Александра Маринина - Ад
— Ну, как ты, Любаша? — обратился к жене Родислав. — Не передумала выйти?
Люба собрала в кулак всю волю, чтобы выглядеть бодрой и полной сил, насколько это вообще было возможно в ее положении. Ей снова показалось, что она и двух шагов не сможет сделать. Но она их все равно сделает, эти шаги, и не два, а гораздо больше, потому что она это запланировала. Она не станет портить Родику такой чудесный вечер.
Тамара помогла сестре надеть спортивный костюм и удобную обувь, и они все втроем вышли из дома. Родислав заботливо держал жену под руку и шел медленно, чтобы она поспевала за ним.
— Давай подойдем к воротам, — попросила Люба. — Там люди гуляют, я хочу на них посмотреть.
По дороге мимо их дома шли обезумевшие от счастья болельщики. В поселке был свой спортбар, где молодежь смотрела футбольные матчи, а многие обитатели собирались в этот вечер у кого-нибудь дома, и теперь все они вышли на улицы, чтобы вместе отпраздновать победу. В ход пошли петарды и фейерверки, кто-то палил из ружей в воздух, кто-то гудел клаксоном, и все размахивали российскими флагами и дружно пели старые советские песни. В воздухе висела такая аура восторга, радости и надежды, что невозможно было ею не заразиться. Это был праздник, и так хорошо было стоять посреди праздника и вспыхивающих то тут, то там огней, держать за руку любимого мужа и знать, что он счастлив. Пусть только в эту короткую минуту, пусть всего лишь благодаря футболу, но он счастлив.
Тамара вышла за ворота, чтобы поговорить с проходящей мимо в компании мужа и двоих сыновей соседской дамой по поводу платья, которое Тамара для нее придумывала. Неожиданно Родислав наклонился к Любе и негромко сказал:
— Любаша, я тебя очень люблю. Я хочу, чтобы ты это знала. Я очень тебя люблю. Очень.
Она покачнулась и прижалась к нему. Родислав подхватил ее и крепко взял под руку.
— Пойдем домой, ты устала. Тебе нельзя тратить столько сил.
Медленными неверными шагами, поддерживаемая мужем и сестрой, Люба вернулась в дом.
После душа, который она принимала, сидя в ванне, при помощи Тамары, Люба стала укладываться. Сняла парик, который носила с тех пор, как потеряла все волосы из-за химиотерапии, и Тамара повязала ее голову красивой косынкой: Люба стеснялась Родислава и не хотела, чтобы он видел ее облысевший череп. Парик был очень хорошим и полностью имитировал обычную Любину прическу.
— Ну что, Любаня, спокойной ночи?
Тамара аккуратно подоткнула одеяло со всех сторон. Стояло теплое лето, но Любу все время знобило.
— Тома…
— Да?
— Томочка, спасибо тебе за все.
— Перестань, Любаня, — отмахнулась Тамара. — Спи. Отдыхай. Завтра приедут Денис и Юля, тебе придется сидеть за столом, силы понадобятся. Будь умницей.
«Буду, — отстраненно думала Люба, поворачиваясь на бок. — Сейчас придет Родик, ляжет рядом со мной спать, и я буду умницей. Хотя какая теперь разница? Все равно я умру, и уже не будет иметь ни малейшего значения, была я умницей или нет… Значение имеет только одно: Родик сказал, что любит меня. Сказал в первый раз за все… сколько?… Пятьдесят лет знакомства. Даже пятьдесят один. Он никогда не говорил мне этих слов, даже когда мы впервые были близки, даже когда решили пожениться, даже в день свадьбы. Даже когда я рожала ему детей, он мне этого не говорил. Как-то так сложилось, что не говорил. А мне так хотелось, чтобы он сказал. И вот он сказал. И я теперь не знаю, что с этим делать. Еще час назад я думала только о том, что, когда меня не станет, некому будет заботиться о нем, и все мои мысли крутились вокруг того, как сделать его жизнь более удобной, более комфортной без меня. Я знала, что жизнь без меня для Родика неудобна и сложна, и старалась по мере возможности ее облегчить. Я была уверена, что он давно уже меня не любит и не станет страдать, когда я уйду. Он испытает облегчение. А теперь что мне думать? Если он действительно меня любит, как же больно ему будет, когда я умру! И тут я уже ничего не смогу сделать. Я никак не могу ему помочь. Я ничем не могу облегчить его страдания. Мне теперь нельзя умирать, мне нужно жить как можно дольше, чтобы Родик не страдал и не мучился. Мне нельзя умирать… Завтра приедут Денис с Юлей, а три дня назад у нас был Андрюша… При чем тут Андрюша?.. Мысли путаются… Я не могу сосредоточиться… Коля, мама, папа, Бабаня… Мне не хватает воздуха, я не могу сделать вдох… Родинька… Я куда-то падаю, падаю, падаю…»
Когда через какое-то время Родислав вошел в спальню, снял халат, лег и привычно обнял жену, он даже не сразу понял, что Люба умерла.
* * *— Ты все-таки сделал это, негодяй, — с упреком произнес Змей, подползая к Камню. — Как ты посмел?
Ворон, убитый горем, не смог остаться с Камнем, ему нужно было отвлечься и развеяться, и он улетел к своей подружке белочке. Теперь Камень мог безбоязненно разговаривать со Змеем.
— Я тебя спрашиваю, мерзавец, как ты посмел? — с угрозой в голосе повторил Змей. — Кто дал тебе право?
— Я хотел как лучше, — виновато пробормотал Камень. — А как ты узнал?
Люба Романова должна была умереть вечером во время футбольного матча, как раз тогда, когда российские игроки забили первый гол. Именно так рассказал Ворон. В его повествовании Родислав, сидя возле умершей жены, держал ее за руку и сокрушался, что так и не сказал ей ни разу о своей любви. Ни разу за все годы, что они знали друг друга. Он плакал и говорил о том, что только теперь понял, как сильно любит ее, и как ему жаль, что она его не слышит.
И Камень не выдержал. Он забыл свои принципы, вернее, он не забывал о них, но решил в данном случае пренебречь жесткими правилами и подправить реальность. Ну совсем чуть-чуть. Никому от этого никакого вреда не будет. Он быстро прикинул все варианты и решил, что реальность не сильно пострадает, если Люба проживет на три часа дольше. Всего каких-то три часа, за которые Родислав, может быть, успеет сказать ей те самые главные слова, которых она от него за пятьдесят лет так и не дождалась. И тогда Люба умрет счастливой.
— Как узнал? — сердито переспросил Змей. — Да элементарно. Я в том дне много раз был, пока мы сериал смотрели, я давно все знал. А тут наткнулся случайно — смотрю: что-то не так, как раньше. И сразу все понял. Зачем ты это сделал? Как ты мог?
— Ну а что я такого особенного сделал? — огрызнулся Камень. — Три часа ничего не решали. Зато Люба теперь знает, что Родислав ее все-таки любит, она умерла счастливой, а это дорогого стоит.
— Да ни черта это не стоит! — взорвался Змей. — Ты что, не понимаешь, что только хуже сделал?
— Почему хуже? — растерялся Камень. — Кому хуже?
