Джон О'Хара - Жажда жить
— Ладно, скоро увидим, что оно значит, если, конечно, Рене правду говорит, — не стала спорить Грейс.
— Ну, тут она, боюсь, ничего не выдумывает, — вздохнула Бетти.
— Да, и уж не поэтому ли у меня такое чувство, что еще что-то должно произойти. Уж не завтра ли за обедом?
— Вот-вот, жаль, что ты все это затеяла, но теперь-то ничего не поделаешь.
— Точно, — подтвердил Эдгар.
Разговор был прерван появлением Уоллов и Анны. Уоллы сказали, что торопятся назад, и действительно тут же уехали, а Мартиндейлы тактично раскланялись, чтобы оставить Грейс наедине с дочерью.
— Мне надо рассказать тебе одну неприятную историю, — начала Грейс, едва они остались вдвоем.
— А нельзя ли не сейчас, мама? До утра никак не подождет? А то у меня такой хороший день сегодня был.
— К сожалению, не подождет, — покачала головой Грейс. — Тут такое дело, что у нас вся жизнь может измениться.
— Что, мы бедными стали?
— Нет, и слава Богу, что нет.
— Ладно, рассказывай, — вздохнула девочка.
— Тебе уже четырнадцать, пятнадцатый пошел, так что, полагаю, ты слышала или хотя бы читала о ревнивых женах. Ну, о тех, что ревнуют, считая, что их мужья влюблены в других женщин.
— Ну да, конечно, — кивнула Анна.
— Ну так вот, нынче одна такая ревнивица стреляла в меня.
— О Господи, мама, ты не шутишь?
— Какие уж тут шутки, — засмеялась Грейс. — Другое дело, что я не думала, что ты так это воспримешь.
— Так… так ведь она же не попала. С тобой все в порядке, правда?
— В порядке, в порядке, — снова не удержалась от смеха Грейс. — Честно говоря, не знаю, что заставляет меня смеяться. Дело-то очень серьезное, дорогая. Сегодня днем одна женщина приехала к нам на ферму, направила на меня пистолет и трижды выстрелила. Да, по-моему, трижды.
— И кто эта женщина?
— Миссис Холлистер, жена мистера Холлистера из «Часового».
— Он влюблен в тебя?
— Она так думает.
— Но ведь ты-то в него не влюблена?
— Нет, конечно, нет. Он здесь раньше никогда не был.
— Ах, так и он появился? И она его задела?
— Нет, нет, никого не задело. Ее остановили. А теперь выслушай меня внимательно, я хочу, чтобы ты знала всю правду, так чтобы, когда девочки начнут тебя расспрашивать… но сначала послушай. До твоего дяди дошли какие-то разговоры, нехорошие сплетни про мистера Холлистера и меня, он им, конечно, не поверил, потому что знает, что ничего подобного и быть не может, и пригласил мистера и миссис Холлистер к нам на ферму пострелять в тире. Мистер Холлистер приехал с мистером и миссис Мартиндейл, а миссис Холлистер должна была приехать с дядей Броком, но отказалась, а потом неожиданно появилась около четырех дня на своей машине. Я стояла с мистером Холлистером и дядей Броком у беседки и вдруг увидела ее совсем рядом, с пистолетом в руках. Она подняла его и начала стрелять.
— Она хотела убить тебя?
— Честно говоря, я так не думаю. Мне кажется, она просто хотела испортить всем праздник. И это ей, безусловно, удалось. Но что правда, то правда — попасть в кого-нибудь она могла. В общем, мистер Холлистер отнял у нее пистолет и увез домой, а потом мистер Мартиндейл или дядя Брок, кто-то из них, попросили разъехаться и других гостей — ну, ты понимаешь, в таких обстоятельствах…
— А она далеко от вас стояла?
— Примерно как отсюда до входной двери. Чуть меньше.
— О Господи. — Девочка сидела на диване, рядом с Грейс, но теперь придвинулась еще ближе и взяла мать за руку. — Ее арестовали?
— Нет, и никто никого арестовывать не будет. — Грейс положила ей ладонь на голову и взъерошила волосы. — Просто эта женщина обезумела от всех этих сплетен. Ничего не будет. Мистер Холлистер останется в газете, а мы сделаем вид, что ничего не произошло. После Рождества нам, возможно, придется уехать, но только на время — словно, повторяю, ничего не случилось.
— Как тогда, когда не стало папы и Билли.
— Ну да, — кивнула Грейс. — И ты была тогда молодцом.
— А Альфреду ты напишешь?
— Да, сегодня же.
— Это хорошо, а то как бы он от кого-нибудь… ведь снова сплетни пойдут, да?
— Боюсь, что так. Когда сплетни заходят так далеко, что из-за них едва человека не убивают, надо найти какой-то способ положить им конец. Потому мы и уезжаем.
— И куда же?
— А ты бы куда хотела?
— Хорошо бы в пансионат.
— Почему бы нет? Мне тоже хотелось бы послать тебя в пансионат. Сама я там, ты знаешь, никогда не училась, но, думаю, девочки многое теряют, если не попадают туда.
— А ферму ты продашь?
— Нет, с чего ты взяла?
— Ну как, ведь если мы уезжаем, то и не вернемся. Разве нет?
— Говорю же тебе, на время, — повторила Грейс.
— И все же, может, и не вернемся. — Девочка потупилась.
— Почему ты так говоришь, родная?
— Потому что мне так кажется, мама. Но мне все равно.
— Правда? А что, если все же остаться? Скажем, на год?
— Давай поживем здесь до Рождества, а потом поедем.
— Хорошо, дорогая. Так и поступим. И вот еще что. Я не хотела говорить раньше, но ферма принадлежит тебе. Тебе и Альфреду. Вернее, перейдет, когда тебе исполнится двадцать один. Так написано в папином завещании.
— Какой он добрый, — сказала девочка.
— Конечно, добрый, и он очень хотел, чтобы ферма досталась вам с Альфредом, особенно если и вы этого хотите. Ну что ж, а теперь тебе, наверное, пора поцеловать меня на ночь.
Девочка чмокнула мать в щеку и вышла из комнаты, но через минуту-другую вернулась.
— Что-нибудь забыла, дорогая? — подняла голову Грейс.
— Не оставайся здесь одна, мама, чего в окно глядеть?
— Так разве я гляжу? Все равно ведь ничего не видно, темно.
— Пошли наверх, а?
— Чуть попозже, родная. Ну, иди сюда, поцелуй меня еще раз и ложись спать.
В доме стало уже совсем тихо, замерли вдали мягкие шаги и звуки, доносившиеся из ванной и туалета, когда Грейс села за стол Сидни, положила на промокательную бумагу большой лист почтовой бумаги с вензелем фирмы и потянулась за автоматическим пером с серебряным колпачком, которое кто-то подарил Сидни. Она изучающе посмотрела на его изящную оправу, и в голову ей пришли две мысли: она понятия не имела, кто именно подарил мужу эту ручку, это одно; и второе — за все то время, что ручка была на столе и ею постоянно пользовались, сама она ни разу не наполняла ее чернилами. Пустой она никогда не была, но она, Грейс, ее не наполняла. Грейс импульсивно набросала несколько слов и, уж начав писать, не отрывала пера от бумаги.
Альфред, родной мой.
Раньше мне казалось, что письмо это написать будет неимоверно тяжело, как никогда, но теперь я вижу, что ошибалась, совсем не тяжело, и мне остается лишь надеяться, что и читать его и осмыслить будет несложно. Для начала, чтобы ты был готов, скажу, что мне придется говорить о некоторых неприятных вещах, однако же, вынужденная еще раньше рассказать о них Анне и гордая тем, как она это восприняла, не сомневаюсь, что и ты, старший, более взрослый, позволишь мне гордиться тобой. Я уверена в этом, потому что иначе откуда бы это внезапно охватившее меня чувство, что я должна все тебе рассказать и ты поймешь?
Примерно год назад я познакомилась с мистером Холлистером — автором юмористической колонки в «Часовом», уверю тебя, это случайное знакомство не переросло и не могло перерасти в нечто более серьезное, ибо он женат, у него, если не ошибаюсь, двое детей, и он несколькими годами моложе меня. Тем не менее каким-то неведомым для меня образом распространились гнусные сплетни, дошедшие до его жены, миссис Холлистер. Хочу еще раз подчеркнуть, что ничего между мистером Холлистером и мной не было, тебе достаточно вспомнить прошлое лето, чтобы понять, что, мягко говоря, чрезвычайно маловероятно, чтобы я виделась с ним, ведь все лето я провела на ферме. Тем не менее эти гнусные сплетни, повторяю, дошли до миссис Холлистер, да еще с такими подробностями, что бедная женщина только что умом не тронулась. Дошли они и до твоего дяди Брока, который, руководясь самыми лучшими намерениями, решил положить конец этим дурацким разговорам, для чего пригласил мистера и миссис Холлистер к нам на ферму в День благодарения пострелять в мишень. Это было сегодня. Или, пожалуй, уже вчера, поскольку время уже за полночь. Мистер Холлистер приехал с Мартиндейлами на их машине, а миссис Холлистер ехать с дядей Броком отказалась. Каково же было наше изумление, когда несколько позже она все-таки появилась, одна и вооруженная пистолетом. Она приблизилась к тому месту, где стояли мистер Холлистер, дядя Брок и я, вытащила пистолет и несколько раз выстрелила, но ни в кого, спешу успокоить тебя, не попала. Мистер Холлистер бросился к ней, разоружил и увез с фермы. Естественно, праздник был испорчен, и все наши гости, а их было более сорока, разъехались по домам. Первое, о чем спросила Анна, было, арестовали ли эту женщину, но вряд ли мне нужно объяснять тебе, что о таких крайних мерах мы даже не задумывались. Тем не менее я долго и серьезно размышляла над тем, что произошло, и говорила об этом с твоей сестрой и пришла к выводу, что в сложившейся ситуации лучше всего запереть дом и уехать из Форт-Пенна по меньшей мере на год. Чтобы быть до конца откровенной, скажу также, что обдумываю возможность окончательного переезда в какое-нибудь другое место. Пока же пусть будет год, и если вам с Анной придется по душе другой город (или сельская местность, но только не эта), то оно и к лучшему.
