Виктория Токарева - День без вранья (сборник)
Старик. Быстрее. Быстрее! Быстрее, говорю вам!…
Молодой человек начинает семенить ногами, смешно и нелепо.
Старик (кричит). Вяло! Я танцевал не так! Надо выкладываться в танце, надо забыть обо всем!… Танцуйте! Ну?!
В этот момент Дима не выдерживает – он решительно возвращается к Тралу, который слу – шает сцену в кабинете с явным удовольствием.
Дима (в ярости). Злобный, омерзительный старикашка – наслаждается унижением людей!
Трал. Да, веселый дедок. И денег у него куча. Можно потерпеть!
Тем временем из кабинета выходит молодой человек, несколько растрепанный после танца. Подавленно оглянувшись, он покидает гостиную.
Старик (за кадром, по-английски). Саймон, там кто-то есть? Пригласи, пожалуйста!
Трал. Иди, я тебя здесь подожду.
Дима. Не понимаю, что мне там делать? У меня нет желания танцевать.
Трал. Если деньги нужны – станцуешь! Давай.
Холеный молодой человек молча распахивает перед Димой дверь кабинета. Дима неохотно идет к старику, сидящему в кресле. В дверях оглядывается на Трала. Тот ободряюще подмигивает. Оказавшись в кабинете, Дима пытается разглядеть лицо хозяина комнаты – оно скрыто полумраком.
Дима. Предупреждаю – я сегодня не танцую.
Старик (спокойно). Вначале представьтесь, молодой человек. Вас не научили в детстве этому правилу?
Дима (неловко). Может быть, у меня свои правила…
Старик. Вот оно! С этого все и началось – стали плевать на правила, потом на людей, потом на страну. Я так себе все и представлял… (Задумывается.) Молодой человек, я не был здесь семьдесят лет, и я не знаю ВАШИХ новых правил. Поэтому позвольте мне придерживаться своих – представьтесь, будьте добры.
Дима (неохотно). Дмитрий Евгеньевич.
Старик. Александр Сергеевич Гагарин. Очень приятно познакомиться. Дмитрий Евгеньевич, дорогой, возможно, в вашем представлении матросский танец – занятие, неприемлемое для взрослого мужчины. Но я смотрю на это совершенно иначе – всю свою жизнь, пока ноги слушались меня, я старался танцевать при первом удобном случае. Я просто любил это занятие. Я и сейчас его люблю, но мое тело больше не приспособлено для него.
Дима. Вы прекрасно знаете: если бы не деньги, никто не стоял бы тут перед вами по стойке «смирно» и не изображал бы клоуна.
Старик (весело). А вам не нужны деньги? Вы тот самый уникальный и единственный человек, который не нуждается в деньгах?
Дима. Нет, почему же? Конечно, мне нужны деньги. Но только не для того, чтобы…
Старик. Стоп. Садитесь, пожалуйста, в ногах правды нет. Разговор такой интересный… Располагайтесь как дома.
Дима садится в кресло напротив старика, с независимым видом закидывает ногу на ногу.
Старик. Вы курите? Курите, пожалуйста, я очень люблю папиросный дым с тех пор, как мне пришлось бросить.
Дима закуривает. Старик с наслаждением вдыхает дым, на мгновение замирает, закрыв глаза.
Старик. Хорошо… Могу я попросить вас о маленьком одолжении? Вон в том ящике возьмите коробку сигарет и попробуйте покурить их. Уверен, вам понравится. Я всегда вожу их с собой. Пожалуй, это лучшие сигареты, которые я знаю.
Дима достает красивую коробочку, садится в кресло и закуривает сигарету.
Старик (жадно ожидая реакции). Как? Хороши?
Дима. Да-а…
Старик (еще раз с наслаждением вдохнув дым). Итак, мы говорили о деньгах. Зачем они вам?
Дима. Ну… Во всяком случае, не для того, чтобы купаться в роскоши, есть, пить и помыкать другими.
Старик. Но ведь вы никогда и не купались в роскоши, насколько я понимаю? Как же вы можете судить?
Дима. Просто у меня другие понятия о радости, которую можно получать от жизни.
Старик (с удовольствием). Расскажите мне о вашем понимании радости.
Дима (с иронией). Извольте. Мне кажется, что деньги нужны для того, чтобы что-то создавать. К сожалению, те, у кого эти деньги есть, не имеют ни малейшей потребности в созидании. А настоящие творцы никогда не имеют денег.
Старик (качает головой). Печально. Но это касается, так сказать, высшего предназначения. А жизнь? Сама жизнь – разве она не есть уже чье-то гениальное создание? Разве в нее не вложен труд творца? Разве она не стоит того, чтобы наслаждаться каждой секундой существования? (Горячо.) Вам не понять этого, потому что у вас в запасе много жизни, но я… я физически ощущаю, как проходят мгновения. Как жизнь иссякает. И все, что хочется, – продлить ее как можно дольше. Но я – немощный, больной старик. Я не могу позволить себе всего того, что люблю, – то самое, что вы так не цените, – еду, вино, женщин, да что там говорить: я не могу даже ходить своими ногами и прикован к этому проклятому креслу. (Замолкает, опустив голову.) Сколько вы хотите за то, чтобы сопровождать меня в поездке?
Дима (с сочувствием). Мне очень жаль, но я не могу сопровождать вас.
Старик. Почему?
Дима. У меня есть дела.
Старик. Дела можно отложить. Сколько?
Дима. Извините, мне нужно идти. Я не тот человек, который вам нужен.
Дима встает с кресла и делает шаг к двери. Трал из приемной делает ему выразительные жесты: вертит пальцем у виска, грозит кулаком.
Старик (про себя). Достиг я высшей власти; шестой уж год я царствую спокойно. Но счастья нет моей душе.
Дима останавливается в дверях.
Дима (продолжает). Не так ли мы смолоду влюбляемся и алчем утех любви, но только утолим сердечный глад мгновенным обладаньем…
Дима и Старик (вместе заканчивают). Уж, охладев, скучаем и томимся?…
Пауза.
Старик (грустно). Иногда мне кажется, что это про меня…
Дима. Это вы-то «охладев, скучаем и томимся»?… С вашей жаждой жизни?
Старик (устало, вдруг поникнув). Жизни?… О чем вы? Мне осталось-то…
Старик берет со стола ручку и что-то пишет на листке бумаги. Дима видит худую кисть, покрытую пигментными пятнами, которая, кажется, с трудом движется.
Старик. Взгляните. Эта сумма вас устроит?
