дни. Порой нет сил идти на прием, - так говорил Шухман, - но идти надо. А как же иначе - если ты цивилизованный человек? Коммуникации в современном обществе решают все. Как можно показать неуважение к людям, если они тебя зовут? И потом, если я один раз позволю себе проигнорировать прием, в другой раз могут и не пригласить. И вполне вероятно, что именно в этот следующий раз произойдет такое, что изменит мою судьбу. Помимо прочего, члены цивилизованного общества не одобряют тех, кто упускает свой шанс. Они скажут так: мы дали ему хороший шанс - позвали постоять у нас в гостиной с тарталеткой и шампанским, дали ему возможность встретиться с интересными и нужными людьми, а он не хочет? Ну, знаете, скажут они, такой человек не заслуживает благ демократии и свободы. Скажем, Эжен Махно, вот пример. Одаренный человек, но, между нами говоря, лентяй. Не пришел на обед к Портебалям (а туда не просто получить приглашение, ой как не просто), потом не был на коктейле у Ле Жикизду, не посетил дефиле у Диора. Его уже никуда не зовут! Я говорил ему Эжен, ты сошел с ума! Одним словом, и Оскар, и Шухман, и Монтень, и собственный его внутренний голос убеждали Гришу принять приглашение. Ты же не развлекаться идешь, говорили они хором, но трудиться. Да, именно трудиться, пробивать дорогу своему творчеству. Да, и это тоже входит в обязанности художника и интеллигентного человека. Гриша и сам давно уже понял, что пребывание в цивилизации ежедневный труд. Хорошо им, в московских закоулках: хочешь - валяйся на диване в халате, хочешь - спи после обеда. Есть настроение - пошел в гости, а нет настроения - смотри по телевизору футбол. Но цивилизованный мир такого не потерпит: здесь всегда надо быть в форме, надо соответствовать правилам и расписанию цивилизации. И если тебя зовут в гости, на любовное свидание или в театр - ты должен сжать зубы, но идти. Эти правила только кажутся жесткими. Приучись им следовать, и ты их полюбишь.
Гриша уже приучил себя к таким вещам, о которых прежде и понятия не имел. Он с удовольствием фотографировался с друзьями за едой (хотя поначалу этот обычай казался ему странным: почему полагается запечатлеть миг, когда стол уставлен тарелками), он привык обедать в девять часов вечера (в то время, когда в Москве пьют чай и собираются ложиться спать), он полюбил пить кофе на бульваре, сидя не лицом к собеседнику, но уткнувшись в оконное стекло и глазея на улицу (зачем они пялятся в окна, точно коты, думал Гриша в первые парижские дни, но потом нашел прелесть в таком сидении в кафе, точно в витрине магазина). Он полюбил европейский обычай, и лишь одно раздражало его - общеевропейское выражение «нет проблем!». Говорили так в каждой стране, которую посещал Гузкин, и это выражение было первым, которое усваивали гости из России. Закажете отбивную? - спрашивал официант. - Нет проблем! - Хотите жить в Париже? - спрашивал риелтор. - Нет проблем! Желаете приобрести акции? - спрашивал банкир. - Нет проблем! И славянские гости слушали эти слова, как музыку, и повторяли их друг другу, точно пароль цивилизации. Так, еще в бытность Гузкина в Германии, его навестил давний друг и духовный наставник Борис Кузин вместе с женой и дочкой. Дочка Бориса, плененная прелестями немецкого быта и безотказностью официантов, возбужденно кричала отцу: папа, у них здесь все kein Problem! Да, - умилялся Кузин, - для ребенка щедрость цивилизации - это большое потрясение. Ничего себе, кайн проблем, мрачно думал Гузкин, смотря на прожорливого ребенка и пересчитывая в кармане тонкую пачку денег - гонорар за очередной опус с пионерами. А Борис Кузин тем временем прихлебывал пиво, крепкой рукой резал отбивную котлету и говорил Грише Гузкину: В сущности, это европейское no problem - есть квинтэссенция цивилизации. В этой краткой формуле воплощается победа порядка над хаосом. Вспомним наш быт. Свежая отбивная котлета - проблема! Пива попить - проблема! Демократия - проблема! Одни проблемы! Да, у цивилизации действительно нет проблем - есть проблемы только у варварства! «Нет проблем!» - вот пароль современного культурного мира! - и, покончив с отбивной, Кузин бросал придирчивый взгляд в глубь стола: что там еще осталось несъеденным в нашем беспроблемном застолье? Что это там такое, на голубенькой тарелочке? Колбаска, кажется? Давайте сюда колбаску. Прежде Гузкин слушал кузинские обобщения, затаив дыхание, и рад был всякому новому слову. Однако, пожив в Европе, Гриша успел узнать, что проблемы у цивилизации есть. Цивилизация (та, о которой Кузин писал и в которой Гузкин существовал) требовала кропотливого труда, безжалостной дисциплины. Ничего себе: kein Problem! Еще какие Problem! А ну как вложился ты не в те акции, да повысили тебе квартплату, да заплатил сорок процентов налогов или, допустим, пригласил друга в ресторан, а у него дочка жрет в три горла - нет проблем, скажете?
